Карелия
Шрифт:
— Да, вы что ж такое говорите?! Товарищ майор!
— Ладно, поболтали и хватит, долго нам ещё елозить?
— Так это же не дорога, а мучение живое! Тут ехать то килОметров сорок, не боле, а мы уже больше двух часов колупаемся… Да ещё наверно столько же выйдет…
— Давай поднажми! Время дорого!
— Да я и так стараюсь… Товарищ майор! Резина лысая, из колеи не вылезть…
Но молчать Мышаков явно не желал:
— Товарищ майор! А на рубеже немчуру удержим, как думаете?
— Это ты про какой рубеж?
— Так про Лужский! Ведь его строить сам Карбышев бают приезжал…
— Ох! Договоришься ты когда-нибудь! А откуда про Дмитрия Михайловича знаешь?
— Так шОферы говорили…
— Вот я и говорю, что вы всё про всех знаете…
— Так удержим?
— Эх! Если бы всё было как в шахматах по клеткам и правилам. Немцы
— Вот я и думаю. Тяжко будет…
— Так ведь Ленинград защищают!
— Оно то понятно…
Наконец Мышаков замолчал, в машине наступила тишина, если можно так сказать про воющую на разбитой дороге легковушку. Окна все запотели, изредка налетали небольшие заряды дождя, а дворники, которыми водитель двигал за кривые ручки над стеклом скорее размазывали грязь и воду, чем очищали стекло. Как уж он вёл и выглядывал дорогу не знаю. Но мне было не до этого. Я радовалась, что Карбышев не сгинул в пучине летнего отступления, что он жив, здоров и служит по специальности, а не мучается в фашистских застенках. Мой сосед по заднему дивану за всю дорогу кажется, только раз что-то пробормотал сквозь зубы, когда в очередной раз застрявшую машину выталкивали из лужи, и не вовремя давший газ Мышаков окатил его из-под колеса жидкой грязью с ног до головы. Как он не чистился, но садиться рядом с ним не было никакого желания, ну, не бежать же мне рядом с машиной, хотя, по скорости наверно не сильно отстану. Увидев мой красноречивый взгляд и чёрную маркую шинель, он, вздохнув, снял свою и сел, засунув её свёрнутую в ногах. В салоне четыре человека дышали, так, что холодно не было, а стекло периодически для курения открывал только майор…
Всё рано или поздно заканчивается и мы въехали в какой-то посёлок с приличной главной улицей, где даже чуть прибавили скорость, но почти сразу пришлось тормозить при въезде во двор, засыпанный ярким разноцветьем опавших листьев. Мне велели сидеть в машине, водитель сразу задрал боковины капота и полез смотреть мотор, я осталась одна, сижу себе тихо, как велено. Отвлеклась, подняла глаза только когда услышала громкий разговор на крыльце. Там смолят папиросами четверо, один из которых уже знакомый майор, хоть он так и не представился, все зелёные — не моряки, вот уже почти рефлекторно реагирую согласно морской цеховой солидарности. Это ещё было бы понятно, если бы у меня была какая-нибудь исключительно морская специальность, вроде торпедиста или рулевого и сигнальщика, а вот поди ж ты. На крыльце о чём-то довольно громко разговаривают, но о чём не понятно. Докурив, бросают окурки, вдруг слышу майора:
— Да! Старшина! Там в машине радист сидит, имей ввиду, целый старшина второй статьи, говорят ас своего дела, Луговых фамилия…
Что-то подсказывает мне, что не спроста майор так необычно своё представление построил. Один из куривших спускается к машине, распахивает заднюю дверь и заглядывает внутрь, смотрит на меня, потом выглядывает из машины, смотрит вслед ушедшим, потом снова заглядывает в машину и обшаривает её всю взглядом в поисках, как я понимаю, нормального радиста и старшины, то есть парня, а не моё худосочное недоразумение. Не найдя никого, высовывается из машины и не закрывая двери прыжками взлетает на крыльцо… Сижу дальше, мне в этом шоу пока выпала роль без слов, но происходящее мне как-то не очень нравится. Когда господа командиры шутить изволят, для подчинённых это почему-то почти всегда проблемы и сложности…
Распахнулась дверь и на крыльце появились все четверо, что курили давеча. Старшина размахивал руками и что-то говорил… Майор улыбаясь отвечал, думаю что обсуждали мою принадлежность к женскому полу. И чего мужчины так перевозбудились? И вообще, зачем здесь им нужен радист, да ещё и ас? Ладно, сидим и ждём, на наш выход команды не было… Ну, вот, накликала…
— Старшина Луговых! Подойдите сюда! — Ну, и голосина у майора, таким голосом паровозы в тумане на полном ходу останавливать. Вылезаю, делаю пару шагов по ступенькам, вскидываю руку к берету, рапортую о прибытии по приказу товарища майора. Странно, но все вроде как в солдатских гимнастёрках и галифе, с простыми ремнями и в пилотках, а на петлицах у всех пусто. Но не красноармейцы же так с майором вместе курят, да и одного он старшиной называл, а у него "старшинская пила" должна быть… Майор смотрит, улыбаясь, а три пары глаз словно пытаются меня прожечь насквозь…
— Но, товарищ майор, девку то нам куда?
— Она не девка, а военнослужащая в звании старшины второй статьи, сам же слышал.
— Понятно! Она — гарный хлопец, а я слепой дундук…
— Слушай! Ну, не нашёл я вам мужика! Сам знаешь, у нас в отделе три старые калеки и Витюша- очкарик. Он конечно гений в радио и передачу вытащит даже если её другие едва слышат, но ты его себе в лесу представляешь?
— Но ей же рацию тащить…
Ой! Не нравится мне это — про лес и про рацию тащить! Сосед хихикает: "Бойтесь своих желаний, они имеют свойство исполняться! Стонала, что скучно тебе и хочется чего-нибудь нового, вот получи и можешь даже не расписываться…"
— Вот и потащит одну рацию, а вы от остального её разгрузите.
— Товарищ начальник! Я её с собой не возьму! — Подал до этого молчавший самый худой и кажется самый молодой из них.
— А я тебя и спрашивать не буду! Сопляк! Война идёт! — Майор завёлся и взбугрил желваки на лице.
— Ну, Сергей Николаевич! Лучше тогда уж Витюшу…
— Да у него астма, он у вас через километр помрёт, что делать будете? И задание завалите. — Нормально так, про меня говорят, а меня словно нет. Но стою по стойке смирно, хорошо, что не стала мешок из машины сразу брать, молчу, стараюсь ни на кого не смотреть, впёрила взгляд в переносицу майора и он нервничает, проверенный приём, а чего ты хотел? В уставе на это запретов нет!
— Ай! Ладно, махнул рукой худой…
— Ты, что, согласишься, командир? — Ага, а это старшина, значит худой — командир…
— Хватит! Базар развели! Приняли пополнение как положено! И готовиться к выходу! Старшина Луговых! Вот это ваш командир — старший лейтенант Викулин. Дальше все вопросы к нему! Всё! Шагом марш в расположение! Викулин! Зайди ко мне!
Взяла мешок, потопала следом, все старательно делают вид, что меня здесь нет! Как маленькие, ей Богу! В здании раньше видимо размещалась какая-то контора, на стене на доске прикноплены какие-то бумажки вроде объявлений или графиков, а поверху какая-то абракадабра из заглавных букв и цифры в конце, видимо какая-то Пром-Строй-Тех-Трест-Сбыт-Мех-Колонна номер четырнадцать. В коридоре недалеко от входа стоит стол с телефоном, за которым сидит и что-то пишет младший сержант с одиноким треугольником в голубой петлице. Собственно, звание, как у меня, если по-сухопутному, это если меня в зелёное переоденут, то у меня такая же сиротливая тригонометрия на петлицах будет… Пи-и-ичалька, как говорит Сосед. Майор зашёл во вторую или третью дверь, а мы топаем дальше. В нос шибануло вкусным запахом, и живот предательски заурчал, кажется это из дальней открытой двери, но мы до неё не дошли. В помещении в половину обычного класса справа на полу расстелены одеяла и шинели, на которых спит ещё один боец, поджав ноги, лишь одна голая пятка торчит, сапоги стоят рядом с намотанными на них портянками, и запах в помещении от них соответсвующий. Слева у стены два канцелярских однотумбовых стола придвинутых ящиками к стене. Над столами портрет Сталина, на подоконнике горшки с цветами на разнокалиберных блюдцах, совсем как у нас в классе биологии, мелькнуло в голове. На столах навалены вещи, рядом со спящим на полу свалены автоматы. Только сейчас понимаю, что у всех на ремнях висят ножны с ножами и пистолеты в кобурах. Ну, они так и будут молчать? Вошла, стою у входа, присесть не приглашают. Меня аккуратно обошли и тоже замерли. Они, что девушек в жизни не видели?…
— Никита! Иван! Примите радиста, познакомьтесь, наконец! А я к майору!
— К-хх-м-м… Ну, давай… те… знакомиться… Меня зовут Никита, по батюшке Василич, или старшина Самогонов. Я после командира второй, вроде заместитель, выходит. А это младший сержант Печенков, зовут Иван, по батьке Григорьевич. Вот значица…
— Старшина второй статьи Луговых Комета Кондратьевна. Можно просто Мета, я привыкла.
— Ну, вот и познакомились! Ты не серчай, что так приняли не ласково. Наше дело тяжёлое, мужское, а тут тебя к нам — птенчика. Вот и сомнения возникли, сдюжишь ли. Но надо! Так, что давай думать, как нам всё обставить, чтобы командира не подвести. Ты по лесу то ходить умеешь?