Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
Своему обеспокоенному издателю, Карлу Леске, Маркс сказал, что книга о политэкономии невозможна, пока не будут развенчаны все устаревшие и нежизнеспособные теории, в том числе — младогегельянство {7}. Может показаться, что этого дракона Маркс уже убивал бесчисленное количество раз, но сам он думал иначе, и теперь намеревался это сделать вместе с Энгельсом.
В «Немецкой идеологии» впервые в тезисной форме высказана мысль Маркса о материальной основе истории человечества. Маркс и Энгельс утверждали — в противовес Гегелю и его последователям — что историю двигает вовсе не некая сила, отдельная от человека; история — это сам человек, материальная летопись его поступков. Думать иначе, представлять человека пассивным исполнителем роли в драме, поставленной неким Режиссером (будь то Бог или король), — означает считать его бессильным и не способным ни на что в обществе своих собратьев. Они утверждали, что жизнь, смерть, любые изменения — политические, экономические и социальные — происходят при вполне определенных обстоятельствах. В этом нет никакой мистики, и человечеству незачем
Решая проблему научно, то есть пытаясь найти доказательства своим тезисам в реальной жизни, Маркс и Энгельс определяют, что существование человека коренится в процессе непрерывного производства; что человек стал отличаться от животных, как только начал производить средства собственного существования {9}. (Кроме того, они объявили, там же, у Маркса в кабинете, но, разумеется, между собой, что первое разделение производительного труда произошло между мужчиной и женщиной в вопросе деторождения {10}.) Впоследствии они писали, что каждое поколение стояло на плечах предыдущего, улучшая методы развития производства и изменяя общество в соответствии с изменившимися потребностями {11}. Но на определенном этапе в этот процесс вторгаются деструктивные силы — когда машины и деньги консолидируются в руках небольшой группы людей в качестве частной собственности. Эта элита, в свою очередь, порождает свою противоположность, класс, «который должен нести все тяготы нового общества, не наслаждаясь своими преимуществами… класс, который составляет большинство членов общества и от которого исходит осознание необходимости коренных изменений, революции, т. е. коммунистическое сознание» {12}.
Маркс и Энгельс приходят к выводу, что все революционные изменения в истории были результатом столкновения между теми, кто контролировал производство, и народными массами, которые под этим контролем находились {13}. Предвосхищая будущее утверждение Маркса, что образование и знания станут предпосылками революции, они предположили, что реальные и устойчивые изменения не произойдут в результате одиночных действий или одного насилия: простое силовое устранение правящей элиты не устранит «универсальных истин», которые эта элита исповедовала: останутся прежними законы, искусство, государственные и культовые институты. Идеи господствующего класса в каждую эпоху являются господствующими для всего общества, т. е. класс, управляющий материально, управляет и интеллектуально, идеологически и морально. Класс, который имеет в своем распоряжении средства материального производства, управляет и средствами духовными, а те, кто такими средствами не располагают, просто подчиняются этому порядку {14}.
Таким образом, чтобы достичь точки, в которой возможна и реальна революция, массы должны сначала осознать, что система, при которой они живут, неважно, земной или божественной она считается, полностью создана правящим классом, чья цель — сохранить свою власть.
Во-вторых, массы должны создать интеллектуальный фундамент, на котором будет строиться новое общество, отличное от того, которое они хотят заменить.
Два друга работали над «Немецкой идеологией» с конца сентября 1845 года по август 1846-го. Работа уложилась в два тома, в ней было более пятисот страниц. Как и в их первом совместном труде «Святом семействе», основная часть книги была посвящена насмешкам над конкретными личностями в радикальных кругах Германии. Годы спустя Ленхен вспоминала, как Маркс и Энгельс будили весь дом своим хохотом во время работы. Те ночи веселья на деле стали единственной компенсацией, которую они получили от книги {15}. Они сами и их друзья в Германии пытались заинтересовать восемь издателей — но безуспешно. В конце концов, по словам самого Маркса, «рукопись отдали на уничтожение мышам, тем более что свою цель она выполнила: мы все для себя прояснили в самых насущных вопросах» {16}.
Осенью 1845 года, вскоре после рождения Лауры, в семье Маркса началась паника после получения новости, что Пруссия пытается добиться выдворения Маркса из Бельгии. Численность немецких беженцев в Брюсселе росла, среди них наверняка находились и шпионы прусского правительства. Прямых провокаций против Маркса не было, пока все шло на уровне политического давления; возможно, осведомители сообщили, что его дом является своеобразным центром радикально настроенных изгнанников, и Пруссия хотела убрать его подальше от своих границ. Маркс пытался блефовать, ища выход из сложившегося положения. Он запросил магистрат Трира о выдаче ему документов и разрешения эмигрировать в Америку. Если бы документы ему выдали, это означало бы, что он больше не является прусским подданным и вероятнее всего не интересует прусские власти. Нет никаких признаков того, что Маркс на самом деле когда-либо собирался переехать в Америку, скорее всего, это была просто уловка, чтобы отвлечь внимание прусских властей. В любом случае его план провалился: разрешение на выезд было дано, однако давление продолжалось. В декабре 1845 года, чтобы оградить себя от дальнейшего вмешательства Пруссии, Маркс отказался от прусского гражданства {17}. Несмотря на официальный отказ от гражданства, это означало просто административные изменения в его статусе, так как он в любом случае не мог въехать в Пруссию без того, чтобы быть арестованным на границе.
Однако сознание того, что он больше не связан с государством, которое считал нелегитимным, освобождало его. В начале 1846 года Маркс, Энгельс и Филипп Жиго, молодой бельгийский библиотекарь, приступили к созданию коммунистического корреспондентского комитета, организации, чьей целью было объединение пролетариата всех стран, слом границ между рабочими и социалистами государств Европы и подготовка к активным действиям, которые «могут начаться в любой момент» {18}. Листовки и прокламации можно было писать без оглядки на цензоров, единственную опасность представляли не особенно систематические обыски и досмотры почты, которые ввели европейские монархи, чтобы контролировать проникновение в страну политического «динамита» {19}.
Членов в организации было совсем мало, соответственно, невелики были и объемы корреспонденции, но это была первая международная организация, которую Маркс попытался создать — и первое проклюнувшееся семя целого политического движения его имени. Женни взяла на себя обязанности секретаря, переписывая неразборчивый почерк Маркса (всю жизнь его почерк понимали только Женни, Энгельс и дочери). Энгельс продолжал работать вместе с ним над книгой, все трое участвовали в работе Комитета. Вскоре в доме номер 5 по рю де Альянс закипела круглосуточная деятельность, хотя его обитатели всячески старались делать вид, что живут совершенно спокойно и тихо — чтобы не привлекать внимания бельгийских чиновников. Маркс вспоминал, что ему в то время удавалось спать всего четыре часа в сутки, и то уже под утро {20}. Жена Джорджа Джулиана Гарди в письме из Англии предположила, что Женни основала «Анти-3 или 4 часа утра-Комитет», запрещавший революционную деятельность в утренние часы — чтобы сохранить семью {21}. Это было бы хорошей идеей, поскольку нервы у всех были на пределе, Маркс с Энгельсом начали ссориться, а усугубилось это тем, что в марте Женни пришлось вернуться в Трир, к заболевшей матери. Маркс «работал» над двумя книгами, занимался новой политической организацией, которую пополняли все новые члены — из беженцев, чье количество также возрастало, — а еще на него оставили двух маленьких детей, старшей не было и трех лет. Нет сомнений, что о них заботилась Ленхен, но вот о самом Марксе позаботиться было некому. В отсутствие Женни Комитет запланировал на 30 марта собрание, на котором должен был выступать портной по имени Вильгельм Вейтлинг. Вейтлинг, внебрачный сын немецкой прачки и французского офицера, был среди социалистов и коммунистов фигурой легендарной; у него было много сторонников и последователей в рабочей среде и из числа образованных людей среднего класса. Он основал отделение Союза справедливых в Париже и был автором подпольно изданной книги «Человечество, каково оно есть и каким оно должно быть». Раньше Маркс сравнивал его с Прудоном, говоря, что Вейтлинг отличается в лучшую сторону; однако по мере того, как пропагандистская деятельность Вейтлинга продолжалась, тон его высказываний становился все более безнадежным, а идеи — все более утопичными. Многие объясняют эти изменения тем, что некоторое время он провел в тюрьме, в Пруссии и Швейцарии. Вейтлинг был приговорен к заключению за свою книгу «Евангелие бедного грешника», в которой Христос, как и сам Вейтлинг, был представлен коммунистом, внебрачным сыном бедной девушки. Говорили, что Вейтлинг начал считать себя мессией {22}.
По словам Энгельса, он «предлагал рецепт построения рая на земле, который лежал у него в кармане… и был одержим идеей, что у него этот рецепт хотят украсть…» {23}. Среди его предложений — создание армии из 40 тысяч грешников, которых он поведет на битву с правящим классом {24}.
Маркс тепло приветствовал Вейтлинга по приезде в Брюссель в феврале (Энгельс описал этот прием как акт «почти сверхчеловеческого терпения» {25}). Йозеф Вейдемейер рассказывает, что всю ночь продолжалась карточная игра с участием Маркса, Вейтлинга, Эдгара фон Вестфалена и самого Вейдемейера, а наутро к ним присоединилась Женни, и все отправились гулять. Это происходило «самым приятным образом, какой только можно представить. Рано утром мы пошли в кафе, затем сели на поезд и отправились в Виллеворде, соседнюю деревушку, где у нас был ланч. Мы дурачились и хохотали, а вернулись последним поездом» {26}.
Но после того как Женни уехала в Трир и члены Комитета приступили к работе, идиллия закончилась. Сидящие вокруг небольшого зеленого стола в гостиной мужчины начали обсуждать политику. Русский Анненков, очарованный политическим театром того времени, но не имевший никаких внятных соображений, был в то время в Брюсселе и ярко описал заседание, в ходе которого лидеру немецкого коммунизма прошлого противостоял лидер немецкого коммунизма будущего. По словам Анненкова, Вейтлинг не был похож на сумасшедшего революционера. В свои 38 он был на 10 лет старше Маркса, русоволосый, красивый, в элегантном сюртуке, с аккуратной, «кокетливо подстриженной бородкой». У него был вид добропорядочного бизнесмена. Маркс, напротив, имел довольно дикую внешность, неуклюж в движениях, но зато совершенно уверен в себе.
«У него был вид человека, имеющего власть и право на уважение, независимо от того, как он выглядел и что делал… Его поведение бросало вызов общепринятым правилам… оно было достойным, но несколько презрительным и вызывающим…»
Анненков описывает голос Маркса — резкий и металлический; он говорит отрывисто и повелительно, словно никакие возражения и разногласия (если кто-то на них осмелится) непозволительны в его присутствии.
Энгельс открыл собрание, приветствуя коллег, и сказал о том, что оно необходимо, если те, кто стремится изменить положение рабочих, хотят найти согласие между собой. В своих мемуарах Анненков описывает, как львиная голова Маркса склонилась над бумагами, в руке у него карадаш, и он что-то быстро пишет, пока Энгельс говорит. Однако Маркс не умеет долго сидеть молча. Он требует от Вейтлинга, которого тут же и обвиняет в том, что он наделал «столько шума в Германии своими проповедями», чтобы тот объяснил свою позицию.