Карающий меч адмирала Колчака

Кирмель Николай Сергеевич

Первое время предварительные дознания осуществлялись госохраной вместе с губернскими следственными комиссиями. Незадолго до краха колчаковского режима, в октябре 1919 г. функции были разграничены: с преобразованием губернских следственных комиссий в окружные (при окружных судах) вся работа по дознаниям передавалась госохране, от которой дела в законченном виде передавались в следственную комиссию^{136}.

Поскольку четкого разграничения функций между государственной охраной и контрразведкой в законодательстве не было, это нередко приводило к параллелизму и дублированию в их деятельности. В Томске, например, помимо управления госохраны генерал-майора С.А. Романова действовали отделение контрразведки штаба Омского военного округа, контрразведка при штабе 2-й дивизии, городское отделение контрразведки (официально именовавшееся военным контролем), сыскное отделение городской милиции и чешская контрразведка. В Иркутской губернии параллельно действовали контрразведка штаба округа, военного района и управление госохраны. Однако управляющий губернией П.Д. Яковлев считал их работу неудовлетворительной и жаловался

в мае 1919 г. министру внутренних дел, что «до сих пор не введены агенты ни в предприятия, ни в союзы, ни в организации»^{137}.

Ведомственная рознь между госохраной и контрразведкой проявлялась по самым разным поводам. Так, в мае 1919 г. начальник Иркутского губернского управления госохраны капитан (впоследствии — подполковник) Н.А. Смирнов докладывал в Особый отдел, что возглавляемой им ранее в Иркутске одной из параллельно существовавших контрразведок (отделением Главного военного контроля) «после тщательного агентурного наблюдения и предварительных розысков были открыты первые следы существования в городе тайной большевистской организации»; после расформирования же этого отделения в апреле 1919 г. и своего перехода в создаваемую госохрану он получил приказ от штаба военного округа сдать все дела военно-окружной контрразведке. Однако Смирнов выполнить этот приказ «без ущерба для дела не нашел возможным» и просил поддержки перед штабом округа с тем, чтобы эти дела остались у него в формируемом управлении госохраны^{138}.

На ненормальность такого положения указывали и другие начальники государственной охраны на местах. Так, начальник Приморского областного управления госохраны полковник А.А. Немысский в докладной записке директору Департамента милиции, ходатайствуя о переводе в госохрану из контрразведки части жандармских офицеров, отмечал: «Контрразведка в силу сложившихся обстоятельств уже скоро год как занимается исключительно политическим розыском… штаты ее разрослись до весьма значительных размеров, не оправдываемых необходимостью борьбы с иностранным военным шпионством»^{139}. В донесении управляющему областью он жаловался на «сепаратный образ действий» начальника контрразведки Владивостокской крепости, не желавшего передавать госохране пограничный пункт паспортного контроля^{140}. Конфликт продолжался и дальше, так что в дело был вынужден вмешаться главный начальник Приамурского края и одновременно командующий Приамурским военным округом генерал-лейтенант С.Н. Розанов, специальным приказом поручивший начальнику своей канцелярии навести порядок в этом деле и устранить «параллельность» в работе контрразведки и госохраны^{141}. В свою очередь, начальник канцелярии Розанова издал приказ, угрожавший начальникам обоих конфликтующих ведомств: «За препирательства, ссоры… буду преследовать всеми имеющимися в моем распоряжении мерами, вплоть до смещения с занимаемой должности и предания суду»^{142}.

Не менее красноречивые факты приводятся в докладе главного начальника Самаро-Уфимского края А.В. Колчаку от 18 апреля 1919 г. В нем говорится, что в первые дни после взятия белыми Уфы в марте 1919 г. «каждый полк в Уфе имел свою контрразведку, производя обыски и аресты, причем никаких дознаний не производилось». Потом был организован единый контрразведывательный пункт при начальнике гарнизона города, который арестовал по подозрению в причастности к большевизму 1416 человек, из которых 23 были ликвидированы «при попытке к бегству»^{143}. Попутно, однако, отметим, что подобные масштабы террора совершенно не удивительны, если учесть, что, по данным Особого отдела Департамента милиции, в той же Уфе большевики за несколько месяцев расстреляли свыше тысячи горожан, из них большую часть — накануне своего отступления^{144}.

Необходимость четкого разделения зон ответственности контрразведки и госохраны ясно осознавалась не только профессионалами. Об этом писал управляющий Забайкальской областью, видный кадет С.А. Таскин министру внутренних дел В.Н. Пепеляеву в докладе, сохранившемся в подлиннике: «Во избежание междуведомственных трений и недоразумений, считаю крайне необходимым циркулярное разъяснение взаимоотношений органов государственной охраны и военной контрразведки», которая «часто распространяет свою деятельность и на гражданское население… Разъяснение необходимо в том смысле, — уточнял автор, — что военная контрразведка действует только среди войск, все же сведения, добываемые ею по делам, относящимся к ведению государственной охраны, она обязана незамедлительно сообщать в государственную охрану». В частности, он предлагал изъять из подчинения контрразведке пограничные паспортные пункты и подчинить их госохране, а с целью поднятия престижа последней законодательно наделить ее чинов всеми привилегиями государственной службы (в этом месте имеется собственноручная приписка В.Н. Пепеляева на полях доклада: «К чинам охраны не относятся филеры и секр[етные] агенты. В. Щепеляев]»)^{145}.

0 ведомственном соперничестве и отсутствии должного взаимодействия между контрразведкой и госохраной свидетельствуют и другие документы. Управляющий Алтайской губернией, в частности, отмечал в одном из донесений, что «часто милиция и государственная охрана не осведомляются ни о чем военной контрразведкой»^{146}.

Однако, хотя вполне очевидно, что В.Н. Пепеляев внимательно читал этот и подобные ему доклады, четкого разграничения сфер ответственности и взаимоотношений между госохраной и контрразведкой так и не было проведено. Это приводило к нередким ведомственным конфликтам между

ними. Наиболее яркий из них связан с попыткой начальника контрразведки Сибирской армии полковника Й. Зайчека в марте 1919 г. арестовать по обвинению в вымогательстве прикомандированного к Департаменту милиции подполковника Константинова. По распоряжению министра внутренних дел вмешался начальник Акмолинского областного управления госохраны подполковник (впоследствии — полковник) В.Н. Руссиянов, который пресек эту попытку, причем в результате дело едва не дошло до стрельбы. В защиту контрразведки выступил главный военный прокурор, написавший жалобу А.В. Колчаку. По распоряжению последнего (не разобравшегося сразу в деле) Руссиянов был предан Омскому военно-окружному суду, но по выяснении обстоятельств дела оправдан^{147}.

Нередко работу государственной охраны осложняли трения с управляющими губерниями (лицами по преимуществу гражданскими и привыкшими к другим методам работы), которым они были официально подчинены. Если, например, начальник Тобольского губернского управления полковник В.П. Григорович был назначен при активном содействии управляющего губернией и работал в полном содружестве с ним, то начальник Алтайского губернского управления капитан, в дальнейшем подполковник Н.И. Игнатов был назначен «вопреки желанию» управляющего губернией и то и дело жаловался Особому отделу на его неприязнь и нежелание содействовать в работе^{148}. Своего человека хотел видеть во главе госохраны управляющий Енисейской губернией, и Особому отделу пришлось дважды напоминать ему, что начальником местной госохраны назначен бывший начальник Уфимского управления подполковник Н.Н. Рудов, в полном составе эвакуированного в Красноярск для развертывания работы на новом месте^{149}. Управляющий Иркутской губернией П.Д. Яковлев, признавая начальника губернского управления госохраны Н. А. Смирнова лучшим из имевшихся кандидатов на эту должность, отмечая, что он «знает технику дела, очень вежлив, закономерен», вместе с тем жаловался министру внутренних дел, что он «человек не местный, плохо знакомый с местными особенностями», не во всем советуется и нерегулярно докладывает ему, а кроме того, что у него «нет жилки спортсмена, а в таком деле, как охрана, борьба с подпольем, нужна именно эта жилка, нужно постоянное рвение перехитрить, пересилить, окружить, впутать в свои сети врага». В итоге, заключал Яковлев, «работы охраны в организациях я не вижу. Отсутствие серьезных агентов приводит начальника охраны к ложным тревогам, основанным на сенсационных ему сообщениях, которые раздражают военных, заставляя их принимать меры, ничем впоследствии не оправдываемые… Чувствуется, что капитан Смирнов, при всех своих хороших качествах, будет слаб»^{150}.

В конце концов, подобные жалобы так надоели министру внутренних дел В.Н. Пепеляеву, что он на полях цитированного доклада собственноручно начертал синим карандашом размашистую резолюцию: «Когда наконец управляющим] губ[ерниями] станет понятно, что управление] государственной] охр[аны] подчинено им? Требую немедленного оповещения управляющих] губ[ерниями]. Мне надоела эта проволочка»^{151} (подчеркнуто автором резолюции. — Авт.). Вслед за этим, не понадеявшись на подчиненных, он лично диктует циркулярную телеграмму всем управляющим губерниями: «Срочно. Циркулярно. Управляющим губерниями (областями). Управления государственной охраны [в] силу закона, принятого Совмином, подчинены управляющим губерниями [и] областями. Прошу иметь в виду, что вследствие этого ответственность за спокойствие губернии и своевременное осведомление меня ныне [в] еще большей степени ложится на управ[ляющих] губ[ерниями]. В. Пепеляев»^{152}.

В свою очередь, старые профессионалы-жандармы иной раз высказывали недовольство своим подчинением штатским управляющим губерниями. Упоминавшийся начальник Иркутского губернского управления госохраны подполковник Н.А. Смирнов в докладе Особому отделу выражал сомнения в целесообразности такого подчинения, в результате которого, по его мнению, «деятельность чинов государственной охраны… будет получать оценку и будет зависеть чисто от индивидуальных черт и личных взглядов… от политической окраски лица, стоящего в данный момент во главе губернии»^{153}. Иногда проявлялось непонимание со стороны управляющих губерниями сущности и задач госохраны. Так, товарищ министра внутренних дел Ячевскии пенял управляющему Семипалатинской областью Самойлову, что тот вместо организации госохраны у себя в области, как требовало постановление правительства, зачем-то создал импровизированную контрразведку в составе 3 человек при местном ОМОНе^{154}.

Было ли известно А.В. Колчаку о трениях между контрразведкой и государственной охраной и предпринимались ли властью попытки разграничить их функции — однозначного ответа нет. Судя по документам, Верховного правителя больше беспокоили сбои в системе военного управления, порожденные, в частности, соперничеством между центральными учреждениями. Тому подтверждением являются трения между Ставкой и Военным министерством, мешавшие эффективному управлению войсками в сложной обстановке Гражданской войны. «Отношения между Ставкой и Военным министерством самые враждебные; обе стороны зорко шпионят друг за другом и искренне торжествуют и радуются, если супротивник делает промахи и ошибки», — свидетельствовал в своем дневнике барон А.П. Будберг^{155}. Это противостояние передавалось и войскам. Понимая всю опасность сложившегося положения, адмирал А.В. Колчак издал приказ, в котором категорически потребовал «прекращения розни, недоброжелательства и стремления выискать промахи других и повелеваю каждому заниматься порученным ему делом»^{156}.