Карта неба
Шрифт:
— Марсианин! — воскликнул Уэллс, уже не сдерживая удивления, когда понял, что Сервисс закончил свой рассказ. — Боже правый… марсианин!
— Да, Джордж. Уродливый и чудовищный марсианин, — подтвердил американец. — И этот ключ ведет к нему. Хотя я видел его всего один раз. С тех пор я не пользовался ключом. Я просто ношу его на шее как талисман, чье единственное предназначение — напоминать мне, что мы живем в мире, где существует больше невероятных вещей, чем мы, сочинители историй, можем себе вообразить.
Он снял с себя цепочку и торжественно, словно святыню, протянул ключ Уэллсу. Тот внимательно осмотрел его, заразившись настроением Сервисса.
— Я убежден, что подлинная история нашего времени — это не то, о чем пишут газетчики и историки, — между тем разглагольствовал американец. — Подлинная история почти незаметна, она струится подобно подземному роднику. Свершается во тьме и в тишине, Джордж. И только немногие избранные знают, какова она.
Легким движением он отобрал ключ у Уэллса и спрятал его в карман пиджака.
— Хочешь увидеть марсианина? — спросил он с коварной ухмылкой.
— Сейчас?
— Почему бы и нет? Не думаю, что у тебя будет другая возможность, Джордж. Как я сказал, нас, писателей, ставят ниже ученых, хотя наша фантазия часто опережает их изобретения.
Уэллс беспокойно взглянул на него. Нужно было время, чтобы переварить то, что поведал ему Сервисс. Точнее, требовалось не менее двух часов, чтобы голова у него перестала кружиться и прояснилась настолько, что он сможет разумно рассуждать об этой истории. Возможно, тогда он поймет, что все это неправда, потому что совершенно ясно: теперь, когда его так приятно убаюкивает алкоголь, чертовски соблазнительно признать, что невероятное является частью окружающего мира. Если честно, то, пребывая в состоянии безмятежной эйфории, он даже хотел, чтобы так было, чтобы действительность, в которой он был осужден жить, имела двойное дно, чтобы границы, установленные человеческим разумом для обозначения ее, вдруг рухнули, и то, что находилось снаружи, смешалось бы с нею, создавая новую, гораздо более отрадную действительность, где магия была бы растворена в самом воздухе, а фантастические сюжеты книг были бы всего лишь точным описанием событий, пережитых их авторами. Не об этом ли толковал ему Сервисс? Подобно Белому Кролику, приведшему Алису в Страну чудес он хотел привести его к собственной норе, чтобы через нее попасть в мир, где все возможно. Этим миром управлял бы некий бог, обладающий неуемной фантазией шута. Но мир не был таким, он не мог быть таким, пусть даже сейчас подобное казалось ему вполне естественным.
— Боишься? — удивился Сервисс. — А, понимаю. Видимо, все это для тебя слишком, Джордж. Видимо, ты предпочитаешь, чтобы монстры продолжали находиться на безопасном расстоянии, в клетке твоего воображения, откуда не могли бы ничем угрожать нам, разве что заставляли бы вздрагивать при чтении. Видимо, тебе не хватает отваги, чтобы встретиться с ними в действительности, а не на бумаге.
— Я способен встретиться с ними в действительности, — возразил Уэллс, обиженный последними словами Сервисса. — Но речь не об этом…
— Да ты не волнуйся, Джордж, все в порядке. Я понимаю тебя, понимаю, — успокаивал американец.
— Я способен встретиться с ними в действительности, черт побери! — крикнул Уэллс и поднялся со стула с неуклюжей грацией шимпанзе. — Мы сейчас же отправляемся туда, Гарретт! Покажи мне этого марсианина!
Сервисс радостно посмотрел на него и тоже резво вскочил со стула.
— Хорошо, Джордж, как скажешь! — рявкнул он, с трудом пытаясь сохранить равновесие. — Официант, счет! И побыстрее, а то я тороплюсь показать моему другу звездного пришельца!
Уэллс пытался его утихомирить, но Сервисс уже повернулся лицом к залу.
— Кто-нибудь еще хочет пойти с нами? Кто-нибудь еще хочет посмотреть на марсианина? — обратился он к онемевшим от неожиданности посетителям и широко распростер руки. — Присоединяйтесь к нам, и я покажу вам настоящего обитателя планеты Марс!
— Замолчи, пьянчуга! — крикнул кто-то из глубины зала.
— Иди проспись и не мешай нам есть! — подхватил другой голос.
— Ты видишь, Джордж? — разочарованно произнес Сервисс, высыпал горсть монет на стол и заплетающейся походкой, но с гордо поднятой головой направился к выходу. — Никто не хочет знать, никто. Люди предпочитают и дальше пребывать в неведении. Да на здоровье! — Он остановился у двери и, стараясь не упасть, показал пальцем на посетителей трактира. — Живите и дальше как жалкие идиоты! Наслаждайтесь своей вонючей действительностью!
Уэллс заметил, что некоторые мужчины довольно крепкого сложения начали подниматься с явно недружественными намерениями, а потому подбежал к Сервиссу и, обхватив его хилое тело, постарался выволочь наружу, одновременно успокаивая окружающих жестом руки. Оказавшись на улице, он остановил первый попавшийся кэб, втолкнул в него Сервисса и прокричал адрес кучеру. Американец упал на боковое сиденье и некоторое время сидел неподвижно, уперевшись головой в окошко и глупо улыбаясь Уэллсу, который примостился напротив в немногим более удобной позе. На повороте к Грин-парк кэб затрясло, и это привело их в чувство. Оба со смехом вспомнили достойную сожаления сцену в трактире и остаток пути сочиняли нелепые теории о цели визитов инопланетян. Когда кэб остановился на Кромвель-роуд, перед внушительным зданием в неоготическом стиле, чей фасад был украшен скульптурными изображениями растений и животных, в том числе вымерших, Уэллс и Сервисс вышли и, покачиваясь, зашагали к входному портику, а кучер провожал их испуганным взглядом. Его звали Нейл Гамильтон, он прожил на свете сорок лет, и отныне его жизнь не могла оставаться прежней, потому что он только что услышал, как два почтенных и высокообразованных джентльмена наперебой уверяли, что жизнь была завезена на Землю из космического пространства в огромных летательных аппаратах разумными существами, в задачу которых входило опылить всю Вселенную и заселить ее, поскольку существуют бесспорные следы этого в любом памятнике древних цивилизаций, а также в огромном разнообразии рас, оттенков кожи, строения и прочих физических характеристик обитателей нашей планеты. Нейл щелкнул кнутом и отправился домой, где спустя несколько часов, внимательно разглядывая звездное небо со стаканом вина в руке, впервые в своей жизни задался вопросом, кто он и откуда появился и даже почему избрал ремесло кучера. К сожалению, Уэллс и Сервисс сейчас перешагнут порог колоссального здания Музея естествознания и смешаются с толпой посетителей, а потому у меня нет времени заниматься историей Нейла Гамильтона.
XIV
Окутанный липким туманом, Уэллс следовал за Сервиссом по залам музея. Он находился в таком состоянии, что едва отдавал себе отчет в происходящем. Мир приобрел ирреальную структуру, вещи потеряли свое значение, все было одновременно знакомым и неизвестным. У него появилось мимолетное ощущение, что они вошли в знаменитый зал китов, наполненный скелетами и изображениями китообразных, а в какой-то момент он с удивлением обнаружил, что стоит на коленях рядом с Сервиссом в окружении группы приматов, среди которых они хотели затеряться, дабы их не заметили смотрители. В конце концов он понял, что идет пошатываясь за американцем уже по подземным коридорам и они подходят к заветной двери, о которой тот ему рассказывал в трактире. Сервисс торжественно извлек украденный ключ из кармана, открыл дверь и, отвесив Уэллсу неуклюжий поклон, пригласил его войти в царство невозможного.
Есть вещи, которые он предпочел бы рассматривать в ином состоянии, с сожалением подумал Уэллс, входя внутрь неверной походкой. Как и рассказывал американец, Палата чудес представляла собой обширный зал, где в ослепительном беспорядке бесформенной кучей, словно пиратская добыча, громоздились удивительнейшие вещи. Повсюду было разбросано столько диковинок, что Уэллс не знал, на чем остановить взгляд, и хотя Сервисс больно толкал его в спину, чтобы он шел дальше, это мало помогало делу. Правда, он заметил, что многие хранящиеся здесь предметы снабжены этикетками, объясняющими, что они собой представляют. Не переставая удивляться, он успел увидеть плавник лох-несского чудовища; нечто похожее на котенка, свернувшегося в клубочек в стеклянной банке, чья этикетка гласила, что это клок шерсти снежного человека; скелет предполагаемой сирены; десятки фотографий с изображениями миниатюрных светящихся фей; венок из перьев птицы феникс; гигантскую бычью голову, принадлежавшую Минотавру, и сотни других диковинных экспонатов, не опознанных им и промелькнувших мимо фантастической каруселью, которая вдруг остановилась, и он изумленно замер перед картиной, изображавшей уродливого и жутко дряхлого старика. Надпись под ней гласила: «Портрет Дориана Грея».
Еще не оправившись от потрясения, он заметил рядом предметы, показавшиеся ему достаточно обычными. Это был градуированный стакан, наполненный красноватой жидкостью, и маленький пакетик, в котором находилось что-то вроде кристаллической соли белого цвета. На этикетке стояло: «Последняя бракованная партия, полученная со склада химических продуктов господ May и необходимая для получения напитка доктора Генри Джекила». Уэллс недоверчиво взял в руку стакан, повинуясь какому-то рефлексу: ему необходимо было потрогать что-то из хранившихся там предметов, чтобы убедиться, что все эти чудеса — не плод фантазии его разгоряченного алкоголем и рассказом Сервисса разума. Ему нужно было констатировать, что все это существует на самом деле, а не только в книгах. Сжимая в руке стакан с жидкостью кроваво-красного цвета, распространявшей вокруг резкий запах, он вспомнил, что в повести Стивенсона эта не полностью очищенная соль, разведенная в жидкости, давала напиток, который превращал воспитаннейшего доктора Джекила в жуткого мистера Хайда. Во что превратился бы он сам, выпив эту смесь, подумал писатель, как проявились бы его дурные стороны? Резко уменьшился бы в росте, приобрел бы силу дюжины мужчин, блестящий ум и безудержную склонность к порочным удовольствиям, как описанный Стивенсоном мистер Хайд, историю которого он всегда считал чистой фантазией?