Карлос Кастанеда. Путь мага и воина духа
Шрифт:
Кастанеда: Сейчас моя основная дисциплина — это разрывать мои шаблоны. Я всегда был очень зашаблоненной личностью. Я ел и спал по расписанию. К настоящему времени я избавился от такого множества моих привычных способов действия, что скоро я могу стать непредсказуемым и неожиданным даже для самого себя.
Кин: Ваша дисциплина напоминает мне дзенскую историю о двух учениках, хваставшихся чудесными силами. Один ученик заявлял, что основатель секты, к которой он принадлежал, мог стоять на одной стороне реки и писать имя Будды на листе бумаги, который держал его помощник на противоположном берегу. Второй ученик ответил, что такое
Кастанеда: Это и был тот элемент вступления в мир, который удержал меня на пути, показанном доном Хуаном. Нет нужды превосходить, трансцендировать мир. Все, что нам нужно знать, находится прямо перед нами, если мы уделим внимание. Если вы входите в состояние необычной реальности, как при использовании психотропных растений, то это только для того, чтобы отступить назад и увидеть то, что вам нужно, — чудесную сущность обычной реальности. Для меня образ жизни — путь с сердцем — не интроспекция или мистическая трансценденция, а присутствие в мире. Этот мир — охотничья земля воина.
Кин: Мир, нарисованный вами и доном Хуаном, полон волшебных койотов, заколдованных ворон и прекрасных магов. Легко понять, как он мог покорить вас. Но как насчет мира современного горожанина? Где магия там? Если бы мы все могли жить в горах, то могли бы сохранить чудо в живых.
Кастанеда. Я однажды задал дону Хуану тот же самый вопрос. Я настаивал, что мог бы остановить мир и видеть, если бы отправился жить в глуши с ним. Он посмотрел в окно на проезжающие машины и сказал: "Вот там это и есть твой мир". Сейчас я живу в Лос-Анджелесе и нахожу, что могу использовать этот мир, чтобы согласовать свои нужды. Это вызов — жить без установленных шаблонов в шаблонном мире.
Кин: Такой уровень шума и постоянное давление людских масс выглядит разрушающим тишину и одиночество, которые были бы необходимы для того, чтобы остановить мир.
Кастанеда: Вовсе нет. Вы можете использовать шум машин на шоссе, чтобы учиться слушать внешний мир. Когда мы останавливаем мир, то останавливаемый мир — это тот, который мы обычно поддерживаем своим постоянным внутренним диалогом. Раз вы можете остановить внутреннее бормотание, вы перестаете поддерживать ваш старый мир. Вот тогда начинается изменение личности. Когда вы концентрируетесь на звуках, то обнаруживаете, что мозгу трудно категоризировать все звуки, и вскоре вы оставляете эти попытки. Это так успокаивает, когда вы можете отключить разговоры, категоризирование и суждение.
Кин: Внутренний мир меняется, но как насчет внешнего? Мы можем революционизировать индивидуальное сознание, но все еще не касаемся тех социальных структур, которые создают наше отчуждение. Есть ли какое-либо место для общественной или политической реформы в вашем мышлении?
Кастанеда: Я родом из Латинской Америки, где интеллектуалы всегда говорили о социальной и политической революции и где было брошено множество бомб. Но революция лишь немного переменила окружающую жизнь. Не очень много нужно, чтобы разбомбить здание, но чтобы бросить курить или преодолеть хандру, вам нужно переделывать себя. Вот где начинаются настоящие реформы.
Дон Хуан и я недавно были в Таксоне, когда там проводилась Неделя Земли. Какой-то человек проводил лекцию по экологии и бедствиях войны во Вьетнаме. Он все время курил. Дон Хуан сказал: "Я не могу себе представить, что он заботится о телах других людей, когда ему не нравится свое собственное". Наша первая забота должна быть о самих себе. Мне могут нравиться мои знакомые, только когда я на пике энергии и не в депрессии. Чтобы быть в этом состоянии, я должен содержать мое тело в порядке. Любая революция должна начинаться здесь, в этом теле. Я могу изменить мою культуру, но только изнутри такого тела, которое безупречно настроено на этот сверхъестественный мир. Для меня настоящая образованность — это искусство быть воином, которое, как говорит дон Хуан, является единственным способом сбалансировать ужас быть человеком с восхищением быть человеком.
ЗЕМЛЯ — ЖИВОЕ СУЩЕСТВО. Маргарет Раньян
"Магическое путешествие с Карлосом"
Все то, о чем нам рассказывал Кастанеда, имеет параллели и в других мистических учениях и традициях. В его собственных книгах упоминаются "Египетская книга мертвых", "Трактат" Витгенштейна, испанские поэты, такие как Сан-Хуан де ла Крус и Хуан Рамон Хименес, а также латиноамериканский писатель Сесар Вальехо.
Некоторые из этих книг он читал дону Хуану — Карлос любил поэзию. Но ему нравились только первые четыре строчки. Он считал, что то, что следует за ними дальше, — это идиотизм. Он говорил также, что дальше стихотворение теряет свою силу, что после первой строфы идет простое повторение.
Мы спросили Карлоса, знает ли он йогические техники, или, может быть, он читал о них, а также известны ли ему описания других планов реальности, которые предлагают священные книга Индии.
— Все это удивительные вещи, — ответил он. — Более того, у меня были тесные контакты с людьми, занимающимися хатха-йогой.
— В 1976 году мой друг Клаудио Наранхо познакомил меня с учителем йоги. Мы посетили его в "ашраме", здесь, в Калифорнии. Мы общались при помощи профессора, который выполнял роль переводчика. В этом разговоре я пытался найти какие-то параллели со своим опытом путешествий вне тела. Тем не менее он не сказал ничего особенно важного. Там было много церемоний и прочего шоу, но он ничего не сказал. В конце нашего разговора этот человек взял какую-то металлическую чашку с жидкостью, цвет которой мне очень не понравился, и стал брызгать из нее на меня. Я спросил его, что это значит? Кто-то из тех, кто находился рядом, объяснил мне, что я должен быть очень счастлив, потому что он дал мне свое благословение. Я настаивал на том, чтобы мне сказали, каково же было содержимое этой чашки. В конце концов они ответили, что в ней хранятся все секреции учителя. Все, что исходит из него, — священно.
Год спустя у Кастанеды была похожая встреча с одним из последователей Гурджиева. Он встретился с ним в Лос-Анджелесе по просьбе одного из своих друзей.
— Было похоже, что этот человек решил копировать Гурджиева во всем, у него была выбрита голова, и он носил густые усы, — сказал Кастанеда, пытаясь руками изобразить размер этих самых усов. — Мы пришли к нему, и он неожиданно схватил меня за горло и несколько раз сильно стукнул. Сразу после этого он призвал меня покинуть своего учителя, потому что с ним я лишь зря теряю время. Он сказал, что за восемь или девять классов обучения он может обучить меня всему, что я должен знать.
Можете вы это себе представить? В нескольких классах он мог обучить меня всему.
Кастанеда также сказал, что этот последователь Гурджиева говорил об использовании наркотиков для ускорения учебного процесса. Их встреча длилась не слишком долго. Похоже, что друг Кастанеды понял всю нелепость ситуации и глубину своей ошибки. Его друг настаивал на этой встрече, потому что был убежден, что Кастанеде нужен более серьезный учитель, чем дон Хуан. Когда же их встреча закончилась, его друг почувствовал, что ему очень стыдно.