Карта неба
Шрифт:
Уэллс принялся нервно пощипывать свои усики жестом, который он подсмотрел у Посланника, и задумчиво устремил взгляд вдаль. Он воображал себе, что его лицо приняло то смиренно-грустное выражение, что свойственно героям, готовым пожертвовать собой на благо человечества, хотя, сказать по чести, в эту минуту он куда больше напоминал человека, с изумлением обнаружившего, что за ночь у него выросли усы. Как бы то ни было, на губах Уэллса заиграла робкая и одновременно довольная улыбка. Он был уверен: Джейн, где бы она ни находилась, будет гордиться тем, что он с великой покорностью принял свою судьбу, и это помогло ему найти в себе если не мужество, в котором он так нуждался, то нечто такое, что позволяет обмануть страх. И, решительно тряхнув головой, писатель твердой походкой направился в порт, чтобы исполнить свой долг. Вернее, чтобы воспользоваться своим даром, тем, что находилось у него в голове и служило не для того, чтобы помидоры в огороде быстрее росли. Нет, как стало окончательно ясно, оно служило совсем для другого.
XL
Вызвавшись бесплатно работать во время плавания, Уэллс без труда устроился на судно, отплывавшее в Соединенные Штаты с четырьмя тысячами тонн древесины на борту. Корабль так медленно тащился с этим грузом через Атлантику, словно его тянула вперед лишь пара мулов, и, как легко догадаться, писатель все время находился в нервном напряжении, боясь, что опоздает и все его усилия пойдут прахом. Но он не опоздал, хотя корабль доставил его в Нью-Йорк всего за несколько часов до отплытия «Аннавана», и потому ему пришлось пустить в ход все свое красноречие, дабы убедить бесноватого капитана со свирепым взглядом включить его в состав команды, несмотря на то, что она и была полностью набрана: да, он не слишком силен физически, но зато весьма усердный работник и смирится с отказом лишь в том случае, если запас провизии в трюме тютелька в тютельку рассчитан на четырехмесячное питание 27 человек. В противном же случае лишний рот ничего не меняет. К тому же он мало ест. Да если понадобится, он готов питаться корабельными крысами. Что же касается размещения, то, как легко убедиться, ему нужно совсем немного места. Для спанья достаточно любого угла. Он непременно должен плыть на этом судне и готов пойти на любые жертвы. Должно быть, он понравился капитану, а может, тот решил взять его, чтобы хорошенько проучить. Вероятно, капитан собирался развлечься, наблюдая, как на этого тщедушного человечка сразу же по выходе в открытое море обрушатся обычные каждодневные тяготы, те самые, что сформировали его самого, превратив в настоящего морского волка. И вот через какой-то час Уэллс оказался в месте, где, если бы не его миссия, никогда бы не очутился, а именно лицом к лицу с грубыми и задиристыми матросами, от которых разило потом, ромом и бессмысленной жизнью. Но, как все вы уже к этому моменту догадались, если с должным вниманием следили за моим рассказом и не забыли о проводимом нами небольшом эксперименте, писатель стал членом команды не под своим настоящим именем, а под именем героя его романа «Человек-невидимка», потому что в этом теперь состояла его единственная задача: стать невидимым. Он должен был оставаться как можно более незаметным, не пытаться установить дружеские отношения с командой, а главное, вести себя как ребенок в музее, усвоивший, что трогать там ничего нельзя, ибо Уэллс опасался, что любое его действие, даже самое безобидное, может изменить время, нарушив естественный ход событий. И вот судно «Аннаван», китобоец со славным прошлым, чей корпус был усилен двойной обшивкой из африканского дуба, дабы противостоять полярным льдам, отплыл из Нью-Йорка, увозя к Южному полюсу одного лишнего члена команды, тщедушного и скрытного матроса, который разглядывал горизонт глазами, полными необъяснимой тревоги, и откликался не на данное при крещении имя, а на имя Гриффина.
Итак, оставаться незаметным и ничего не трогать — вот что было для него первостепенным в этом путешествии. И он не изменил этому правилу даже тогда, когда с изумлением обнаружил, что среди человеческого сброда, собравшегося на корабле, находится писатель Эдгар Аллан По. В ту пору По был бледным юношей, еще не написавшим даже «Аль-Аараф». Похоже, он нанялся на «Аннаван» как сержант артиллерии, чтобы сбежать из Вест-Пойнта. И хотя ничто бы так не порадовало Уэллса, как возможность скрасить тоскливые будни на борту судна беседой с тем, кто со временем станет одним из его любимых авторов, подпасть под очарование каждого его слова, каждого жеста, тем не менее он обращался к По только по необходимости, потому что, чем меньше с ним общался, тем меньше вероятности было, что его разоблачат. И если кто-то и мог обнаружить, что Уэллс не принадлежит к этой эпохе, то, безусловно, только По, будущий автор дедуктивных рассказов о сыщике Огюсте Дюпене.
Так что единственным его развлечением в плавании было пить ром и через силу смеяться грубым шуткам своих товарищей, а когда они миновали острова Кергелен с более чем месячным отставанием от намеченного графика — то еще и с сочувствием во взгляде наблюдать за дерзкими усилиями капитана Макреди не допустить, чтобы судно застряло во льдах, зная, что когда-нибудь этим дело кончится. Когда в конце концов старый китобоец попал в ледовый плен, Уэллс ощутил в душе такое же удовлетворение, какое чувствует театральный режиссер, довольный работой актеров. Члены экипажа, похоже, восприняли возникшее препятствие, которое могло стать причиной их гибели, с невозмутимым смирением. Теперь оставалось ждать, когда растают льды, экономя продовольствие и стараясь не впасть в безумие. Это было почти все, что они могли сделать в сложившихся обстоятельствах, хотя Рейнольдс, руководитель этой эксцентрической экспедиции, непрестанно напоминал капитану, что они должны обследовать прилегающую территорию в поисках прохода к центру Земли, поскольку был убежден, что наша планета — полая внутри. А ведь Верн еще не написал своего знаменитого романа.
Но Уэллс, конечно, ни на что такое не рассчитывал. Он лишь надеялся увидеть то, что неделю спустя, когда он уже начал сомневаться, наконец упало к нему с неба. Когда это случилось, у него возникло странное ощущение, будто именно он заказал диковинный воздушный спектакль, чтобы всех удивить. Он наблюдал за тем, как летательный аппарат пробороздил небо и упал вблизи гор, точно с такой же растерянностью, как и его товарищи, потому что, в конце концов, он, Уэллс, никогда не видел его в полете. И он понял, что с этого момента все будет происходить так, как уже происходило, словно бы под диктовку, и главное для него теперь — держаться по возможности в стороне, чтобы события шли своим чередом. Появление летательного аппарата посреди снежной пустыни вызвало у команды переполох, и писатель не мог сдержать улыбку, когда некоторые стали утверждать, что это метеорит. Он прекрасно знал, что это такое. И знал даже, кто управлял кораблем и откуда он прилетел. Посланник явился на свидание, назначенное у них на этом удаленном от остального мира ледяном островке, с британской пунктуальностью.
Но не бойтесь, я не стану утомлять вас новым изложением событий, которые вам слишком хорошо известны, хотя, признаться, мне хотелось бы рассказать о некоторых чувствах и тревогах, одолевавших во время экспедиции нелюдимого и молчаливого матроса Гриффина, именно теперь, когда все вы узнали в нем писателя Герберта Джорджа Уэллса. Уверен, несмотря на то, что вы с ним достаточно познакомились, вам все равно будет интересно узнать, как его дотошный и прихотливый ум противостоял различным превратностям судьбы, поджидавшим его в те жуткие дни на борту «Аннавана». Когда, например, во время разведывательного рейда к летательному аппарату ему пришлось сочинять безумную историю, чтобы оправдать перед Рейнольдсом свое настойчивое стремление оказаться на «Аннаване», историю столь несостоятельную и абсурдную, что его вполне можно было бы исключить из писательского цеха за бездарность. Или когда он был вынужден исследовать территорию вокруг летательного аппарата в поисках предполагаемого пилота, уже зная, на что тот способен. А как описать вам смешанное чувство уныния и отчаяния, охватившее его, когда они ждали на «Аннаване» нападения таинственного существа, растерзавшего до этого во льдах полярного медведя, потому что он, единственный из команды, мог подозревать, что так называемый звездный монстр уже находится среди них, превратившись в одного из матросов?
Бедный Уэллс, какая громадная ответственность свалилась на его плечи! И каким одиноким и смешным он чувствовал себя на борту обреченного корабля, не зная, что именно он должен сделать, чтобы предотвратить неизбежное! Время шло, один час сменял другой, но какие бы идеи в отчаянии ни рождал его мозг, они не казались ему удачнее безумных выдумок Клейтона во время их подземных скитаний. План, который он счел наименее глупым и который поможет вам составить представление о тех, что были отвергнуты, пришел ему в голову во время очередного тщательного осмотра судна, где он искал хоть что-нибудь, что мог бы применить против Посланника, поскольку знал не понаслышке, что пули не причиняли ему ни малейшего вреда. В пороховом погребе он обнаружил несколько ящиков с динамитными патронами и мгновенно понял, что это единственное на борту «Аннавана» средство, способное уничтожить монстра. Уэллс никогда не имел дела с динамитом, но не думал, что это слишком сложно, хотя и сомневался, что Посланник будет стоять столбом и ждать, когда он бросит ему под ноги взрывчатку, да еще с безопасного для себя расстояния. А тихо поджидать монстра в каком-нибудь уголке, как это сделал Мюррей в лондонской клоаке семьдесят лет спустя, его не очень-то привлекало. И прежде всего потому, что на корабле не было красивой девушки, которую он мог бы обнять в самый неприятный момент. В противном случае он бы, возможно, еще подумал. И тут его взгляд упал на один из многочисленных гарпунов, хранившихся на оружейном складе, и мы должны сказать спасибо за то, что дело происходило не в камбузе и ему не попались на глаза кастрюли, а так он сразу решил, что если прикрепит к гарпуну парочку динамитных патронов и метнет его с достаточной силой и меткостью в Посланника, то проткнет последнего с вероятностью один шанс на миллион, что все-таки лучше, чем ничего.
Два дня спустя, пока Уэллс все еще пытался придумать план, который оказался бы лучше идеи с динамитом и гарпуном, звездный монстр зверски расправился с доктором Уокером. Он набросился на доктора в лазарете, когда тот готовился ампутировать ногу матросу Карсону, после чего писатель уже не нуждался в новых доказательствах, чтобы понять не только то, что Посланник бродит по кораблю, но и в каком обличье. Все не на шутку встревожились и по приказу с каждым разом все более растерянного Макреди облазили судно сверху донизу в поисках дыры, через которую монстр проник на борт, но, конечно, ничего не обнаружили. Матросы пришли к выводу, что каким-то таинственным способом монстр умел незаметно прокрадываться на корабль и покидать его, на то он и демон. Но Уэллс в демонов не верил. Более того, он даже подумывал разоблачить Карсона. Точнее сказать, он взвесил все возможные варианты, открывавшиеся перед ним, тщательно, со всех сторон рассмотрев каждый — по старой привычке, от которой его не могли излечить ни путешествия во времени, ни эти чертовы экспедиции в Антарктиду. Однако ни один из вариантов не воодушевил его. Он мог предупредить всех своих товарищей, что этот человек не Карсон, а марсианин, принявший его облик, или попытаться хладнокровно убить оборотня при первой возможности, например, подложив ему во время сна в штаны динамитный патрон, и потом представить дело так, что он был вынужден защищаться. Было ясно, что надо по-прежнему выжидать, держась в стороне от происходящего. Ему еще представится случай вмешаться. Поэтому Уэллс ограничился тем, что стал скрытно следить за Карсоном, ломая голову над тем, где находится труп его двойника, настоящего Карсона. Вероятно, где-нибудь в окрестностях корабля, засыпанный снегом. Наблюдая за ним, Уэллс удивлялся, что Посланник его не узнает, не выделяет среди прочих членов команды, хотя они уже беседовали друг с другом в туннеле под Лондоном. И сразу же спохватывался, что эти события еще не произошли, какие бы воспоминания о них ни сохранились в его памяти.
Он понял, что развязка близка, в день, когда нес вахту на правом борту судна и увидел возвращающегося из снегов Рейнольдса, который узнал, что Карсон погиб, так как наткнулся на его труп неподалеку от летательной машины. Обнаружив, что усопший Карсон в данный момент несет вахту на корме, Рейнольдс направился к нему походкой сомнамбулы, и Уэллс проводил его взглядом. Он понаблюдал за их краткой беседой под ожесточенный лай собак и подумал, что отныне Посланник, обнаружив, что его раскрыли, перестанет притворяться и примет свой истинный облик. После разговора с вахтенным Рейнольдс отправился к себе в каюту, даже не взглянув на Уэллса, из чего было нетрудно сделать вывод, что по какой-то непонятной для Уэллса причине этот болван решил не делиться ни с кем своим открытием. Пригласил ли он лже-Карсона к себе, чтобы предложить ему какую-то сделку? Этого писатель не знал, но его мало интересовала избранная Рейнольдсом стратегия. Все указывало на то, что вот-вот начнется резня, поскольку начальник экспедиции, можно сказать, играл с бомбой, готовой взорваться у него в руках. Как вы знаете, так оно и случилось.
Возможно, вы зададитесь вопросом, не посещала ли Уэллса мысль во время последовавшей за этим непрерывной череды выстрелов, взрывов, крови и жутких превращений забыть про судьбы человечества и всех тех, кого он любил, но кто еще не родился, и попытаться спасти собственную шкуру. И ответ будет отрицательным, уж вы мне поверьте, ведь для меня нет ничего легче, чем читать в душе у персонажей, действующих в этой истории. Однако, чтобы быть с вами до конца откровенным, должен сказать, что такое поведение объяснялось не его чувством долга или альтруизмом, а тем, что, когда на этом заброшенном ледяном островке разыгрался самый настоящий апокалипсис, Уэллс был не способен сосредоточиться ни на чем другом, кроме всесильного желания помешать тому, чтобы тайный механизм, находящийся в его мозгу, снова включился и зашвырнул его бог знает куда сквозь бездны времени. Он старался утихомирить свое разбушевавшееся сердце, что помогло ему не поддаться панике и с невозмутимым спокойствием реагировать на творившийся вокруг ужас. Благодаря этому он сумел приставить пистолет к виску свирепого капитана и заставить его прислушаться к Рейнольдсу, а позднее пробрался в арсенал через тот ад, в который превратили корабль взрывы, двигаясь при этом с вызывающим спокойствием, словно располагал охранной грамотой с печатью самого дьявола, и тщательно привязал динамитные патроны к гарпуну, после чего выбрался на палубу и спустился оттуда на лед, по-прежнему не теряя присутствия духа, даже когда стал свидетелем того, как последний взрыв превратил «Аннаван» в груду исковерканного железа, окруженную обезображенными трупами, и понял, что независимо от того, удалось ему выполнить свою миссию или нет, его робкая надежда на возвращение к цивилизации только что окончательно улетучилась.