Карамзин
Шрифт:
В России Карамзин не мог рассчитывать на более или менее близкие отношения с вельможей такого ранга, заграница сглаживала различие общественных положений. К тому же граф Семен Романович покровительствовал молодежи или, как пишет язвительный Ф. Ф. Вигель, «был известен угодливостью молодым людям». Служившие под его начальством в посольстве молодые люди бывали его постоянными собеседниками, разделявшими его идеи, тогда как среди ровесников он встречал немного людей, сочувствующих его англомании.
Воронцовы — древний русский дворянский род. Воеводы, бояре при Иване III и Грозном, в XVIII веке — царедворцы: Михаил Илларионович участвовал в возведении на престол Елизаветы, был награжден графским титулом, назначен государственным канцлером;
В событиях 1762 года — дворцовом перевороте, приведшем на русский престол Екатерину II, княгиня Екатерина Дашкова и Семен Романович Воронцов приняли участие в разных лагерях: княгиня — за императрицу, Воронцов — за Петра III.
1762 год в нравственной истории русского дворянства имел особое значение: он был означен предательством и клятвопреступлением, он рушил нравственную основу взаимоотношений подданных и государя. Отдавая должное успехам и прогрессивности правления Екатерины, общественное мнение России все же не забывало беззаконную основу его, столкнувшись впервые так откровенно с необходимостью принять или отвергнуть принцип, который в следующие века приобрел первенствующее значение для политиков и общественных преобразователей: «цель оправдывает средства».
Дворцовый переворот затронул все дворянство; если прежде, даже несмотря на петровскую Табель о рангах, родовитость сохраняла былое значение, и тем самым в целом сохранялись стабильность и предсказуемость власти разных уровней, а фавориты являлись исключением (как правило, поднимала на высшие ступени служба), то с переворотом начался бурный процесс смены действующих, начальствующих и правящих лиц: в гору пошли пройдохи, приспособленцы, не обремененные нравственными переживаниями, родственники и приятели, фавориты, любимцы.
Пушкин в «Моей родословной» пишет:
Мой дед, когда мятеж поднялся Средь петергофского двора, Как Миних, верен оставался Паденью третьего Петра. Попали в честь тогда Орловы, А дед мой в крепость, в карантин…Образ честного и благородного дворянина, вынужденного покинуть службу, появляется и в других произведениях Пушкина: это отец Дубровского, отец Петра Гринева. Это и круг отца Карамзина, также вышедшего в отставку в 1762 году, его приятелей — членов Братского общества, сподвижников Миниха.
Рассказ Воронцова об этих событиях, очень живой, был интересен сам по себе. Тогда ему было 18 лет, он был поручиком Преображенского полка. Узнав о том, что Екатерина объявила себя царицей и что Измайловский и Семеновский полки присягают ей, он вместе с несколькими офицерами призывал солдат-преображенцев умереть или остаться верными законному государю Петру Федоровичу, но премьер-майор полка князь Меншиков крикнул: «Виват императрица Екатерина Алексеевна, наша самодержица!» — и полк пошел за ним. «Передо мною раскрылась вся безмерность предательства», — рассказывал Воронцов. Солдаты смешались в толпу. Воронцов стал выбираться из нее, имея намерение ехать в Ораниенбаум, где находился император, но его схватили и под караулом отвели во дворец.
В 1797 году в гамбургском журнале «Северный зритель» была напечатана статья «Письмо из России», подписанная псевдонимом Путешественник и рассказывающая о дворцовом перевороте 1762 года, который автор считал попранием законности и преступлением. Многие обстоятельства говорят за то, что статья принадлежит Карамзину. О разрушительной роли клятвопреступления для существования государства он будет писать и в «Истории государства Российского».
Степень доверия Воронцова к Карамзину, если и неполная (англофильство предполагало общую холодность и отстраненность), но все же достаточно большая, позволяла им вести разговоры откровенные и интересные. Этому не мог помешать отход Карамзина от масонства: Воронцов также переживал период сомнений и на этой почве сблизился с Сен-Мартеном.
Семен Романович с вниманием следил за развитием французской революции и в отличие от многих понимал, что она не заключится в пределах Франции, а получит распространение во всем мире. «Франция не успокоится, — утверждает он в письме брату, — пока ее гнусные принципы не укоренятся и здесь; и, несмотря на превосходную конституцию здешней страны, зараза возьмет верх. Это, как я Вам сказал уже, война не на жизнь, а на смерть между теми, которые ничего не имеют, и теми, которые обладают собственностью. И так как эти последние немногочисленнее, то, в конце концов, они должны будут пасть. Зараза станет всеобщей. Наша отдаленность охранит нас на некоторое время; мы будем последними, но и мы станем жертвами этой всемирной чумы. Мы ее не увидим, ни Вы, ни я; но мой сын увидит ее. Поэтому я решился обучить его какому-нибудь ремеслу, слесарному или столярному, чтобы, когда его вассалы ему скажут, что они его больше не хотят знать и что хотят разделить между собой его земли, он смог бы зарабатывать на жизнь своим трудом и иметь честь стать одним из членов будущего Пензенского или Дмитровского муниципалитета. Эти ремесла будут ему более нужны, чем греческий или латинский языки и математические науки».
С вниманием и сочувствием отнесся Карамзин к сочинению В. Ф. Малиновского «Рассуждение о мире и войне». Описав бедствия, причиняемые войной, Малиновский подводит читателя к выводу, что зло, в котором виновно само человечество, им же может быть устранено: «Люди думают, что без войны не могут жить оттого, что войны всегда издавна были; но продолжительность зла не доказывает необходимость оного… Время нам оставить сие заблуждение и истребить зло, подкрепляемое наиболее всего невежеством. Европа уже приготовлена к миру».
Карамзин разделял надежды Малиновского. Будучи в гостях в английском обществе, рассказывает он, все предлагали тосты. «…Я сказал: вечный мир и цветущая торговля! Англичане мои сильно хлопнули рукою по столу и выпили до дна».
Верный страсти к физиогномическим наблюдениям и описаниям, Карамзин составил политико-психологический портрет англичанина. Холодность, угрюмость считает Карамзин главными чертами англичан. «Холодный характер англичан мне совсем не нравится. Это волкан, покрытый льдом, сказал мне, рассмеявшись, один французский эмигрант. Но я стою, гляжу, пламени не вижу, а между тем зябну. Русское мое сердце любит изливаться в искренних живых разговорах; любит игру глаз, скорые перемены лица, выразительное движение руки. Англичанин молчалив, равнодушен, говорит как читает, не обнаруживая никогда быстрых душевных стремлений, которые потрясают электрически всю нашу физическую систему».