Картотека живых
Шрифт:
Голова коротышки Фрида, который сидел рядом с ней, едва доставала ей до плеча. Смуглой щекой он терся о грубое сукно ее форменной куртки и мурлыкал, как кот. Третий седок в кабине, охранник Ян из конвойной команды лагеря, сидел с краю и клевал носом, держа карабин между колен.
— Турнфатер Ян [8] уже спит, — для проверки сказал Фриц чуть погромче и покосился направо. Конвойный даже не пошевелился. Фриц повернулся к соседке и подмигнул:
— Все в порядке, фрау Вирт, мы можем разговаривать.
8
8
— О чем же мне с вами разговаривать? — фрау Вирт глядела в одну точку, приняв неприступный вид. Но ответила она все-таки шепотом, чтобы не разбудить Яна. Игривый сосед справа занимал ее.
Фриц снова потерся головой о ее плечо и замурлыкал популярную немецкую песенку:
Все приходит и уходит, Жизнь превратностей полна, Мой супруг застрял в России, И в постели я одна…Фрау Вирт хихикнула.
— Это ж неприлично!
Фриц поднял голову и попытался дотянуться губами до ее покрасневшего уха, торчавшего из растрепанной прически.
— Неприлично, но правильно. К вам это тоже относится, фрау Вирт.
— Не относится, — тряхнула головой фрау Вирт, уклоняясь от его горячего дыхания. — Мой муж в России, это верно. Но это не значит, что моя постель свободна…
— Туда уже кто-то залез? — нахально шепнул Фриц.
— Вы басурман! — рассердилась Вирт. — Вы… цыган! Знаете, что вы цыган?
— Позвольте, фрау Вирт, не обижайте чистокровного немца. Будь я цыганом, я носил бы черный треугольник.
— Какое мне до вас дело? Ваш зеленый треугольник тоже не сулит ничего хорошего.
— Ах, фрау Вирт, — капризно возразил Фриц. — Вы — мать, как же вы можете так говорить! Мне двадцать семь лет, из них восемь я торчу в концлагере. Когда меня посадили, я еще бегал в коротких штанишках гитлерюгендовца, ну, каким я мог тогда быть закоренелым уголовником, посудите сами!
Пышная блондинка с минуту молча глядела в одну точку. От выжидательного взгляда Фрица не укрылось, что глаза ее увлажнились.
— А вы не лжете? — спросила она мягко.
— Святая правда, фрау Вирт! Восемь лет в лагере! Без материнской ласки, без женской любви.
— А может быть, все это к лучшему? — прошептала фрау Вирт. — Вид у вас здоровый, руки, ноги целы. Кто знает, где бы вы лежали мертвый, если бы вас не упрятали в концлагерь? У меня двое сыновей, много моложе вас, и оба уже на фронте.
Фриц прикинулся пораженным.
— Двое взрослых сыновей, вы говорите? Быть не может! У такой красотки!
Грузовик с хлебом медленно двигался к Гиглингу, и маленький Фриц старался завязать более тесную дружбу с дородной фрау Вирт. Сегодня она позволила положить левую руку на ее колено и отдала ему свой скромный завтрак, но на будущее обещала больше.
— Разгружать хлеб! — закричал часовой у ворот, пропустив машину, которая въехала в глубину лагеря. — Абладекоманда!
Абладекоманда, группа для разгрузочно-погрузочных работ, состояла из четырех закадычных дружков Фрица, «зеленых немцев», ловких организаторов Зеппа, Коби, Пауля и Гюнтера. Им часто приходилось иметь дело с провиантом и отлучаться из лагеря по хозяйственным делам, на них не распространялись правила трудовой дисциплины. Сейчас они наперегонки устремились к грузовику и выстроились у борта машины.
Из кабины не спеша вылез конвойный Ян, за ним ловко выскочил Фриц. Фрау Вирт, не выходя из кабины, следила за Фрицем благосклонным взглядом. Когда малорослый красавчик исчез из виду, она перевела взгляд… и вдруг страшно перепугалась. Около кухни бродила кучка каких-то страшилищ. Неужели это люди? Грязные, худые, как скелеты, кожа да кости, глаза, как плошки. Головы у всех острижены наголо, уши торчат, обувь, видимо, всем им велика. Страшилища едва волачат ноги… Они похожи на вялых зимних мух, ползающих между оконными рамами… Неужто это заключенные? Но ведь Фриц выглядит совсем иначе: чистый парень, с лихим темным чубом, широкоплечий, крепкий, сплошные мускулы. Сегодня она наблюдала, как он грузил хлеб — с четырьмястами пятнадцатью буханками управился вмиг, один, своими короткими волосатыми руками.
Фрау Вирт покачала головой, в которой были бог весь какие мечты, и заставила себя смотреть на похожих на мух людей у кухни, боязливо поглядывавших на автомашину. В этот момент в поле ее зрения появился Фриц. Держа в левой руке камни, он принялся швырять их в этих людей. Глаз у него был верный, и он несколько раз метко попадал. Люди пустились наутек, стараясь скрыться за углом. Один из них смешно споткнулся и растянулся на земле. Фриц подскочил к нему, схватил его одной рукой за штаны, другой за воротник, донес до края дороги и отбросил в сторону, после чего выразительно вытер руки. Потом, усмехаясь, повернулся в сторону грузовика: какое впечатление он произвел на шофера?
Фрау Вирт сидела за рулем и качала головой, словно говоря: «Нет, нет!» Фриц по-мальчишески пожал плечами и крикнул:
— Это же всего-навсего дурацкие жиды!
Но Вирт не переставала качать головой.
«Негодяй, — испуганно думала она, — если он завтра же толком не объяснит мне всего этого, видеть его больше не желаю!»
— Achtung! — закричал часовой у ворот.
— Achtung! — прокатилось по лагерю.
— Achtung!
В лагерь вошел сам комендант, рапортфюрер герр Копиц.
У эсэсовца Копица был такой же низкий, унтер-офицерский чин, как у его закадычного дружка Дейбеля, — всего-навсего обершарфюрер, но по должности рапортфюрера он отвечал за весь лагерь. В отличие от стройного и даже щеголеватого Дейбеля Копиц в своем плохо сидящем обмундировании походил на неотесанного деревенского дядюшку. Фигура у него была нескладная, ноги короткие, широкие штанины гармошкой свисали на сапоги, зато рукава френча едва достигали запястья, открывая красные ручищи. Френч едва сходился на нем и, казалось, вот-вот лопнет по швам, шеи совсем не было, жирный подбородок и мощный затылок нависли на воротник. Дышал Копиц с трудом, сильно потел, особенно плешь под фуражкой. Изо рта у него торчала фарфоровая трубка с изображением оленя. Щеки у рапортфюрера были круглые, глаза маленькие, с хитринкой.