Карибы. Ресторанчик под пальмами
Шрифт:
Каждый вечер около восьми я созванивалась с Бобом, который постоянно вносил в список покупок какие-то изменения и дополнения, а затем отправлялась в книжный магазин, где до полуночи занималась изысканиями. Я потратила сотни долларов на поваренные книги.
Дни сливались в недели, и, наконец, нам выдали разрешение на работу. Боб оставил мне голосовое сообщение в отеле, порадовав новостью — теперь мы могли на совершенно законных основаниях открывать ресторан. Нашу мебель и вещи из Вермонта уже успели доставить в Майами, и теперь контейнер находился в пути на Ангилью. Мы сожгли все мосты.
Шебби с братьями приступили под руководством Боба к сносу здания. Они приезжали каждый день с кувалдами и ломами. Старую лодку, игравшую роль бара, удалось демонтировать довольно легко — все благодаря источившим ее термитам и физической силе Шебби. Один мощный удар ногой, и лодка превратилась в груду опилок и гнилых досок.
Клинтон, самый младший из братьев, самозабвенно увлекался музыкой. Тяга к ней у него была буквально в крови. Он обожал все — от регги до религиозных песнопений. Клинтон постоянно что-то, пританцовывая, напевал. Он отличался невероятной подвижностью, словно его тело было сделано из резины. Этот парень всегда был рад любому заданию: он тщательно выслушивал инструкции Боба, после чего, приплясывая, отправлялся их выполнять.
Каждый день в четыре часа Клинтон подходил к своему дряхлому микроавтобусу и начинал готовиться к поездке домой. Он осматривал четыре лысые шины, каждый раз подкачивая как минимум одну из них с помощью велосипедного насоса. Как правило, в радиатор всегда приходилось подливать воды, а чтобы завести двигатель, машину следовало толкнуть, поскольку к этому моменту аккумуляторы успевали скиснуть. Крошечный микроавтобус, казалось, был неразрывно связан с Клинтоном. У него, как и у его хозяина, было идеальное чувство ритма, и он также раскачивался и пританцовывал, когда ехал по дороге.
После того как пришел контейнер с мебелью, Боб потратил несколько дней, чтобы расставить ее в доме и создать атмосферу уюта. Боб стоял по колено в шариках пенополистирола, которыми проложили груз, как вдруг услышал громкий голос:
— Эй там! Внутри! Есть кто?
Открыв дверь, Боб обнаружил на пороге босоного улыбающегося толстяка, одетого в одни лишь драные клетчатые шорты.
— Добрый день. Меня зовут Ригби. Я ваш сосед. — Он показал на недостроенный дом. Прежде Боб наверняка бы удивился, узнав, что там кто-то живет, но Джошуа уже успел ему объяснить, почему на Ангилье столько домов стоят недостроенными.
Местные жители очень редко брали кредит на строительство домов. Как правило, всю работу они делали сами, позвав на помощь братьев, дядьев, племянников. Строительство велось, только когда на него появлялись лишние деньги. В строительстве домов наиболее наглядно проявлялись принципы существования местной экономики: деньги, которые тратили туристы, прямиком текли в дома жителей Ангильи.
— Рад познакомиться, Ригби. Меня зовут Боб. Мы с женой только переехали.
— Я тут это… Ухи наварил. — Ригби махнул рукой в сторону дома, где на веранде валялось несколько человек (весьма привычная на Ангилье картина).
Истолковав слова Ригби как приглашение на обед, Боб проследовал за соседом к его дому. Усыпанный гравием двор Ригби был покрыт самым разносортным и разнокалиберным мусором: обломками фанеры, камнями и песком. Сквозь хлам пробивались сорняки и виноград. Ригби был босиком, но при этом совершенно беззаботно ступал по двору — видимо, кожа на его ступнях полностью задубела.
Когда они приблизились к веранде, Ригби подобрал камень побольше и метнул его в козу, стоявшую на импровизированном столике рядом с кухонной плиткой. Камень, просвистев мимо козы, врезался в видавшую виды алюминиевую кастрюлю, которая с грохотом упала на бетонный пол. Коза испуганно вздрогнула, спрыгнула со стола и неспешным шагом удалилась за дом, где и прилегла в тени.
Если бы дом Ригби был сложен из камня, а не из цементных блоков, он легко бы сошел за развалины древнеримской виллы. Крыша по большей части отсутствовала и наличествовала только в той комнате, где Ригби жил. В остальном дом представлял собой череду колонн, устремившихся к голубому небу. Посреди будущей гостиной стояла ржавая бетономешалка. Рядом лежали мешки с цементом. Чтобы они не промокли, Ригби накрыл их куском фанеры, увитой сорняками и побегами мукуны. Лопаты, шпатели и ведра валялись на полу там же, где их и бросили по завершении предыдущего этапа строительства. Вполне разумно. Если на Ригби снова найдет вдохновение, инструмент будет под рукой.
— Я так погляжу, строительство у вас идет полным ходом, — заметил Боб.
Ригби буркнул в ответ что-то невнятное. Один их мужчин, валявшихся на веранде, открыл глаза и пояснил:
— С тех пор, как евойная баба свалила, он ни фига не делал.
— Жена уехала обратно на Невис, — смущенно проговорил Ригби, — ну и мебель прихватила. И детей.
— Мне очень жаль, — промолвил Боб, удивляясь, где же стояла вся мебель, если в доме не было крыши.
— Наша местная ушица, — сказал Ригби, с гордостью протягивая Бобу миску, наполненную до краев светлой жидкостью, в которой плавала здоровенная рыбья голова. Боб уставился на миску, а оттуда на него уставилась рыбья голова. Ригби продолжал разливать уху по самым разнокалиберным плошкам. Радушный хозяин аккуратно следил за тем, чтобы каждому досталось хотя бы по одной рыбьей голове.
Стараясь не смотреть на суп, Боб присел на перевернутое пластиковое ведро. Один из гостей, устроившийся рядом с ним на веранде, принялся, громко чавкая, поглощать уху, а потом с аппетитом начал жевать рыбью голову. Время от времени он сплевывал рыбьи кости прямо во двор. Тут же показалось несколько кур, которые присоединились к пиршеству. Кудахча, они копались в земле, подбирая кости и прочие объедки, которые им швыряли с веранды.
Боб продолжал отводить глаза, и наконец кто-то из гостей сказал: «Ригби, дай мужику ложку». Пивший суп Ригби оторвался от этого занятия и, сжимая в одной руке рыбью голову, другой протянул Бобу поварешку. Мой муж был донельзя смущен таким вниманием к своей персоне.
Он великолепно понимал: отказываться от супа нельзя — иначе он обидит соседа. Он поднес тридцатисантиметровую поварешку к губам, задержал дыхание и пригубил уху. Удивительно, но уха оказалось очень неплохой, с чесноком и немного острой. При этом Боб понятия не имел, что ему делать с головой. «Я ни за что ее есть не буду», — думал он, работая поварешкой.