Карусели над городом (журнальная версия)
Шрифт:
Дегтярев замахнулся ногой. Он хотел пнуть лежащего на земле Феликса. Но не успел. В тот же момент он сам полетел на землю. Это Борис, не разбираясь, врезался в него с ходу.
На лице Дегтярева впервые за весь день появилась усмешка.
— Двое на одного… — сказал он и вскочил на ноги.
Дрался Дегтярев не слишком красиво: он пинался, захватывал руки, старался ударить в лицо головой. Борис был слабее, и ему порядочно доставалось. Кроме того, Борис не хотел драться: не было в нем сейчас настоящей злости для драки. Он защитил Феликса, и этого ему было достаточно. Больше
Издалека донесся свисток, призывающий ребят на занятия. Дегтярев нехотя остановился.
— Это тебе задаток, Кулик, — сказал он. — Остальное после получишь.
Ребята направились к легкоатлетическому сектору. Дегтярев гордо вышагивал впереди. Никто его не догонял, словно никто не хотел идти с ним рядом. Злость пополам с удовлетворением все еще булькала в Дегтяреве. Но он не знал, что именно сейчас, победив, он потерпел поражение. Он не знал, что с этой минуты никто не будет проситься в его команду, что прекратилось уже молчаливое подчинение, что драться больше ему никто не позволит.
Как уже говорилось, в группе имелись ребята и посильней Дегтярева.
Борис и Феликс плелись позади. Феликс видел, что Борис не такой как всегда. Феликс догадывался, что произошло что-то необычное.
— Теперь я знаю, кого можно бить по лицу… — сказал Феликс.
— Кого? — машинально спросил Борис, потирая подбородок, куда Дегтярев попал довольно чувствительно.
— Тебя.
— Это почему же?
— Потому что Сенька-Зараза бил тебя по лицу.
— Он не зараза, — сказал Борис. — Он просто Сенька. Хотя и зараза, конечно. А бить он хотел тебя.
— Со мной он играл.
— Он хотел тебя бить. А со мной он дрался потому, что я за тебя заступился. Я ведь первый его ударил, вот он и стал драться.
— Значит, ты плохой? — спросил Феликс.
— Нет. Если бы я тебе не помог, он бы тебя избил ни за что. Это называется — заступиться. Это не плохо, а хорошо. Понимаешь?
— Значит, заступаться и помогать — это одно и то же?
— Умница, — мрачно сказал Борис, сплевывая красной слюной.
— Все равно не понимаю, — настаивал Феликс. — Заступаться и помогать — хорошо. Бить — плохо. Почему нужно делать плохо, чтобы сделать хорошо?
— Ты можешь помолчать хоть полчаса?
— Могу, — согласился Феликс. — Но я буду думать.
После перерыва Феликс занимался уже не так усердно. Временами он поглядывал то на Бориса, то на Дегтярева; в голове его шла мыслительная работа. Когда занятия окончились и тренеры ушли, Феликс подошел к Борису.
— Теперь я понимаю, — сказал он. — Сенька совсем не зараза. Он плохой. Он хотел бить меня по лицу. А ты не хотел, чтобы меня били по лицу. Тогда он стал бить тебя.
— Все правильно, — ответил Борис. — Сегодня я за тебя заступился, завтра — ты за меня.
— Почему завтра? — спросил Феликс. — Я могу сегодня.
Феликс подошел к Дегтяреву и ни слова не говоря врезал ему кулаком в живот. В лицо он ударить не решился, помня давние наставления Бориса. Дегтяреву, не ожидавшему такого нахальства, ничего не оставалось, как опрокинуться в яму с песком.
— Сенька, я заступился за Борю, — пояснил Феликс. — Если ты его будешь бить, я еще заступлюсь.
На Дегтярева было неприятно смотреть. Он скривился от боли, но усмешка снова появилась на его лице. Не человек, а комок злости поднимался на ноги перед Феликсом. Это видели и ребята. Именно поэтому второй драки не получилось. На Дегтярева навалились кучей. Его не били, но кормили песком до тех пор, пока он не успокоился и не перестал кусаться. Затем его оставили в яме и пошли на обед.
Дегтярев шел позади с камнем в руке. Не доходя до столовой, он куда-то исчез и на обед не явился.
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ
Испытание искусством
Шел третий день пребывания Феликса в спортивном лагере.
Феликса и Бориса видели только вдвоем. Из этого можно было понять, что они большие друзья. Те, кто помнил историю с пузырями и видел нападение Феликса на Дегтярева, считали даже его главным из них двоих. Но никто проникнуть в их компанию не пытался. Парочка держалась особняком, это было видно.
Лишь один Борис замечал, как меняется Феликс. Какая-то невидимая работа шла у него внутри. Он подчинялся Борису, но уже стремился к самостоятельности. Он догадывался, что не с Бориса начинается мир и не Борисом заканчивается. Его интересовали другие ребята, особенно девочки.
Но жизненный опыт Феликса был еще слишком мал. Он не знал забавных историй, а пузыри пускать ему запретили. Он не знал, как еще заставить девочек засмеяться, а потому молча, но упорно разглядывал их за столом, забывая о еде.
На третий день девочки поняли, что Феликс их чем-то интересует. Но одно дело интересоваться, а другое, как проявлять интерес.
Девочки держали Феликса в черном теле.
— Ну что ты на меня смотришь? — сказала Феликсу девочка с косичками. — У меня даже суп в горле застрял. Ты не можешь смотреть в другую сторону?
— Могу, — ответил Феликс. — Но мне не хочется. Мне хочется смотреть на вас.
Вот в этом и заключалась странность Феликса: то, что нормальные люди обычно пытаются скрыть, он говорил прямо. Бывают, конечно, люди, которые умеют острить с серьезными лицами. Но Феликс говорил правду. Это было совершенно ясно. Нельзя сказать, что девочки были в восторге от такой прямоты. Но скажем так: противно им тоже не было.
Девочка с длинными волосами была не столь красива, как ее подруга. Поэтому жизнь приучила ее думать немного быстрее. Она первая поняла, что Феликс может выпалить и не такое. Она сообразила, что на тему, кто кому нравится, Феликсу нельзя задавать прямых вопросов. Кроме того, она первая осознала свою власть над ним.
— Ешь, — сказала она. — И не мешай нам обедать.
Феликс послушно принялся за еду. Но длилось это недолго. Молчащий Феликс тоже почему-то не устраивал девочек.
— Твой друг всегда такой молчаливый? — спросила Бориса девочка с длинными волосами. На Феликса при этом она не смотрела.