Карнавальная ночь
Шрифт:
Доктор не спускал глаз с больного, чьи веки оставались закрыты.
— Это ни к чему, – сказал он после минутного раздумья. – От бала графу хуже не станет, вот разве что…
Он замялся.
– …разве что ему не по душе сам праздник… – договорил доктор, поймав вопросительный взгляд Маргариты.
Маргарита воздела к потолку свои прекрасные руки.
– Боже мой! – прошептала она. – Не по душе моему бедному мужу!
Доктор сдержано кивнул, а граф с
– Нет-нет, вовсе нет, скорее напротив.
Во взгляде врача мелькнуло сомнение.
– Сударыня, – сказал он, – я напишу, что необходимо делать.
Стол графа стоял в другом конце комнаты. Графиня поманила доктора туда.
– Как по-вашему, – тихо спросила она, открывая ящик с бумагой, – что с графом?
– Сердце больное, – отвечал доктор Ленуар, – нервы расстроены, спазмы, крайняя душевная подавленность… Очевидно, сударыня, тому есть причины?
Но встречный взгляд Маргариты, честный и невинный, выражал лишь одно: глубокое горе.
– Ума не приложу, что могло его огорчить, – прошептала она. – Нет, решительно ничего не припоминаю.
– Ладно, сударыня, – прервал ее доктор. – Положим, никакой причины нет.
Он сел за стол.
– Доктор, – снова робко заговорила Маргарита, – мы очень богаты, и я готова отдать половину своего состояния тому, кто спасет моего бедного мужа.
Доктор перестал писать и поднял голову. Перед его доброй, открытой улыбкой Маргарита опустила глаза.
– Сударыня, – сказал он, – долг врача – всегда делать все, что в его силах. Врачу таких наград не надо.
– Он совсем плох? – по-настоящему плача, с трудом проговорила графиня.
– Да, сударыня.
– Неужели до утра не?..
Она не смогла закончить.
Доктор взял перо, начал писать и сухо, с расстановкой произнес:
– Нет, сударыня… Вот разве что…
Второй раз он обрывал речь на этих словах, но тогда вопроса он не дождался; теперь его спросили:
– Разве – что? – с тревогой повторила Маргарита.
– Сударыня, – сказал доктор, – вот указания. Им надо следовать неукоснительно. Завтра днем я зайду.
– Так мы всю ночь будем без вашей помощи? – воскликнула графиня. Внезапно лицо ее озарилось надеждой. – Выходит, вы не согласны с мнением коллег? – спросила она.
– Нет, сударыня, – тихо-тихо произнес Ленуар. – Одно из двух: либо это (он указал на листок) принесет облегчение, либо все разрешится очень быстро.
Графиня тяжко вздохнула. Доктор взял шляпу и перчатки, собираясь уходить.
– Не уходите, доктор, – вдруг еле слышно произнес граф.
Но Маргарита опередила доктора, в один миг очутившись у постели больного.
– Вам что-нибудь нужно, Кретьен?
– Я хочу поговорить с господином Ленуаром наедине, – ответил граф.
Маргарита склонилась над мужем, и косой луч лампы осветил прекрасные черты ее лица.
Доктор задумчиво смотрел на нее.
Он не расслышал, что прошептала она на ухо больному, но ответ прозвучал внятно:
– Я хочу увидеть тебя в этом наряде! Никогда еще я не любил тебя так!
Меньше всего доктор ожидал услышать признание в любви. Лицо его выразило глубокое удивление, смешанное с жалостью.
Маргарита сказала еще что-то, и больной пробормотал:
– Не бойся, я жил и умру твоим рабом!
– И, конечно, моим господином! – поднимаясь, весело произнесла Маргарита. – Доктор, я обещала провести ночь у его постели, но он не хочет. Поэтому я вас оставляю.
Она послала мужу воздушный поцелуй и, проходя мимо Ленуара, добавила:
– У него совсем плохо с головой, доктор! При мне он никогда еще так не бредил!
В ее прекрасных глазах стояли слезы. И опять они были настоящими.
– Он мне сказал… – выговорила она сквозь рыдания, но задохнулась и крепко сжала руку врача. – Мы любили друг друга, господин Ленуар, – сказала она. – Одиннадцать лет счастья… и вдруг эта ужасная, ужасная развязка! Бедняжка потерял рассудок, он умирает безумцем!
– Не тревожься, милый, – обратилась она к мужу, – я сама принесу тебе микстуру. Ах, господин Ленуар, вы бы только знали, как мне тяжело!
Она еще раз сжала доктору руку и вышла. Граф минуту выждал, потом широко открыл ввалившиеся глаза.
– Сядьте сюда, доктор, поближе, – сказал он, – прошу вас.
Ленуар придвинул стул к кровати. Больной продолжал, как бы рассуждая вслух:
– Она сейчас принесет микстуру… сама!
– Да, она так сказала, – откликнулся доктор.
– Она сама! – повторил больной, уставясь в пустоту.
– А вы бы предпочли, чтоб микстуру принес кто-то другой? – спросил Ленуар.
Больной ничего не ответил.
– Мне кажется, – вдруг сказал он, – что попади я снова в родные места, в нашу усадьбу, где на дворе мать кормила кур, где крест в конце улицы, узкие полоски полей, живые изгороди вокруг… Мне кажется, тогда я смог бы снова дышать, надеяться и жить.
– Иногда воздух родных краев и впрямь оказывается целебен, – сказал доктор. – Откуда вы родом?
– Из Бретани, – ответил больной.
– Бретонцы дорожат своей родиной, – задумчиво прошептал Ленуар.
– Я дорожу памятью об отце и матери, – резко перебил граф.
Оба умолкли. Затем больной снова заговорил; голос звучал слабее:
– Там еще живы мои пожилые сестры. Наш отец был благороднейшим человеком, господин Ленуар, а мать – святой. На моей совести тяжкий грех: я предал память тех, кто так любил меня. Да-да, тяжкий грех!