Карфаген
Шрифт:
Я обернулась. Она стояла с подносом, чуть оперевшись левым плечом о стену. Чай, сыр, печенье – глаза считали набор, который каждый день приносился Хворцеву. И сердце снова без жалости и сомнения острым кинжалом уколола ревность.
– Да, отпустили, – я сдержанно улыбнулась, на автомате поправляя блузку. – А ты к нему? Он, кажется, слишком занят и не особо расположен к чаю.
– Знаю. Проблемы, – Кристина поджала губы, отчего стала лет на десять старше. – То есть, ты не в курсе? – взгляд её помрачнел, и в нём отчётливо проявилась зависть.
–
Она секунду подумала и усмехнулась, расправляя плечи.
– Спроси у Олега. Думаю, он расскажет. Если, конечно, посчитает нужным. А если нет… – Кристина печально выдохнула, – тебе придётся заслужить доверие.
При слове "доверие" меня накрыло отчаянием, и от волнения подкосились ноги. Она что-то знала. И ею так же, как мной, непроизвольно управляла ревность.
– Спрошу, но потом, – пробормотала я, уже открыто отступая к двери. В глазах потемнело, мне стало трудно дышать, а в груди бешено заколотилось сердце. Останься я в офисе ещё на пару минут, всё бы закончилось закономерным обмороком. А так я как пробка выскочила наружу и без оглядки побежала к лифту.
Дура в квадрате! Во что я вообще ввязалась и для чего так прицепилась к Хворцеву? Бросила вызов? И с чем бороться теперь, когда я по уши увязла в чувствах? А в том, что это были именно чувства, не оставалось никаких сомнений.
Только на улице я, наконец, остыла и первым делом позвонила Свете. Интуитивно. Часть моего сознания чуть ли не требовала разговора с нею. С конкретной целью – задать вопросы тому, кто, как и я, замешкался на распутье.
– Ника? Привет… – она ответила сразу, но с нескрываемым удивлением в голосе. И даже с опаской – обычно по телефону мы с ней общались только в крайних случаях. – Ты… Всё в порядке? – её панический страх бил по сознанию при каждом слове.
– Да. Всё нормально. Освободилась раньше и вот подумала заехать в гости. Вы уже дома? – мой настойчивый тон по умолчанию не допускал отказа.
– Да. Приезжай, – она проглотила страх и с облегчением выдохнула мне в ухо. – Глеб будет поздно. Так что если не против, можем спокойно посидеть-поужинать. Я сделала пиццу… – и тут мне стало понятно, что у меня тоже не осталось выбора.
Минут через тридцать с бутылкой вина в руках я робко мялась перед дверью Светы. Как первокурсница, пришедшая на экзамен с букетом спутавшихся в голове вопросов. Но если там целью была отметка, здесь на кону стояло нечто большое.
Одёрнув пиджак и трижды поправив волосы, я всё же с силой надавила кнопку. Меня будто ждали – синхронно щёлкнул замок, и, сделав выдох, я вошла в квартиру. И замерла – примерно так же, как Света, впервые встретившаяся со мной домашней.
В одном халате, надетом на голое тело, она скорее напоминала девочку. Слегка смущённую, отчасти даже напуганную и беззащитную как слепой котёнок. Не знаю, откуда возникло это сравнение, но я почувствовала, что попала в точку.
– Девочки в комнате, – как будто бы извиняясь, почти неслышно проговорила Света. – Пойдём на кухню. Ужин уже готов. И если хочешь, можешь не разуваться.
Сняв с плеча сумочку и положив на полку, я нерешительно замерла у двери.
– У нас прохладно, – последовало объяснение. – А я хронически ненавижу тапочки.
Я лишь кивнула и, не снимая туфель, переместилась вслед за ней на кухню. Попутно гадая – что же стало причиной такого странного поведения Светы.
В немом молчании мы уселись за стол и напряжённо уставились друг на друга. Тут уж и я под цепким колючим взглядом волей-неволей почувствовала неловкость.
– Ну, что случилось? – разлив вино по бокалам, она, расслабившись, заговорила первой.
Припёртая к стенке я сделала два глотка и без пролога приступила к сути:
– Мне нужен совет. Пожалуйста, только не смейся, но я, по-моему, влюбилась в шефа.
– А? – Света вздрогнула, и всё её существо как будто сжалось от удара плетью.
– Чёрт, я серьёзно! И, кажется, ты единственная, с кем я готова поделиться этим.
Едва не выплеснув остатки вина на скатерть, она в бессилии опустила руку.
– Да, удивила… – голос её стал твёрже, но в нём по-прежнему чувствовалось сомнение. – Ты и влюбилась… Каюсь, а я считала, всё в твоей жизни подчинено расчёту.
– Я думала так же, – мной овладела грусть и ощущение своего ничтожества. – И облажалась. Судьба как будто нарочно преподнесла мне этот тест на прочность.
– И что будешь делать? – Света взяла бутылку и снова наполнила свой бокал до края.
– Пока не знаю. Поэтому и пришла, чтобы услышать постороннее мнение.
– То есть, из-за Юры? – она невольно моргнула, и на ресницах заблестели слёзы.
– Из-за проблемы. По чьей-то прихоти сверху у нас с тобою схожие неприятности.
– То есть, мы несчастны?
Я пожала плечами и, не ответив, откусила пиццу. Мне стало неловко – ведь и умом, и сердцем я понимала, что счастливее Светы. Как раз настолько, насколько в моих глазах Олег был круче недотёпы Юры. Но, разумеется, сказать подобное вслух я не рискнула бы ни при каком раскладе.
А вот хозяйка, залпом выпив бокал, всё же решилась удариться в философию.
– Я не несчастна. По мне так лучше любить, чем окончательно превратиться в куклу. Не знаю, что там творится у вас в семье, но у нас с Глебом – выжженная пустыня. А Юра милый… И я готова поклясться, что у него тоже не всё гладко дома.
– Свет, он бездельник, – сухо сказала я. – Это единственная его проблема.
Она поморщилась: то ли от недовольства, то ли от выпитого только что напитка. И промолчала, видимо, полагая, что за вердиктом последует расшифровка. Но я не спешила. В тот вечер в моих руках было практически всё время мира.
– Ник, ты жестока, – поняв, что я не продолжу, она опять заговорила первой. – Как ты вообще можешь судить о нём, ещё ни разу не пообщавшись лично?
– Я не сужу. Я просто делаю вывод на основании очевидных фактов. Мужчина – добытчик. И в этом главном аспекте Юра в подмётки не годится Глебу.