Карта императрицы
Шрифт:
— Да, — смутился художник, — она как раз на службу собиралась.
— А с какой целью вы к ней заглядывали? — напирал Вирхов.
— Из любопытства… — казалось, к художнику постепенно возвращается дар речи, — заметил я как-то, что вышивает она золотыми нитями на холсте — обычном, но очень большом, — какие-то слова… Одно разобрал — что-то вроде Донского… Все подшучивал над ней, старался выведать… Не о Дмитрии ли Донском идет речь? Думал, заказ какой-нибудь из церкви, да само полотно скромное, безыскусное… Любопытство заело…
— Из любопытства и лишили ее жизни при помощи бараньей кости? — Карл Иванович оценивающе рассматривал вероятного преступника, приходя к выводу, что силы в этом человеке достаточно, чтобы лишить слабую женщину жизни с помощью столь нетривиального оружия.
— Господин следователь! Не убивал я Аглаю! И зачем? — В возмущении художника проскальзывало что-то неестественное, деланное.
— Мотивы убийства мы выясним, — прервал его Вирхов. — А вот почему вы в шлеме, милостивый государь? Что за маскарад?
— Фотографировался в нем… А купил у старьевщика, дешево. Думал, пригодится для какой-нибудь модели… Потом, позже. Сейчас-то я только заказы на Петра Первого исполняю.
— Вижу-вижу, — обвел взором стены помещения Вирхов. — А как вы объясните, что тот холст со словами, о котором вы изволите рассуждать, при осмотре места происшествия не обнаружен?
— А никак… — Художник потеребил свой вислый ус. — Был он, в пятницу видел.
— Так-так, вчера. А был ли он сегодня, вы не знаете?
— Нет, господин следователь, не знаю, — опустил голову Закряжный.
— Странно… А не заговорила ли в вас преступная алчность? — Следователь встал со стула и начал расхаживать перед допрашиваемым. — Если холст забрал заказчик и заплатил за него, то не на денежки ли вы и позарились? По вашему жилью не скажешь, что вы сильно преуспели в материальной сфере жизни.
Вирхов выразительно обвел глазами комнату, софу под дешевеньким покрывалом, точно таким же, какое он видел в комнате убитой, стол со скудноватой трапезой.
Художник остановившимся взором смотрел на дознавателя. Околоточный, нетерпеливо переминающийся около него огромными ножищами в сапогах, на которые были напялены галоши с прорезями для шпор, решился подойти к следователю и что-то виновато прошептал ему на ухо. Вирхов недовольно кивнул и, дождавшись, пока полицейский выйдет из мастерской, продолжил:
— Вы убили беззащитную женщину. Ограбили ее, забрали денежки и как ни в чем не бывало отправились на пасхальную службу. Пригласили гостей, как я понял, завлекли их в свою мастерскую, инсценировав праздник и творческое вдохновение. Причем дверь на лестницу оставили открытой. Так, чтобы подозрение могло пасть на любого из здесь присутствующих…
— Ну уж нет… — возразил неуверенно художник. — Да и все мои гости могут подтвердить, что я стучал в дверь Аглаи, хотел, чтобы она с нами села разговляться…
— Вы могли это предусмотреть, чтобы обеспечить себе алиби, — отрезал Вирхов. — Хотя все могло быть и по-другому. Может быть, вы использовали бедную женщину для помощи по хозяйству, а также искушали ее амурными поползновениями. Может быть, вы ее убили не из-за денег, а из чувства ревности? Может быть, она отдала свое сердце другому?
— Насколько мне известно, у Аглаи не было ни друга, ни жениха.
— Но мужчины-то к ней ходили, — утвердительно произнес Вирхов.
— Только заказчики, — сопротивлялся допрашиваемый, — и вполне солидные люди.
— Вы знаете кого-нибудь из них?
— Последнее время бывал только господин Крачковский. Я его не видел, но Матильда Яновна как-то говорила мне, что ее соотечественник зачастил, отзывалась о нем как о приятном господине.
— А что заказывал поляк Аглае?
— Вроде халат расшитый хотел, Матильда точнее знает.
— А что вы имеете против него?
— Да я никогда его в глаза не видел! — чуть на плача вскричал Роман Закряжный. — Богом клянусь!
Вирхов поморщился.
— А теперь объясните мне, почему вы, войдя с гостями в мастерскую, оставили дверь на лестницу незапертой?
— Забыл, запамятовал, — зачастил подозреваемый, — на меня облик господина Стрейсноу подействовал. Такое разительное сходство с императором Петром Великим!
При упоминании своего имени англичанин встрепенулся, но Брунгильда легким кивком успокоила его.
— И вы квартиру свою не покидали? — продолжил Вирхов.
— Нет, господин следователь, не покидал! — заверил его художник. — Был с гостями. Только на кухню за студнем да за посудой сбегал.
— Так-так, — протянул следователь. — И как долго вы отсутствовали?
— Ну, может быть, минуты три-четыре, — замялся художник, — впрочем, точно не скажу.
— Значит, из мастерской вы выходили, — констатировал Вирхов. — И алиби у вас нет.
Вирхов отвернулся от художника и осмотрел понурых гостей Романа Закряжного.
— Доктор Коровкин, — обратился он к старому знакомому, — а вы не заметили, сколько времени отсутствовал господин Закряжный?
Смущенный доктор не торопился с ответом.
— Видите ли, Карл Иваныч, точного времени я не заметил, — наконец начал он. — Однако, признаюсь, и я покидал ненадолго застолье. Подозрение может пасть и на меня. Кроме того…
Клим Кириллович запнулся и покраснел.
— Продолжайте, продолжайте, — поощрил его Вирхов, — мы во всем разберемся. Вы же не были заказчиком покойной?