Каруселька

– Тебе всё всегда не так! Достала уже! – рявкнул я, еле сдерживая раздражение. Как же надоели эти постоянные нравоучения и придирки матери. Аж скулы сводит

– Не обижай маму, она же для тебя старается… – выступила Машка из своей комнаты.

– Не гунди! Ты вообще права голоса не имеешь. – Я толкнул дверь, и она захлопнулась прямо перед носом сестры. И чего лезет не в свое дело, правильную из себя строит.

Из-за двери послышались всхлипы и шмыганье. Девчонке 12, а ведет себя как первоклашка. Теперь еще и

Открыл дверь, попытался разрулить конфликт:

– Да, ладно, мелкая, чего разнылась… Я же не всерьез.

Но Машка включила полный игнор, надела наушники и повернулась спиной.

Ну и фиг с ней.

Запер дверь, глянул на болтающийся на ключах брелок – изогнувшая спинку серебряная кошечка подмигивала мне ярко-зеленым глазом. Прошел месяц с нашей крупной ссоры с Алькой, но я пока так и не избавился от ее дурацкого подарка. Пока. Ну да – я виноват, не сдержался, помял аппетитную телочку с соседнего потока. И Алька, без истерик и без наездов, просто пропала, отключив мобилу и сунув меня, меня! – в отстойный черный список. Но ничего, подожду еще немного, дам ей шанс вернуться, и баста! Правильно говорится: «баба с плеч, пацану легче».

Только вот внутри что-то кольнуло. Не в сердце, конечно, а где-то в районе живота. Съел, наверно, что-то.

Затянулся, выпуская голубой дым крепкого Винстона.

Нет, не будет мне сегодня покоя – только спустился на этаж, как обшарпанная дверь открылась.

– Доброго тебе дня, касатик.

На площадку выползла бабка «божий одуван» – соседка лет 85 – и проникновенно уставилась на меня выцветшими голубыми глазами. Блин, за дверью она караулит что ли…

За ней с противным тявканьем выскочил Тарасик – крохотная лохматая собачонка невнятной породы, причем судя по дурацкому банту на башке – это была девочка, и чего ради бабка нарекла ее мужским именем, я так и не вник. Деменция рулит.

Тарасик наступил лапкой мне на кроссовок и принялся сверлить меня выразительным взглядом. Надрессировала бабка псину – доброту из народа вымогать.

– Доброго, Анна Петровна, – обреченно вздохнул я, притормозив, и старушка мгновенно вытащила из-за спины видавший виды пластиковый пакет, двести рублей по стольнику и бумажку с нацарапанным списком покупок. Точно наготове все держала и караулила за дверью.

Задрал меня этот добровольно-принудительный сервис, но молча пройти мимо навязчивой старухи как-то не получалось.

У подъезда уже ждали друзья.

– Здорово, – Гарик хлопнул меня по плечу, другой рукой приобняв Светку. Она приветливо улыбнулась мне, и, прищурившись, сдула с глаз рыжие пряди длинной челки.

– Две минуты, – я тряхнул бабкиным пакетом, – в магаз сгоняю, заодно пива возьму…

– Слышь, Макс, тебе не лень пионера из себя изображать? Может, пора завязывать? – Гарик неодобрительно хмыкнул.

– Я правда с тобой советоваться должен по этому вопросу? Или мне кажется? – с преувеличенным удивлением спросил друга, и он нажал на тормоз.

***

Через пятнадцать минут, сдав бабке продукт по списку и добавленный сверх него пакет с конфетами Красная шапка, я, наконец-то, расслабленно зашагал с друзьями «в никуда».

Осенний воздух бодрил, а желто-красная расцветка парков веселила душу. Особенно под пиво.

– Куда путь держим? – спросил у Светки, небрежно польстив ей – вроде как она рулит.

– А пошли на Карусельку! Сделаем пару кругов над городом! – Светка раскинула руки, изображая полет.

– А почему бы нет, – дал добро Гарик.

Я согласно кивнул:

– Запросто.

Днем осенний городской парк был безлюден и тих. Конечно, без мамаш с колясками, вездесущих бегунов и старичков с шашками не обошлось. Большая часть аттракционов уже закрылась. Работал лишь автодром, да Колесо обозрения. Старое, с почерневшими металлоконструкциями, оно медленно вращалось над желтым морем деревьев, как огромный жернов. Колесо царило над всеми зданиями – пожалуй, выше него ничего в нашем провинциальном городе и не встретишь. Покрасить бы его не мешало.

– Что, ребят, на карусельку? Детство вспомнить свое золотое сопливое? – весело поприветствовал нас контролер-оператор – кряжистый, молодой еще мужик в бейсболке с таким длинным козырьком, что глаз не видно. Голос у него был высокий, бабий, не вяжущийся с внешностью.

– Барышня – прошу в карету! – мужик, не переставая улыбаться, распахнул перед Светкой дверцу, и она, изображая даму, томно глянула через плечо на Гарика и прыснула в ладошку.

– Твоя ляля, пацанчик? Прям королиха! – обратился контролер к моему другу и причмокнул мясистыми губами, изображая восхищение.

Что-то в этом жизнерадостном трёпе резало слух. Не терплю, когда вяжутся не по делу. А может, мне просто не нравился его тонкий голос, его лыба во все 32 зуба и полностью скрытые тенью от козырька глаза.

– Отвали, дядя, лучше врубай свое чёртово колесо, – лениво посоветовал я, залезая в открытую качающуюся кабинку.

– Ну как скажешь, пацанчик, как скажешь…

Меня прям взбесило это его застрявшее у него на языке «пацанчик», но повод для серьезного разговора вроде бы несерьезный, да и глупо затевать разборки с жизнерадостным недомерком.

Кабинка поплыла вверх, и вокруг зазвенели детские голоса, мелодично выводя «прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко…».

Город расстилался под нами, и я вдруг понял, почему суицидники прыгают с таких вот мест – рождается эйфория, и кажется, что ты реально взлетишь и красиво ринешься к горизонту, а не расползешься по асфальту жалкой какашкой.

Дрррыррг. В верхней точке окружности Колесо вздрогнуло с таким скрежетом, что я чуть из кабинки не вылетел. Хорошо, Гарик среагировал, цапнув меня за рукав. Выругавшись про себя на самого себя, я закрыл хлипкую дверцу и накинул крючок. Светка с перепугу схватилась за нас обоих, но через пару секунд, снова зазвучало «прекрасное далёко», кабинка плавно пошла вниз, и мы с облегчением заржали, запивая испуг пивом. Хорошо.