Картинки дипломатической жизни. Воспоминания сотрудника миссии Российской империи в Вашингтоне, Брюсселе и Лондоне
Шрифт:
У меня еще сохранились в старой папке два листа, на которых я в этот вечер нацарапал «Городское происшествие».
Привожу рассказ в том виде, как он был представлен на суд грозного Фета.
ГОРОДСКОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
Картинка уличной жизни Петербурга
В Петербурге. Чудный весенний день. Лед прошел, но сирень еще не расцвела в садах. Воздух свеж, но солнце уже греет, и так светло, прозрачно, легко и весело кругом, а между тем… с Николаевского
Две проезжавшие в пролетке дамы взвизгнули и участливо обернулись; несколько человек подбежали к перилам и с любопытством и вниманием устремили взоры вниз. На Неве видны были только расходящиеся круги и в центре их фетровая шляпа.
– Что случилось?
– Бросился… один… вон и шляпа евонная…
– Ах!..
– Неизвестно, кто такой, – раздается дребезжащий женский голос, – порядочный или простой?
В это время из воды показывается человеческая голова. Утопающий барахтается на поверхности.
– Во, во, во… вот он, – обрадовались на мосту.
– Не принимают, знать, там, – замечает мужичок, – вот его назад и выперло.
– Что ж его не спасают? – заговорил авторитетным тоном господин в цилиндре. – Скорей бросайте ему буек, веревку, – командует он кому-то в пространство. – А где городовой?..
Тем временем утопающий, взмахнув в последний раз руками, исчезает под водой.
– Ах!..
– Да где же городовой?
В публике оглядываются… А толпа на мосту становилась все гуще и гуще. Тут стоял и мальчишка – продавец шведских спичек, и мальчишка – продавец бумаги и конвертов и несколько мальчишек без спичек и конвертов, и чуйка, и картуз, и дебелая кормилица в красном бурнусе и кокошнике с лентами, которую в солнечные дни водят по набережной, и нянька с ребенком, и разносчик с лотком на голове…
– Да городовой-то где? – раздается опять авторитетный голос.
– Пришел, пришел…
Кто-то с портфелью под мышкой, проезжая по мосту, останавливает извозчика. С деловым видом господин в золотых очках старается рассмотреть:
– В чем дело?.. Упал кто?..
– Нет… а только вот человек бросился…
– Что же… вытащили?
– Нет… ушел.
Господин с портфелью под мышкой и в золотых очках с тем же деловым видом посмотрел на часы, толкнул извозчика и поехал дальше.
Прошло еще немного времени, как из-под моста показывается барка. Два мужика при помощи длинных шестов медленно двигали огромным баркасом с дровами.
– Эй, вот сюда, ребята, – кричат сверху, – скорей…
Барка подплывает к месту происшествия.
Несколько голосов сверху закричало «здесь, здесь», особенной пронзительностью отличался голос курсистки, которая, перегнувшись через перила, энергично мотала остриженной головой.
– Нет, уж теперь, пожалуй, поздно, – заметил кто-то в толпе.
– Именно, что так, а вот когда он выплыл, ему веревочку протянуть или буечек выбросить…
Мужики на баркасе методично опускают и вынимают из воды свои длинные палки, смотрят вверх, что-то кричат, им что-то отвечают… наконец, они вылавливают шляпу утопленника, встряхивают ее, осматривают…
– Нет, им не достать… не достать… а вот водолаза бы…
– Нет, да и для водолаза поздно.
Одна баба заохала, другая стала причитать: «Ох ты бедненький, ты… и чтой ты, прости господи, греха не убоялся ты… бедненький… Господи, помилуй»…
– Что это народ смотрит?
– Человек, говорят, утонул…
– Я-то с Васильевского острова шел… смотрю на мост, человек через решетку лезет… да так прямо… бух, а его, голубчика, еще перевернуло в воздухе, пока летел, и так головой в воду… крышка.
– Это ужасно! Ну как это, право, сколько раз такие случаи бывают и не заведут всего, что нужно… Ну где, в самом деле, спасательная лодка?.. Где? Ведь есть же речная полиция, которую для этого и держат…
– Удивительно, как это возможно среди бела дня на глазах у публики…
– Господа, – раздается протяжный, звучный и внушительный голос околоточного, – разойдитесь, что смотреть, разойдитесь.
В толпе бессмысленно озираются, сторонятся, кое-кто отходит, оглядываясь назад.
– Нет, а вот я помню, как с Тучкова моста…
– Господа, разойдитесь, пожалуйста.
Понемногу все расходятся. На месте происшествия остаются только два городовых да околоточный. Последний что-то записывает тупым карандашом в засаленную тетрадь. На следующий день его работа появилась в «Полицейских ведомостях»:
«Сегодня, 1 апреля, в двенадцатом часу дня, неизвестный лишил себя жизни и, несмотря на немедленно оказанную помощь находящихся в барке крестьян Ивана Кондратьева и Семена Петрова, вытащен не был. Самоубийца средних лет, одет был в гороховое пальто и темно-серую фетровую шляпу».
Столичные газеты перепечатали мелким шрифтом это известие в отделе «городские происшествия».
Глаза читателей лишь скользнули по этому отделу неинтересных происшествий… Да оно и понятно. Настали чудные весенние дни. Сирень в садах стала распускаться, с взморья дул приятный бодрящий ветерок, и так было светло, легко и весело кругом…
Фет читал мою рукопись долго и внимательно. По окончании он взглянул на меня. Но уже по тому, как на меня посмотрел, я понял, что он остался доволен моим рассказом.
Афанасий Афанасиевич не был тароват на ласки, я поэтому очень оценил, когда он потрепал меня по плечу и произнес свой вердикт: «Тебе скажу – пиши, дружок, пиши и пиши. Обладаешь данными для беллетриста».
Но беллетристом я не сделался.
По окончании курса наук в Петербургском университете я поступил в Министерство иностранных дел.