Кармен (новеллы)
Шрифт:
Однажды входит тюремщик и передает мне алькалинский хлебец [71] . «Вот, возьмите, – говорит он, – это от вашей двоюродной сестры».
Я удивился – в Севилье у меня не было родственников, – но все же взял гостинец. «Верно, какая-нибудь ошибка», – подумал я, разглядывая хлебец, но он был такой аппетитный, от него так вкусно пахло, что я не стал раздумывать, откуда он и кому предназначен, и собрался его съесть. Но когда я попробовал разрезать его, нож мой наткнулся на что-то твердое. Смотрю и нахожу запеченный в тесте английский напильник, затем золотую монету и два пиастра. Все мои сомнения рассеялись – это был подарок Кармен. Для людей ее племени свобода превыше всего, и они готовы поджечь город, лишь бы и дня не просидеть в тюрьме. К тому же девчонка была хитрой бестией, и с этим хлебцем я вполне мог натянуть нос тюремщикам. Напильником я перепилил бы за один час самый толстый прут решетки, а за два пиастра обменял бы у любого старьевщика свою шинель на штатское платье. И можете мне поверить, что человек, который у себя на родине много раз лазал по скалам в поисках орлиных гнезд с птенцами, без труда спустился бы из окна на улицу с высоты каких-нибудь тридцати футов. Но я не хотел бежать; я еще не утратил своей воинской чести, и дезертирство казалось мне величайшим преступлением. Меня все же тронул этот знак внимания. Когда сидишь в тюрьме, приятно
71
Алькала де лос Панадерос – местечко в двух лье от Севильи, где выпекают превосходные хлебцы. Говорят, что своим отменным вкусом они обязаны тамошней воде. Ежедневно их в огромном количестве привозят в Севилью. (Прим авт.)
После церемонии разжалования я полагал, что страданиям моим пришел конец, но мне предстояло испытать еще одно унижение; это случилось по выходе моем из тюрьмы, когда меня назначили на дежурство и поставили часовым как простого солдата. Вы не представляете себе, что чувствует в таком положении самолюбивый человек. Мне кажется, я предпочел бы тогда расстрел. По крайней мере идешь один впереди взвода; чувствуешь себя человеком; все на тебя смотрят.
Я стоял на часах у дверей нашего полковника. Это был богатый молодой человек, весельчак и славный малый. У него собрались все наши молодые офицеры, а также множество штатских, были также и женщины, актрисы, как говорили. А мне чудилось, что весь город съехался к этому дому, чтобы поглазеть на меня. Но вот подкатил экипаж полковника с его денщиком на козлах. И кто же выходит из него? Моя цыганочка. Разукрашена, как богородица, напомажена, расфуфырена, вся в золоте и лентах. Платье в блестках, голубые туфельки тоже в блестках, повсюду цветы, кружева. В руке – баскский бубен. С нею – две цыганки, молодая и старая (молодых всегда сопровождает какая-нибудь старуха), а также старик, тоже цыган, с гитарой, под звуки которой они пляшут. Вы сами знаете, что цыганок часто приглашают в общество, где они исполняют свой национальный танец ромалис, а также и другие пляски.
Кармен узнала меня, и мы обменялись взглядами. Право, в ту минуту я готов был провалиться сквозь землю.
– Agur laguna [72] , – сказала она. – Сеньор офицер, да ты стоишь в карауле, как новобранец!
И прежде, нежели я нашел что ответить, она скрылась в доме.
Все общество собралось в патио, и, несмотря на множество гостей, я видел сквозь решетку [73] почти все, что там происходило. Я слышал щелканье кастаньет, звон бубна, смех и крики «браво»; иной раз я замечал ее головку, когда она подпрыгивала с бубном в руке. Слышал я и голоса офицеров, которые говорили ей такое, что краска бросалась мне в лицо. Ее ответы терялись в общем шуме. Думается, что с этого дня я полюбил ее по-настоящему, так как мне не раз хотелось войти в патио и всадить саблю в живот тем ветрогонам, что волочились за ней. Пытка моя продолжалась добрый час; затем цыгане вышли на улицу, где их ожидала коляска. Проходя мимо, Кармен опять посмотрела на меня своим особенным взглядом – я говорил вам о нем – и сказала очень тихо:
72
Здравствуй, приятель! (Прим. авт.)
73
В большинстве севильских домов имеется внутренний двор, окруженный сводчатой галереей, в котором жители проводят время летом. Над этим двором натянуто полотнище, днем его поливают водой, а на ночь убирают. Дверь на улицу почти всегда открыта, а проход, ведущий во двор, перегорожен железной решеткой превосходной работы. (Прим. авт.)
– Земляк, тот, кто любит хорошо поджаренную рыбу, идет в Триану, к Лильясу Пастье.
Легкая, как козочка, она вскочила в коляску, кучер стегнул мулов, и веселая компания укатила.
Нетрудно догадаться, что после смены караула я отправился в Триану, но перед этим побрился и почистился, словно шел на парад. Она была уже у Лильяса Пастья, старого цыгана, черного, как мавр, в кабачок которого приходило немало горожан, чтобы отведать его жареной рыбы, в особенности с тех пор, как там обосновалась Кармен.
– Лильяс! – обратилась она к старику, увидев меня. – Сегодня я ничего не стану делать. «И завтра тоже будет день» [74] . Идем, земляк, идем гулять.
Она накинула мантилью под носом у Лильяса, и я очутился на улице, сам не зная, куда мы идем.
– Сеньорита! – сказал я. – Мне кажется, я должен поблагодарить вас за подарок, который получил в тюрьме. Хлебец я съел, напильник пригодится мне, чтобы затачивать пику, и я его сохраню на память о вас. А деньги – вот они.
74
Маcana sera otro dia – испанская поговорка. (Прим. авт.)
– Что это?! – воскликнула, хохоча, Кармен. – Он сберег золотой! Тем лучше: сегодня я не при деньгах. Э, плевать! «Собака бродит, кость находит» [75] . Давай прокутим все, что у нас есть. Ты меня угощаешь!
Мы отправились обратно в Севилью; свернув на Змеиную улицу, она купила дюжину апельсинов и велела мне завязать их в платок. Немного дальше она купила хлеба, колбасы и бутылку мансанильи, после чего зашла к кондитеру. Она бросила на его прилавок золотую монету, которую я вернул ей, затем вынула из кармана другой золотой и немного мелочи; наконец попросила у меня всю мою наличность. У меня оказались всего-навсего несколько куарто и песета, которые я и отдал ей, стыдясь, что денег так мало.
75
Chuquel sos pirela, Cocal terela – цыганская пословица. (Прим. авт.)
Я думал, она унесет с собой всю лавку. Она покупала самые вкусные, самые дорогие сласти – yemas [76] , turons [77] , засахаренные фрукты, – пока не истратила всех денег. И опять-таки мне пришлось нести все это в бумажных мешочках. Вы, верно, знаете улицу Кандилехо с головой короля дона Педро Справедливого [78] ? При виде ее мне следовало
76
Засахаренные желтки. (Прим. авт.)
77
Род нуги. (Прим. авт.)
78
Король дон Педро, прозванный Жестоким, которого королева Изабелла Католичка называла не иначе как Справедливым, любил гулять вечером по Севилье в поисках приключений, подобно халифу Харун аль Рашиду. Однажды ночью на глухой улочке он затеял ссору с мужчиной, дававшим серенаду. Произошла дуэль, и король убил влюбленного кавалера. Звон клинков привлек внимание какой-то старухи. Держа в руке небольшой светильник, candilejo, она выглянула в окно и увидела сцену поединка. Надо вам сказать, что король дон Педро, в общем человек здоровый и сильный, обладал одним странным физическим недостатком: при ходьбе его коленные чашки громко хрустели. По этому хрусту старуха сразу узнала короля. На следующий день дежурный вейнтикуарто доложил королю: «Ваше величество, этой ночью на такой-то улице произошла дуэль. Один из дуэлянтов убит». – «Убийца найден?» – «Да, ваше величество». – «Почему он еще не наказан?» – «Я жду ваших приказаний, ваше величество». – «Действуйте сообразно закону». В самом деле, незадолго до этого король опубликовал указ, гласивший, что всякий дуэлянт будет обезглавлен, а голова его выставлена на месте поединка. Вейнтикуарто остроумно вышел из положения: он велел отпилить голову у одной из королевских статуй и выставить ее в нише посреди улицы, где произошло убийство. Король и все горожане нашли этот выход весьма удачным, и улица получила название Кандилехо в честь светильника старухи, единственной свидетельницы поединка. Таково народное предание. Суньига излагает это происшествие несколько иначе (см. Летопись Севильи, т. II, стр. 136). Как бы то ни было, в Севилье до сих пор существует улица Кандилехо, а на ней высеченный из камня бюст, якобы изображающий дона Педро. К сожалению, бюст этот не прежний, ибо тот обветшал еще в XVII веке и, по распоряжению муниципалитета, был заменен новым, тем, что стоит там и поныне. (Прим. авт.)
79
Rom – муж, romi – жена. (Прим. авт.)
80
Сalo; женский род – calli; множественное число – cal'es (калесы). Дословно: черный. Так цыгане называют себя на своем языке. (Прим. авт.)
Разбойник ненадолго умолк; затем, раскурив сигару, продолжал свой рассказ:
– Мы провели вместе весь день, ели, пили и все прочее. Наевшись конфет, как шестилетний ребенок, Кармен пригоршнями побросала остальные в кувшин с водой. «Это старухе на шербет», – говорила она. «А это угощение для мух, пусть оставят нас в покое», – говорила она, кидая об стену засахаренные желтки. Каких только шуток, дурачеств она не придумывала! Я сказал, что мне хочется видеть ее пляски. Но где взять кастаньеты? Она тотчас же берет единственную тарелку старухи, разбивает ее и вот уже отплясывает ромалис, щелкая кусками фаянса не хуже, чем кастаньетами из черного дерева или слоновой кости. Поверьте, с этой девчонкой нельзя было соскучиться. Настал вечер, и я услышал звуки барабанов, бьющих зорю.
– Мне пора в казарму, на перекличку, – сказал я.
– В казарму? – переспросила она презрительно. – Разве ты негр, чтобы ходить по струнке? Ты настоящая канарейка – и одеждой [81] , и нравом. Ну, а сердце у тебя цыплячье!
Я остался, заранее смирившись с мыслью о гауптвахте. Наутро она первая заговорила о том, чтобы нам расстаться.
– Послушай, Хосеито, я с тобой расплатилась, ведь так? По нашему закону, я ничем тебе не обязана, потому что ты паильо, но ты малый красивый, и ты мне приглянулся. Мы квиты. Прощай.
81
Испанские драгуны носят желтую форму. (Прим. авт.)
Я спросил, когда мы снова увидимся.
– Когда ты чуточку поумнеешь, – ответила она, смеясь, и продолжала уже серьезно: – Знаешь, сынок, мне кажется, я немножко тебя полюбила. Но продолжаться это не может. Волку с собакой не ужиться. Если бы ты принял цыганский закон, я, быть может, и согласилась стать твоей роми. Но все это чепуха: такого не бывает. Поверь мне, мальчик, ты дешево отделался. Ты встретил дьявола, да, дьявола – он не всегда бывает черен, – и он не свернул тебе шеи. «Хоть я в шерсти хожу, но нравом не в овцу» [82] . Ступай, поставь свечку своей Majari [83] ; она это заслужила. Ну, прощай еще раз. Не думай больше о Карменсите, не то она женит тебя на вдове с деревянными ногами [84] .
82
Me dicas vriardа de jorpoy, bus ne sino braco – цыганская пословица. (Прим. авт.)
83
Святая, здесь – Пресвятая Дева. (Прим. авт.)
84
Виселица, вдова последнего повешенного. (Прим. авт.)