Карантин
Шрифт:
Похоже, эпидемия не распространилась за пределы города, или по крайней мере те версии, где это произошло, не реализовались. Может быть, население земного шара и размазалось, но чистое состояние, которое было в конечном счете выбрано, ограничило район бедствия Нью-Гонконгом. Если в Лондоне или Москве, Калькутте или Пекине, Сиднее или даже Дарвине и были чудеса, от них не осталось ни следов, ни воспоминаний.
По Квай сначала путешествовала вместе со мной, но на третий день она встретила свою семью. Мне кажется, мы оба были рады, что приходится расстаться. Я точно знаю, что в одиночку гораздо легче думать, что ты такой же, как все – оглушенный, ничего не понимающий, случайно уцелевший.
«Ничего не понимающий» – понятие относительное. Вряд ли я когда-нибудь узнаю, почему размазанная человеческая раса, положив столько усилий, чтобы появиться на свет, прикоснулась наконец к бесконечному пространству за пределами Пузыря – и отшатнулась. (Наверное, не по своей воле. Наверное, ее заставили вернуться. Вмешались создатели Пузыря, и... Впрочем, если судить по посланцу Лауры, такого быть не могло.) Но если размазанное человечество не вынесло – неважно, по какой причине – того, с чем оно столкнулось за пределами Пузыря, у него не оставалось другого выхода, кроме самоубийства. Кроме схлопывания в состояние, из которого оно не смогло бы появиться вновь. Размазывание – это экспоненциальный рост, безграничное увеличение. Альтернатива этому одна – устойчивая и однозначная реальность. Середины быть не может.
Каналы связи жестко контролируются. Геосинхронные спутники НГ переведены в специальный режим, и доступ к ним теперь имеют только войска ООН, поэтому я не знаю, что, по мнению остального мира, здесь произошло. Землетрясение? Выброс отравляющих веществ? Съемочные группы новостей ГВ летают над нами, но им пока не разрешают приземляться. Все же с помощью телеобъективов они могли успеть заснять самые экзотические трупы до того, как их похоронили. А новые культы, несомненно, распространяются уже сейчас, давая всему происшедшему единственно верное толкование.
Несомненно, что распространяются и рассказы уцелевших, которые полагают, что видели, как люди вставали из мертвых.
Я начинаю, впрочем, подозревать, что, как бы ни были надежны свидетельства этих очевидцев, они не подтвердятся при тщательном расследовании. Дело не в том, что они врут или неправильно поняли то, что видели. Все было так, как они говорят – просто это так и не стало реальностью.
Я обосновался в этом лагере, на западной границе прежнего города. У меня есть регистрационная карточка, два раза в день я стою в очереди за едой, я точно исполняю все, что мне приказывают. Большая часть тех, кто занят на общественных работах, – только что набранные добровольцы. Они в один голос говорят, что не пройдет и года, как мы снова будем жить в нормальных домах. Более опытные, впрочем, признают, хотя и неохотно, что рассчитывать надо лет на десять. Нью-Гонконг не будут восстанавливать на прежнем месте до тех пор, пока расследование не выяснит, почему город рухнул. А это – надеюсь – произойдет не скоро.
Мне почти нечем заняться, чтобы скоротать время. Я пытаюсь заставлять себя побольше двигаться, но главным образом лежу на своей койке, вновь и вновь обдумывая происшедшее.
И вот до чего я додумался прошлой ночью.
Может быть, размазанное человечество достигло границ Пузыря – и все-таки не отступило. Может быть, планета до сих пор размазана. Приходится по одному сознанию на чистое состояние, и все это продолжает бесконечно разветвляться. Реализовалась модель множественных миров. Над небоскребами Нью-Гонконга по-прежнему идет кровавый дождь. Дети по-прежнему колдуют с танцующими цветами. Каждая мечта, каждое видение обрели жизнь. На Земле воцарились рай и ад одновременно.
Каждая мечта, каждое видение. В том числе и это, вполне обыденное – посередине между бесконечным счастьем и бесконечным страданием.
И я здесь – лежу, уставившись в темноту, сам не зная, смотрю я в бездну или на изнанку собственных век.
Но мне и не нужно этого знать. Я просто повторяю про себя, снова и снова, пока не чувствую, что могу включить сон:
«В конечном счете все – всегда – приходит в норму».