Каролинец
Шрифт:
— Фунт, вот именно. Фунт.
— А… — задумчиво разглядывал его майор. — Интересно, сколько на каждый акр у вас уходит семян…
Нилд тоже задумался, понимая, что без подсказки делать подсчеты безнадежно.
— Друг, по правде, точные цифры я не помню, — ответил он неуверенно. — Эти детали входят в обязанности моего управляющего, а сам я занимаюсь не столько выращиванием, сколько продажей.
— Да, да, разумеется. Но должны же вы иметь хоть отдаленное представление? Хотя бы приблизительно, — с поощрительной улыбкой настаивал Лэтимер.
— Приблизительно… Ну, я бы сказал… — Нилд сжал свою нижнюю губу между большим и указательным пальцами и наморщил лоб. В душе его шевельнулась и тут же пропала отчаянная надежда, что майор снова выскажет спасительное предположение, но тот только ободряюще улыбался. Мендвиллу ничего не оставалось, как броситься головою в омут. — Около пяти фунтов, — выпалил он и увидел округлившиеся глаза Лэтимера.
— На акр? Пять фунтов на акр?
— Насколько я могу вспомнить.
Майор опять улыбнулся, но это была уже совсем другая улыбка, и квакеру она очень не понравилась.
— Это достойно всяческого удивления, — принялся рассуждать Лэтимер, — насколько сильно в почти соседних провинциях могут, по-видимому, различаться земля, погода и прочие условия. В Каролине невозможно посадить и половины того количества, которое, по вашим словам, сажают в Вирджинии, и снимаем мы только половину вашего урожая. Одно это уже достаточно странно, но что касается семян — тут разница становится просто поразительной. Вы, говорите, высеваете пять фунтов на акр? А знаете, сколько сеем мы? Конечно, нет, иначе бы вы не ляпнули подобную глупость. Мы сеем пол-унции, дорогой коллега. Странно, не правда ли? — Улыбка Лэтимера стала еще шире. — Почти так же странно, как то, что шпион, маскируясь под владельца табачных плантаций, не вник из предосторожности во все эти детали.
Квакер с минуту внимательно смотрел на него, затем вдруг принялся смеяться; в его смехе звучала смесь недоумения и сарказма.
— Шпион! Хо-хо-хо! Шпион! Воистину, друг, занятие войной не доводит до добра. Вы начинаете шарахаться от собственной тени и первый попавшийся куст принимаете за врага. Шпион! И все твои умозаключения основаны лишь на моем неведении в некоторых тонкостях выращивания табака. Право слово, друг, если бы каждый в подобном случае считался шпионом, ими оказалось бы большинство людей вокруг.
— Но не каждый в подобном случае выдает себя за табачного плантатора, — сказал Лэтимер, которого не ввело в заблуждение действительно редкое самообладание собеседника.
— Быть табачным плантатором не означает выращивать табак собственными руками; достаточно просто владеть плантацией, как в моем случае. Посадку и прочее я доверяю своему управляющему и его подчиненным. Сам же я непосредственно занимаюсь только продажей.
Лэтимер покачал головой.
— Неубедительно, друг мой.
Квакер посерьезнел и с достоинством произнес:
— Каждому — свое. По-твоему, из моего невежества в вопросах производства табака следует, что я шпион. Блестящая логика, друг. Но, смею надеяться, едва ли такого основания будет достаточно даже для других людей, даже если они отупели от своих войн.
Майор Лэтимер отступил на несколько шагов к окну.
— Подойдите сюда! — сказал он резко, — я хочу на вас посмотреть.
Квакер вздрогнул, его изумление будто усилилось.
— Друг, мне не по нраву такой тон. Вежливость…
— Подойдите сюда. Немедленно! — жестко оборвал его Лэтимер.
Мистер Нилд развел руками и, подчиняясь, зашаркал к окну, угрюмо глядя на Лэтимера.
— Приблизьтесь к свету.
Лэтимер начал пристально рассматривать его смуглое лицо, освещенное лучами полуденного солнца. Во время этого бесцеремонного осмотра Нилд хранил бесстрастность. Наконец Лэтимер понял причину странного выражения, не покидавшего лица квакера.
— Для чего вы сбрили брови?
— У меня нет бровей, друг.
— Они были, когда я видел вас в предыдущий раз. Мне отчего-то кажется, мистер Нилд, что мы знакомы. Интересно, как вы выглядите без бороды? Снимите косынку и расстегните рубашку на груди.
— Друг, я вынужден протестовать против этой…
— Расстегните рубашку! Или вы предпочитаете, чтобы я вызвал часового?
Квакер неприязненно хмыкнул и передернул плечами. Поняв, что сопротивляться бесполезно, он неохотно покорился и выполнил то, что от него требовали. Пальцы его при этом не дрожали.
Лэтимер испыта чувство, близкое к восхищению. Этот человек наверняка уже понял, что его сказки о торговле табаком никого больше не обманут. У него определенно были железные нервы.
— Так, — вымолвил майор, обозревая открывшуюся белую кожу на груди. — Так я и знал. Вы окрасили лицо.
— Истинно сказано — будь терпелив с дураками, — произнес квакер тоном усталого смирения. — Моя грудь была закрыта от солнца, и загорели только руки и лицо.
Лэтимер неожиданно сдернул с его шеи развязанную косынку, расправил ее и засмеялся.
— Ваш платок тоже почему-то загорел, но только местами. Я мог бы порекомендовать вам средство получше, чем ореховый сок, — и он заглянул ему прямо в глаза. — Ну, мистер шпион, может, хватит запираться? Вы назовете мне ваше настоящее имя?
В этот миг его вдруг озарило.
— Вот черт! — воскликнул он. — Можете не трудиться. Я узнал вас, капитан Мендвилл.
Человек, стоящий перед ним, вздрогнул, по его лицу, словно рябь по воде, пробежала судорога. Но тут же он снова стал спокоен, как прежде, едва заметно улыбнулся и слегка наклонил голову.
— Майор Мендвилл, с вашего позволения, — уточнил он. — К вашим услугам.
После этого они долго стояли, пронизывая друг друга взглядом. Оба хранили мрачное молчание, и каждый пытался угадать, какие чувства владеют другим. Когда Лэтимер наконец заговорил, то речь его могла показаться странной: