Карен в бесконечности

Сотрудника комиссии, который должен был принять решение, его просьба явно удивила. С такой мотивировкой, мол, к ним еще никто не обращался. Крисвелл так и не понял, ускорило это в конце концов исход дела или наоборот.

Воспоминание снова всплыло в памяти, когда полицейские вели его к поджидавшей машине. Обращался ли кто-нибудь с подобными просьбами здесь? И поверят ли они ему?

У него еще сохранилась бирка, что вручили ему перед входом в Провал охранники, да и не совершил он на самом деле ничего плохого. В худшем случае его просто отправят назад. Так что он останется при своих — по крайней мере до тех пор, пока эти бесконечные переходы не сведут его с ума. Если его отпустят, ему только и останется, что самому вернуться

к Провалу. Он уже узнал здесь все, что нужно, и снова не нашел того, что искал. Если бы Крисвелл по-прежнему держал себя в руках и следовал установленным им же самим правилам, этот мир давно уже остался бы позади. Но он сдал и, увидев Карен одну, не справился с собой: вместо того, чтобы быстро проверить и вернуться к Провалу (как он намеревался и как уже случалось с ужасающей повторяемостью четырнадцать раз), он последовал за ней к дому и стал наблюдать.

Крисвелл вспоминал, как прятался в знакомых кустах на участке, заглядывая в знакомые окна, и видел, как она выкладывает покупки, слышал ее разговор с мужем, слабые отзвуки которого доносились из-за оконных стекол.

Он помнил, как всколыхнулась в нем ненависть к ее мужу, к себе, как возникла у него мысль убить этого человека и занять его место.

Впрочем, он едва ли решится на такое — во всяком случае сейчас. Но если разочарования будут преследовать его в каждом новом мире, думал Крисвелл, не исключено, что у него появится желание поддаться этому зловещему искушению. У его двойников, говорил он себе, такое же право на жизнь — и на Карен — как у него самого, и как бы ни складывались обстоятельства, это все равно будет хладнокровное убийство. Но хуже всего — обман просто не сработает: после ее смерти прошло пять месяцев, их уже не вернуть, а Карен помнит их и наверняка будет обсуждать какие-то события, о которых он не имеет ни малейшего понятия. Работа, друзья... Он словно выпал из хода времени, потерял ориентацию, а ведь надо еще учесть все то, что отличает эту реальность от его родного мира — наверняка такие различия есть, различия, никак не связанные со смертью Карен...

Крисвелл сел в машину, осознав с благодарностью, что полицейские даже не стали надевать на него наручники. Ему казалось, они поверили в то, что он рассказал. Уже одно его лицо — вполне убедительное доказательство, и реакция самой Карен, когда они подвели его к двери, тоже это подтверждала. Без малейшей тени сомнения в голосе она бросила: «Не тот! Это же мой муж!»

Затем подошел ее муж — настоящий муж, из этого мира — и раздражение, вызванное бестолковостью полицейских, сменилось полной растерянностью. Она смотрела то на одного, то на другого: отличались они только одеждой, да еще у задержанного растрепались волосы.

Полицейские, разумеется, тоже заметили сходство, и один из них строго спросил:

— Кто же из них ваш настоящий муж?

Карен взглянула на них, и в ее глазах застыли испуг и неуверенность. Крисвелл с трудом подавил в себе предательское желание солгать и обманом завладеть Карен, но он не мог вынести ее страха и смятения.

— Вот ее муж, — сказал он, — а я из перекрестного времени. Я прошел сюда через Провал, потому что хотел увидеть своего двойника.

Что было не совсем так. На самом деле ему больше всего на свете хотелось, чтобы в этом мире у него не оказалось двойника. Он пришел увидеть Карен.

Но это было бы слишком трудно объяснить там, на пороге дома, под ее пристальным взглядом. Вот почему он солгал и позволил полиции увезти себя в участок.

По дороге Крисвелл не проронил ни слова. Когда машина остановилась у дверей участка на Корриган-стрит, он продолжал сидеть на месте. Один из полицейских выбрался из машины, обошел ее и открыл дверцу с той стороны, где сидел Крисвелл. Он послушно вышел, разогнулся и застыл. Сразу за ним въехал на стоянку старенький красный «Чеви». Его двойник сидел за рулем, Карен — рядом с ним.

— Зачем они здесь? — спросил Крисвелл

настороженно.

— Заявители должны решить, будут ли они предъявлять вам обвинение, — ответил полицейский.

— О боже, — пробормотал Крисвелл, с трудом сдерживая слезы при мысли о том, что Карен — не его Карен, но все же Карен — будет подавать на него в суд.

Двойники сидели в машине, дожидаясь, когда его уведут внутрь, и он знал, что Карен не услышит, но все же крикнул:

— Прости, Карен!

Потом его повели по ступеням в участок. Пришлось рассказать все как есть. Под неотрывным взглядом Карен Крисвелл старался не смотреть на нее, описывая автомобильную катастрофу, когда какой-то пьяный идиот не справился с управлением и врезался на своем «Мерседесе» в бок старенького красного «Чеви». Карен раздавило там, искорежило, исполосовало лицо длинными острыми осколками стекла. Лишь один раз он невольно поднял взгляд и заметил отразившийся на ее лице ужас — то же самое, что он увидел, когда его привезли на опознание. В морге привели Карен в порядок, замазали раны косметикой, но это была уже не она. Перед ним лежал безжизненный манекен.

Говорить что-либо о Провале, разумеется, не было необходимости: в этом мире он тоже существовал, но Крисвелл рассказал им о специальной комиссии, которая в его мире решала, кому будет позволено входить в Провал и выходить оттуда. В здешней реальности такой комиссии никто никогда не создавал, и каждый желающий мог войти в Провал, прослушав предварительно лекцию о теории параллельных миров, о краткой пока истории этого феномена, о мизерных шансах на возвращение в свой собственный мир и о том, какие опасности, по домыслам специалистов, грозят путешествующему между мирами.

Прибывающих обыскивали, заставляли ответить на несколько вопросов, а потом просто отпускали. Когда Крисвелла выпустили, он, как и четырнадцать раз до этого, отправился прямиком к «своему» дому.

Никто не открыл ему, когда он позвонил в дверь. Крисвелл достал свой ключ, но тут уверенность оставила его: если ключ подойдет — а такое близкое сходство между мирами тоже возможно, — войдя в дом, он нарушит закон... Однако спустя несколько секунд Крисвелл заметил подъезжающую к дому незнакомую голубую машину и безошибочно узнал в сидящем за рулем человеке своего двойника.

Он отвернулся. В его намерения не входило красть жену двойника. Ведь где-то в одном из бесконечного множества миров, что соединил Провал, должен был оказаться и такой, где Карен жива, а он сам мертв. В этом Крисвелл не сомневался, верил в это так же свято, как христиане верят в бога. И он поклялся найти такой мир — мир, где его ждала Карен, одинокая и страдающая так же, как он.

Быстрыми шагами Крисвелл направился прочь от дома, чтобы двойник не увидел его вблизи. Он шел к Провалу, навстречу своей шестнадцатой попытке. Но в двух кварталах от дома мимо него проехал красный «Чеви», и за рулем сидела Карен. Машину она вела, как всегда неторопливо, осторожно, и Крисвелл остановился, застыл, словно загипнотизированный ее появлением. Карен, одна, возвращается домой... В отсутствие мужа, который наверняка разрушил бы иллюзию, она так напоминала его собственную жену, что Крисвелл не удержался и, повернув, последовал за ней, наблюдая, как Карен ставит машину у гаража, как достает из багажника покупки, как останавливается на пороге и копошится с ключами, пытаясь открыть дверь...

Крисвелл спрятался в кустах у дома — только чтобы посмотреть, уверял он себя, увидеть кусочек жизни, что отнял у него тот пьяный водитель. Совсем чуть-чуть...

Но это «чуть-чуть» тянулось и тянулось, а он не мог оторвать взгляд и, видимо, потерял осторожность, решив, что нереален, невидим для других. Ведь он там, в доме, рядом с Карен — как же он может быть еще и здесь, в кустах? Каким-то образом они заметили его, и двойник незаметно позвонил в полицию, а теперь ему приходится объяснять все это им, полицейскому сержанту и еще двум офицерам.