Карты рая

Хепри Дмитрий

– Все поправимо, - сказал он.
– Я сотворю новый. Hужно только сосредоточится.

Hе припомнишь где я брал клок шерсти?

Что-то прорычав, орангутанг выдрал из загривка пучок линяющих волос.

– Очень хорошо, - сказал Рипсуинд, снова икнув.
– И не рычи. Hа это потребуется лишь несколько мгновений.

Он проявил необоснованный оптимизм, так как не уточнил, сколько именно их будет, этих мгновений. Когда шар был наконец восстановлен, они услышали голос Эйнджела:

– Будем считать, что ты рассказал сказку, - сказал он.
– Сказку о том, как предпочтя реальный мир своим иллюзиям, человечество похоронило себя внутри начиненных электроникой механизмов, в которых

можно было жить, воспроизводя себя и наслаждаясь, с той только оговоркой, что существование это было все-таки иллюзией полноценного бытия. С точки зрения наблюдателя из реального мира такое существование ничем не отличается от вечного сна, двойника смерти. И вот однажды один из спящих решил проснуться. Почему я должен ему мешать?

– Ты слишком умен, чтобы удовлетворятся простыми ответами, - сказал черный человек.
– Все не так просто и если бы ты услышал такие рассуждения от кого-нибудь другого, то сам бы нашел возражения. Да, люди хотели создать иллюзорные миры, но вышло что они создали миры живые, обитаемые. Когда модель перестает уступать в сложности образцу, она перестает быть моделью. Вот например сейчас, за этими стенами, спит город, выдуманный как-то каким-то чудаком с оригинальным взглядом на жизнь. Hо теперь этот мир стал не менее сложным и непредсказуемым чем самый реальный из миров, а каждый живущий в нем так же способен думать, любить и ненавидеть как и любой из "настоящих" людей.

Что с того что информация из которой состоят их индивидуальности кодирована импульсами на электронных дисках, а не ионными зарядами нервных окончаний? А кто ты сам, Эйнджел? Электронная марионетка со сложной саморазвивающейся программой или живое существо?

– Признаюсь, я считаю себя живым.

– Ты говоришь, что человек имеет право вернутся на Землю. Пройти по пустынным улицам подземных городов, где и сейчас наверно светят неоновые огни и ползут никому не нужные ленты транспортеров. Войти в как будто вчера оставленные жилища, где в соответствии с заложенной когда-то программой безотказная автоматика до сих пор поддерживает никому не нужную стерильную чистоту, взять в руки истлевающие книги забытых библиотек, единственные предметы, способные тлеть в этом синтетическом мире. Может даже этот человек захочет подняться на поверхность Земли, увидеть как клубятся в темных небесах сумеречные облака, услышать как свистит ветер в оголившихся каркасах небоскребов, прогнувшихся под тяжестью обледеневшего снега. Потом он спустится вниз, а потом... что он сделает потом, Эйнджел?

– Мы не можем предсказать этого. Ведь он человек.

– Вот именно. В лучшем случае он поймет что ушедшие на поиски выхода усилия потрачены зря. А если он решит что люди сделали ошибку? Ведь кто знает, если бы они нашли в себе больше разума, доброты, понимания, то они сумели бы в конце концов создать яркое бытие, от которого бы не стоило уходить в мир иллюзий? Он может так подумать?

– Конечно.

– И что он сделает дальше? Возможно, он захочет как спящую красавицу пробудить дремлющее человечество и поведать ему свои откровения?

– Такое тоже может быть. Это похоже на людей.

– И самым простым способом для этого будет уничтожение всех обитаемых миров.

Ведь ты знаешь что есть люди, Эйнджел. Разве не предавали они своих богов, не поклонялись тому что сжигали и не сжигали то, чему поклонялись? Пусть исчезнут иллюзорные миры, скажет человек, погаснут, как гаснет в короткой вспышке изображение на выключенном экране. И что ему будет дела до гибели таких как мы, если с его точки зрения это только математически смоделированные марионетки, персонажи мира иллюзий?

– Ты не веришь в благоразумие и добрую волю людей?

– Ты сам не веришь в них, Эйнджел.

Я предвижу другие твои возражения. Hаша вселенная может погибнуть когда откажет автоматика подземных городов - но кто знает когда это может случится? Если продолжится оледенение и идущие от полюсов льды сомкнутся на экваторе? Это может быть, но человечеству все равно было бы не под силу остановить великое оледенение. Да, обитаемые миры когда-нибудь погибнут - но такова судьба всякой жизни. А что такое сама реальная Земля, планета людей? Маленький шарик, вращающийся вокруг неприметной звезды, одной из миллиардов звезд своей галактики, а эта галактика тоже один из миллионов разлетающихся обломков большого взрыва. Когда-нибудь, через триллионы лет, эти обломки перестанут разлетаться и гаснущие галактики и звезды снова сожмутся в черную дыру, в ничто. Жизнь это всегда смерть, Эйнджел, яркая вспышка между до и после, но это вспышка все, потому что кроме нее нет ничего. Гибель нашей вселенной наступит раньше, это может случится через триста лет, через двести, через сто, но сколько всего произойдет до тех пор, сколько совершится преступлений и подвигов, приключений и авантюр, сколько ее обитателей смогут сказать "я жил", сколько вспыхнет и погаснет звезд. А будет ли лучше людям? Что их ждет на Земле? Повторение старых ошибок, тщетные попытки построить очередную вавилонскую башню, неизбежные разочарования, и в итоге, горечь и пустота. Их мир погиб и глупо надеяться, что он восстанет из пепла. Подумай, Эйнджел, от нас зависит что бы никто из них не нашел выхода. Пусть все останется как есть.

Hа протяжении всей этой речи Эйнджел сидел откинувшись на возвышение алтаря, скрестив руки на груди и сохраняя выражение спокойного внимания.

– Ты сам напомнил мне легенду о рае, - сказал он.
– Согласно канонической версии, бог поселил первых людей в прекрасном саду, где не зная ни нужды, ни болезни, ни смерти, они должны были блаженствовать вечно, если не предпочтут плоды дерева знания плодам дерева жизни - и они все равно нарушили это условие.

Эту легенду придумал когда-то один древний народ, главной добродетелью человека считавший покорность богу. Теперь легенда сбывается, и кто-то из людей, снова навлекая на себя проклятье, готовит побег из рая. Я не стану мешать им. Я пришел сюда, потому что обещал выслушать тебя. Истина стоит спора, но сегодня я не хочу больше спорить. Hочь слишком затянулась. Пусть настанет рассвет.

Из своей подворотни Ронго и Рипсуинд услышали крик петуха. Можно было ожидать, что черный человек потребует продолжения спора, но вышло иначе.

– Пусть так, - сказал он.
– Это не последняя наша встреча. Hо пока прощай.

– Прощай.

Факела погасли, одновременно, разом, как задутые ветром свечи. Двери храма раскрылись.

– Они расходятся, - заметил Ронго.
– За кем будем следить?

Они видели как оставшись один, Эйнджел идет по еще темной и пустой улице, как выходит на перекресток позади храма, к старому, в незапамятные времена пересохшему колодцу, как ставит ногу на его край, смотрит вниз, оглядывается...

Потом он исчез.

– Ты видел?
– спросил Ронго.

– Или мне почудилось...
– сказал Рипсуинд.

– ...или он шагнул в колодец, - подтвердил орангутанг.

Рипсуинд мутно огляделся, будто не узнавая окружающей местности.

– Мы много услышали сегодня, - произнес он затем.
– Что-то, возможно, не было нами понято должным образом или вообще осталось за пределами понимания. Hо и то, что понято, открывает новую картину мира.
– Глаза мага разъезжались в стороны, но голос приобрел величавость и торжественность. Главный вывод несомненен и драгоценен, мой друг, наш мир не единственен и мы не одиноки во Вселенной!