Карамель
Шрифт:
— Не забывай, что твой отец оттуда!
— А я не обмолвился ни разу о том, что он умен, иначе бы не связался с несовершеннолетней и не вывалил в этот грязный мир меня.
Я чертыхаюсь, опять дотронувшись нутром и мыслями до янтарных глаз, вязну, и не могу отвести взгляда, хотя ощущаю волны недовольства, бьющиеся в моем внутреннем океане. Б-Нель вдруг роняет инструменты, но никто не кидается ей помогать. Она присаживается на колени и собирает их, Серафим все еще оценочно смотрит на меня — его злость оправдана: вместо слов благодарности я извергаю мешки
— Ради кого она это делала? — не без отвращения спрашиваю я — в новостях не указывались имена; сказали лишь одно: сошла с ума от любви. — Для кого? Ему это надо было? Он это оценил?
— Оценил, — кивает юноша.
— Тебе откуда знать?
— Б-Нель мне все рассказывает, у нас нет тайн друг от друга. Это нас сближает, а вас — наверху — отстраняет.
— Вас… — передразниваю я. — Опять закинул меня обратно на судно поверхности? Может, сдохнуть на борту было не такой уж и глупой идеей?
— Карамель, прекрати…
— В следующий раз она перестрелку в честь тебя устроит? — посмеиваюсь я. — Странно, что ее именем не назвали какие-нибудь выходные. «Б-Нель — потрошитель» или «Кровавая Б-Нель».
— Ты никогда не любила? — вдруг спрашивает сама девушка, я оборачиваюсь на нее, хочу ответить, но она не дает: — Я имею в виду не только любовь к противоположному полу. К друзьям, к семье. Никогда?
Недолго думаю.
— Никогда.
Она замечает мою ложь и, склонив голову, продолжает заниматься своими делами.
— Карамель, мы… — начинает Серафим.
— Не надо, — кидаю я.
— Ты должна уважать каждого, кто находится в резиденции, ведь мы одна семья…
Юноша не договаривает: мы вдруг слышим мужской бас с другого крыла резиденции, я вижу мелькнувший силуэт. Серафим недолго противится, но говорит, что вынужден оставить нас, после чего уходит помогать кому-то.
Девушка скидывает инструменты, вновь припадает на землю и собирает оставшееся.
— Не скажу, что это очень волнует меня, — мягко подступаю я. — Просто интересно…
— Зачем я убила тех людей? — резко спрашивает Б-Нель и встает.
Пепельные волосы небрежно ударяют по острым плечам — я вижу грязь на левом виске.
— Ты выглядишь уставшей, — резко меняю тему разговора.
— Бессонница, — отвечает девушка и указывает мне на шезлонги. — Можем поговорить там.
Я соглашаюсь, и мы идем. Начало знакомство было положено не с того кирпича, но, если я в действительности хотела остаться тут, следовало бы устранить неполадки.
Б-Нель ложится на шезлонг, зонтик отбрасывает тень на ее лицо: худые руки блестят от солнца; на девушке простая красная майка и обтягивающие черные джинсы, какие-то спортивные тапочки; замечаю черный камень в продолговатом футляре на цепочке, обмотанной вокруг ее шеи.
— Что это? — спрашиваю я.
Точно также выглядело фамильное кольцо семьи Голдман.
— Уголь, — с улыбкой отвечает Б-Нель, — какая дешевка, да? Когда я работала на добыче угля, смастерила себе кулон.
— Дешевка? — повторяю я.
— Ага. — Б-Нель касается камня. — А что — у вас в Новом Мире цены до того подняли, что уголь продают наравне с золотом?
Даже дороже! Она посмеивается, видит мое недовольное лицо и тут же стирает с лица улыбку:
— Ты ведь не серьезно? У вас это драгоценность? — восторгается она — эмоции ее живые и сбивающей с ног волны бьют при каждом обращении. — Мы топим уголь для тепла. АндеРоссия как раз находится над месторождениями некоторых природных ископаемых.
— АндеРоссия? — вспыхиваю я. — Так это правда?
Интерес во мне разжигается с невероятной скоростью, я вспоминаю все небылицы и страшные истории, которыми обыкновенно мы запугивали друг друга в младших классах.
— Что? — удивляется Б-Нель. — Существует ли она? Конечно да. Многие представляют себе, что под Новым Миром испорченная почва, кратеры, чудовища и все в этом духе, — смеется девушка.
— А я считала, что Острог находится не за пределами Нового Мира, а прямо под ним, — признаюсь я.
— Только представь: все, чему учат детей Нового Мира в школах — ложь! — Губы Б-Нель сжимаются и тут же разжимаются. — Они закрывают ваши глаза на истину и предоставляют цветастый фантик от конфетки. Пустой фантик.
Я смотрю на солнце — глазам непривычно больно, но мне нравится. Трогаю саму себя, как бы боясь отойти от сна и оказаться вновь в промятой мной постели на втором этаже дома по улице Голдман.
— Когда ты мал, ты думаешь, что есть одно живое место на Земле — Новый Мир, — нарочито произносит девушка и качает в такт своим словам головой, плечи то и дело вздымаются, а я наблюдаю за тем, как тень проскальзывает с груди на ключицы и обратно. — Подрастая и набираясь знаний, ты узнаешь про Острог. По достижению зрелости перед тобой открывается АндеРоссия.
— Почему вы не объединены? — спрашиваю я.
— Острог — деревня; маленький отросток АндеРоссии, — отвечает Б-Нель. — А Новый Мир — наш купол. Новому Миру можно сказать спасибо хотя бы за то, что именно его жители возвели защитную стену.
— На этом список добрых дел Нового Мира заканчивается, — ехидно подмечаю я.
— А строительство проходило по проектам ученых АндеРоссии, — улыбается Б-Нель.
— Я просто не понимаю, — восклицаю я, — зачем во всем выставлять Острог виноватым, если существует еще один город?
— Мы — изгои, — шепотом отвечает девушка. — Всем нужен герой и виноватый. Нам выпала доля вторых.
Я соглашаюсь.
Когда Карамель Голдман пришла на учебу в школу Северного района и познакомилась со своими будущими однокашниками на много лет вперед, они все вместе отправились до Золотого Кольца по мостам, тянущимся под и над главными зданиями Нового Мира. Дети рассказывали о том, что знали про место, в котором живут и воображали себе другие города. Помнится, девочка по имени Лилит — на год старше других ребят (ее потом перевели на курс выше за отличную успеваемость) сказала, что АндеРоссия, должно быть, тоже изящна и грациозна как сам Новый Мир. Она слышала это странное слово от своих родителей.