Карнавал разрушения
Шрифт:
Впервые он подумал: а может, это вовсе и не сон, каким бы абсурдом все ни представлялось. Пожалуй, в любом случае ему следует притвориться, будто все реально, и действовать, исходя из этого. Предположим, что его откровение, с которым он познакомил ангелов, натолкнуло их на мысль: теперь единственный путь обезвредить таинственного седьмого — разрушителя — это искоренить все контакты с человечеством. Предположим, что один из шести, Махалалел, на самом деле пришел к заключению, что его единственный шанс на любого рода выживание — воплотиться, добившись неких гарантий безопасности от своих компаньонов. Не так уж это и невероятно: одна из вещей, которую он постиг во время оракула — настоящий кризис в их делах завершен,
«Сколько же раз подобное случалось прежде? — размышлял он. — Сколько раз еще может случиться: Может ли измениться что-либо фундаментальное — во сне или в реальной Вселенной?»
Ответ на последний вопрос, и он знал это, был положительный. Со временем измениться могло абсолютно все, но на данный момент эти новости не радовали. Сон или реальность, карнавал разрушения будет продолжаться, продолжаться и продолжаться.
«Будь у меня право на одно-единственное желание, — думал он, — это было бы желание жить в мире — во вселенной — где нет существ, называемых ангелами, где человек всегда точно знает, когда он бодрствует, а его выбор имеет значение».
Он обнаружил единственную слезинку в углу глаза. И был потрясен, что его более не пугает, даже во сне, судьба мира и всей жизни, которую он раньше вел. «Я научился безразличию ангелов, — горько рассуждал он. — Я уже так давно утратил собственный облик, что более не соединен с внешним миром, реальным или мнимым».
— Что это за место? — спросил он. — Сколько здесь людей?
— Мы на станции, построенной на внутренней планете-спутнике, — отозвался Махалалел. — До того, как сюда пришли люди, она носила другое название, но те, кто остался здесь после уничтожения Земли, нарекли ее Пандорой — горькая шутка, я так считаю. И теперь она служит домом для семидесяти человек — и бесчисленного количества разумных машин.
— Так пойдем встретимся с остальными? — предложил Дэвид, вдруг ощущая приступ клаустрофобии из-за узких стен помещения, окруживших его со всех сторон. Он вспомнил язвительную ремарку своего тестя, которую тот однажды отпустил Нелл: мол, Ад должен заключаться в вечном сосуществовании в тесном помещении вместе со всеми, кого ты когда-либо любил.
— К несчастью, это невозможно, — ответил Махалалел. — Существует одна неловкая проблема, с которой нельзя справиться. Если мы здесь для того, чтобы прожить очень долго — а мы должны это сделать — то нам придется пожертвовать кое-чем серьезным.
«Конечно, — думал Дэвид. — Теперь мы живем в легенде, разве не так? Мы узники в мистической притче, в которой скрыто множество тайных смыслов. Мы изучили свое отражение в зеркальных стенах Вселенной, добрались до конца времени. Так разве не должно здесь быть условий, жертв и грозных предупреждений? Отныне мы — павшие герои, живущие на развалинах золотого века дурака, в ожидании века просветлении, который никогда не наступит».
— Лучше объясни все по порядку, — произнес он вслух, неохотно заставляя себя настроиться на слушание.
Махалалел объяснил, в ленивой манере, что станция, на которой ныне воплотились главные участники оракула, построена в последние несколько лет перед тем, как часть человеческой расы, запертая на поверхности планеты, принесла себя в жертву. Люди, выстроившие ее, боялись, наступает последняя война, и сделали все необходимые приготовления, но знали также, что не смогут долго поддерживать тот стиль жизни, к которой привыкли.
Архитекторы станции обрели бессмертие при помощи множества мини-машин, вживленных
Население станции явственно видело, что их ожидает. Они могли двигать планетоид, но очень медленно. Любое путешествие по солнечной системе заняло бы годы, а путешествие за ее пределы — века. Жалкий урожай энергии и материи, который они могли собрать в настоящем окружении, не был способен поддерживать ту жизнь, которую они вели. Но у них была возможность получить помощь. Они начали развивать технологию замораживания жизни, которую надеялись использовать для экипировки межзвездных кораблей, которые отправятся за пределы солнечной системы разведывать далекие миры. Они разработали границы уменьшения метаболизма в своих телах при помощи искусственной гибернации. Таким образом, они свели уровень энергопотребления к минимуму, при котором только лишь поддерживались самые необходимые процессы восстановления и обновления клеток. И теперь они обладали технологией, которая существенно продлевала их жизнь, при этом грандиозным образом уменьшая требования к окружающей среде — но цена этого открытия заключалась вот в чем: все, кроме нескольких из них должны были постоянно оставаться спящими.
— Персонал станции тянул жребий на право занять эти камеры по поддержанию жизни, коих насчитывается 69, — рассказывал Махалалел Дэвиду и Харкендеру. — Оставшиеся сделали все, чтобы спящие получали все необходимое. А потом все, за исключением семи, покончили самоубийством, завещав остальным заботиться о движении станции и необходимом пополнении запасов. Их расчеты предполагали, что ожидаемая продолжительность жизни спящих достигнет нескольких тысяч лет, хотя, конечно, некоторые погибнут раньше.
— Оставшиеся члены команды должны были, в идеале, меняться местами со спящими. Они надеялись, что сумеют действовать достаточно эффективно, не только поддерживая себя, но и постепенно накапливая здоровье и благополучие. Но их надеждам не было суждено сбыться. Они не могли отправиться в одно место, которое могло снабдить их необходимыми полезными ископаемыми — а именно, на Землю — так как у них не было способа перемещаться взад-вперед, как не могли они и сталкиваться с телами определенной массы. Оборудования не хватало, их количество было слишком мало, чтобы предпринять эффективные меры, хотя, казалось, времени у них в распоряжении неограниченно много. Они также могли прийти к несогласию внутри своей группы по поводу того, разумно ли покидать солнечную систему и отправляться к далеким звездам.
История семерых, оставшихся бодрствовать, продолжала следовать стандартному образцу предыдущей истории человечества. Их ссоры становились все сильнее. Они не оставили записей о своей индивидуальной судьбе, но на протяжении нескольких десятилетий их число уменьшалось — путем убийства или самоубийства. Видимо, нескольких спящих за это время разбудили, чтобы хватало персонала для обслуживания станции: когда я появился здесь, ряд камер были пустыми. Но потом, видимо, они решили, что подобный порядок вещей губителен. Так что больше не будили никого, даже когда количество бодрствующих свелось к двоим, к одном, и, наконец, к нулю.