Кариатиды средней полосы
Шрифт:
Страшным ударом для семьи Медведевых стали две смерти подряд: Фёдора и Пелагеи. Фёдор всегда был слабый, часто болел. Осенью к своим пятидесяти годам захворал сильно: лихорадка крутила его несколько дней. Пелагея и Татьяна отпаивали Федю травами, парили в печи. Приглашали травницу. Молились усердно и дома, и в церкви. И, наконец, сдались. Пригласили в дом батюшку соборовать Федю.
После соборования Фёдор прожил еще три дня. Эти три дня в доме было тихо. Мать и сноха в тихих слезах ладили быт. Девчонки были молчаливые, как мышки. По очереди проведывали отца, пытались его поить, склонялись к нему и звали: «Тятя! Тятенька!». Но он уже не пил, не
Похороны были по первым морозам. Впервые зеркало завесили чёрной тканью. Покойник лежал три дня в доме на столе, в центре комнаты. Старая мать не отходила от него, шептала молитвы и темнела на глазах. Обмывали его жена с золовками. Одели в приготовленное заранее Таней «похоронное». Всё новое, чистое лежало в одном узле с Таниными похоронными вещами. Отпевали в Ивановской церкви. И хоронили на кладбище рядом.
Через пять месяцев, ранней весной схоронили и мать. Пелагею положили в еще морозную землю рядом с сыном на Ивановском кладбище рядом с церковью.
Дед Иван пережил двух сыновей, двух жён. Революцию и гражданскую войну. Казалось, ничто не сломит его дух. Но все же он сдавал. Не мог поднимать тяжести, не тянул прежний объем работ. Дом держался на одних женщинах. В доме командовала и хозяйничала Татьяна. Оставшись вдовой в 36 лет, она понимала всю навалившуюся на неё ответственность: старый дед и четверо девиц остались на её шее. Хоть хозяйство значительно поубавилось, Тане все равно приходилось тяжело. Девчонки были хорошие помощницы. Без них бы мать не управилась.
Революция изменила мир до неузнаваемости. Что было впереди, не знал никто.
Девушки между тем выросли в невест. И, какие бы сложные времена ни были, молодость берет своё. Кате и Вере нашли женихов из соседних деревень. Через год сыграли обе свадьбы. Дочки попрощались с мачехой, дедушкой и сестрами. И разъехались по новым домам.
Еще погодя нашелся жених и Ольге. Злобин Михаил, приехавший из небольшого городка, увез Олю в столицу. Купил там комнату. Ольга быстро забеременела и родила. Девочка была «рыхлая», как говорили про неё старики, дожила до года. Нежная и ранимая Оля горевала сильно. И это горе показало ей, каков её избранник. Пошли слухи о его нечестности. А после он и вовсе ушел к другой женщине, опозорив тихую Олю. Но оставил ей комнату. Возвращаться обратно в Купалово с позором она не хотела, хотя в деревне без этого всё про всех знали. Ольга пошла на курсы медсестер. И погрузилась в обучение и работу.
Младшая же Маняша вовсе не торопилась замуж. Они остались в доме втроём: она, мать и дед. Приезжали гостить и помогать дедовы дети и внуки. Из-за тяжелого времени уменьшилось их хозяйство втрое. Но всё же скотина была, огород был.
Дед между тем настаивал на том, чтобы нашли любимой Машеньке жениха. Говорил об этом с Таней. Но та только руками разводила: «Сам виноват, избаловал. Только тебя слушает! Я ей не указ», – смело отвечала Татьяна слабеющему деду. «Хочу на свадьбе у неё побывать. Как одни-то останетесь?» – кипятился, топая ногой, Иван. Без толку. Чувствуя слабину деда, мать и дочь не слушались его команд. А злиться у него не было сил и желания. Большая тревога и жалость к своим девочкам заполняла его сердце.
В деревне Купалово всего-то и было две фамилии: Медведевы и Царёвы. Все родственники. Упрямый Иван сам стал подыскивать своей любимице партию. Остановился на Царёве Андрее, который был старше Марии на 13 лет, а между тем не женат. Подростком потерял отца, воспитал пятерых младших братьев, был матери опорой. Но сейчас
Поговорил с внучкой строго. Но та упиралась: «Совсем не хочу, деда, замуж. При тебе жить буду вечно!» «Вот дура, девка! – кипятился дед. – Ведь помру скоро, останешься с матерью одна в избе!» И Маша задумалась. Никого не любила она так, как деда Ваню. Ни мать, ни отца, ни сестер. Дом любила, хозяйство, порядок. Гордилась и собой, и дедушкой. Понимала, что всё вокруг – его рук дело. Строгостью, жизненным укладом, им установленным, вокруг мир держится. И менять ничего не хотелось! Как без него? Без его указаний, да без его поддержки?
Поняла, что без перемен теперь не обойтись. Плакать она не любила. Позлилась денёк. И пошла к дедушке с согласием.
Была ранняя осень. Дед с утра был весел. Сноха увидела эти изменения и порадовалась улыбке свёкра:
– Какая радость у нас, батенька?
– Сватать иду внучку к Царёвым! – с гордостью отвечал.
– К какому из них?
– К Андрею, старшему!
После обеда свёкор взял бутыль самогону, хороший ломоть хлеба и кусок сала. И пошел свататься через три дома к Царёвым. Был праздник. И гость для них не был неожиданностью. Но все-таки Андрей немного растерялся, когда старик объявил причину прихода. Андрей на Марию заглядывался. И по слухам их все уже поженили. Однако ж он привык жить материнской семьей. Поговорили с матерью. Иван мудро напутствовал Андрея оставить младшим братьям дом и начать жить своей жизнью. Скоро братья поженятся, и он им будет только мешать. Спросив одобрения матери и братьев, Андрей согласился.
На том и порешили – свадьбу к зиме. Стали готовиться. Маша волновалась. Глаза опускала при виде жениха. Становилось как-то странно, стучало чаще сердце. Смущалась, что было ей совсем не свойственно.
Радость хорошего дела зарядила Ивана силой. Как оказалось, последней. Ранним прохладным утром он один пошел в лес. Влажная красно-оранжевая чаща пахла мхом, листвой и грибами. Встречала знакомого щедро. Старик набрал уже корзину поздних грибов. Он был не скор. Ходил, часто отдыхая. И тут присел отдышаться.
Шорох сзади испугал его. Быстро обернувшись, на поляне он увидел исполина! Огромный лось смотрел на него в упор. Иван испугался и замер. Но зверь вдруг стал приближаться, угрожающе ускоряясь. Старик, не помня себя, вскочил. И побежал в самый густой ельник. Он слышал топот, хрипенье и хруст ломающихся веток позади себя. Корзину потерял сразу же там на поляне. Страх подгонял, сделав на мгновения старика вновь молодым. Еще долго он, не сбиваясь с ритма, мчался к дому. Всё тише и тише слышно было зверя, он отстал. Прошло всего несколько минут, а Ивану казалось – вечность, как он вышел на поле позади домов. И силы покинули его. Он остановился. Ноги стали ватными, сердце колотилось. Еле-еле передвигая ногами, он доплелся до огорода и присел прямо на траву. Там и нашли его домашние.
Выйдя в огород перед обедом, Маша наткнулась на лежащего деда. Горячая волна испуга прошла по всему её телу: «Деда! Деда!» – трясла она старика. Иван закряхтел, но сил для большего уже не было. Девушка вскинула руки, заорала. Первый раз с ней случилась такая истерика. Татьяна выбежала на шум и увидела голосящую дочь и лежащего деда. Прибежали соседи. На руках помогли внести в избу. Сноха стала его раздевать. Увидела разодранные в кровь руки. Ахнула, отпрянула. Что с ним случилось? Прибежавшая золовка-травница велела ставить самовар. Деда растирали, переодевали, осматривали.