Карузо
Шрифт:
Удивительно, сколько неточностей может уместиться всего в четырех фразах! Здесь было бы все правильно, если бы после слова «Неаполь» автор поставил точку. Потому как остальное — ошибка на ошибке. Так, неверны обе даты (смещение на год вперед); Энрико происходил не из крестьянской среды, а из рабочей; число детей в семье Карузо преувеличено более чем в три раза; ребенком он пел не на улицах города, а в церковном хоре («на улицах» — в юности, после ломки голоса); особенностью же его дебюта в Нью-Йорке в 1903 году было то, что ожидаемого «фурора» он как раз не произвел. Тем не менее подобного рода «факты», которым нет счету, входили и до сих пор входят в сознание миллионов людей, формируя представление о жизни «короля теноров», весьма далекое от реального. При этом речь не идет даже о так называемых «анекдотах о Карузо» — весьма популярном жанре, возникшем еще при жизни Энрико: к реальному человеку они не имеют ни малейшего отношения [8] .
8
В качестве примера: «Выступая в „Кармен“ с Марией Ерицей, Карузо…» Стоп!.. С Ерицей Карузо не выступал ни разу (если все же дочитать «анекдот» до конца, то в нем можно обнаружить отголоски эпизода, героиней которого была Джеральдина Фаррар). Или еще: «Выступая в трагической роли шута Риголетто, Энрико Карузо перед началом арии „Смейся, паяц!“…» Смейся, читатель!.. Стоит ли пояснять, что в опере Дж. Верди «Риголетто» Карузо исполнял не «роль шута Риголетто», а партию Герцога Мантуанского; а
Прояснение истинной картины жизни Карузо усложняет еще одно важное обстоятельство. Итальянец до мозга костей, Энрико выступал на оперных сценах своей родины недолго — всего восемь лет. С 1903 года он пел в Италии всего дважды — в 1914 и 1915 годах. Большая часть его сценической жизни — семнадцать лет — прошла в США. Здесь записывались и выпускались его пластинки. Здесь он получал свои легендарные гонорары. Здесь он обрел свою невероятную славу. Здесь он, в конце концов, впервые официально женился. Американцы в связи со всем этим вполне резонно могли считать (и действительно считают) его «своим».
При этом в Италии Карузо тогда воспринимали в лучшем случае как эмигранта (в этом смысле символично название книги о Карузо итальянского критика Эудженио Гары: «Caruso: Storia di un emigrante» [9] ). В худшем — из-за того, что Карузо отдавал предпочтение зарубежным сценам, его обвиняли в том, что он променял родину на американские доллары (как говорили, «заразился долларитом»). Энрико не раз слышал подобные упреки и очень болезненно на них реагировал — тем более что в определенной степени они были справедливы.
9
«Карузо: история одного эмигранта».
После смерти Карузо точки зрения на его биографию и личность окончательно размежевались на «итальянскую» и «американскую». Его соотечественники резонно считали, что именно Италия подарила миру «короля теноров»: здесь он родился, получил вокальное образование и достиг наилучшей певческой формы; в Америке же, согласно их представлениям, его талант постепенно угасал, а голос изнашивался. Так, Артуро Тосканини утверждал, что лучше всего Карузо звучал до 1903 года, после чего его голос стал постепенно «тускнеть» и терять красоту тембра. Это крайне спорное заявление было сделано, скорее всего, не случайно — ведь именно с 1903 года начался «американский» период жизни тенора. Многие в Италии полагали, что долгое пребывание в Америке привело Карузо к постепенной деградации как певца и пагубно отразилось на его личности. Женитьба на американке в этом смысле стала в глазах большинства соотечественников тенора своеобразным апофеозом его «отступничества». Ко всему прочему, итальянцы именно на Америку могли возложить ответственность за безвременную кончину «легендарного неаполитанца»: вскоре после смерти Карузо стало известно, что его, по сути, погубил американский «чудо-доктор» — Филип Горовиц. Когда тенор заболел пневмонией, тот поставил ошибочный диагноз — межреберная невралгия — и два месяца лечил сеансами физиотерапии, которые катастрофически ухудшили состояние Энрико и привели настоящую (и до какого-то момента вполне излечимую) болезнь Карузо к такой стадии, на которой медицина того времени уже не могла спасти ему жизнь — только на какой-то момент отсрочить смерть… «Американская мечта», столь ярко представленная путем Карузо от бедного неаполитанского мальчишки до едва ли не самого высокооплачиваемого на тот момент человека в мире, обернулась в итоге «американской трагедией» — во многом, по мнению части итальянцев, как возмездие за утрату связей с «истоками».
Американцы же полагали, что их страна дала этому действительно выдающемуся тенору гораздо больше, нежели статус знаменитого, или даже великого, певца. Именно в США он стал «Великим Карузо» — одним из самых популярных в мире людей, которого любили вне зависимости от достижений на оперной сцене. Именно в Америке Энрико достиг наивысшего расцвета не только как вокалист, но и как актер: например в своей последней оперной партии, спетой на сцене нью-йоркской «Метрополитен-оперы», — Элеазара в «Жидовке» Ф. Галеви — он по грандиозности воплощения образа оказался вполне на уровне своего друга Шаляпина. Что же касается личной жизни, считают сторонники «американской» версии, то если главный «итальянский» роман Карузо — «гражданский» брак с Адой Джакетти — закончился катастрофой (после того как она сбежала от Энрико с их шофером Чезаре Ромати), то именно в США Карузо впервые обрел настоящее, хотя и очень недолгое семейное счастье. И умер он, в конце концов, не в США, где могли, как некоторые до сих пор полагают, спасти ему жизнь, а в Неаполе, где итальянские врачи оказались бессильны что-либо сделать (обвинение, к слову сказать, несправедливое — на тот момент Энрико, увы, был уже обречен… [10] ).
10
Материалы, связанные с историей болезни Карузо, были переданы мной врачам-пульмонологам, которые составили анамнез, уточнили диагноз и рассмотрели вопрос о возможностях лечения болезни как в то время, так и в наши дни. Резюме заключения вошло в последнюю главу этой книги.
Таким образом, еще спустя несколько десятилетий после смерти Карузо любое произведение о нем оказывалось вовлеченным в острый «американо-итальянский конфликт» за право считать великого певца «своим». Долгое время в этом сомнительном «соревновании» лидировала американская сторона: так, именно в США вышло первое подробное жизнеописание тенора, авторами которого стали Пьер Кей и Бруно Дзирато, секретарь Карузо, подключившийся к работе над монографией после смерти своего «друга и босса». Эта книга, значительная часть которой была построена на интервью самого Карузо, стала на многие годы основой для всех последующих биографий тенора и источником множества, как выяснилось гораздо позже, ошибок.
Дважды обращалась к воспоминаниям о муже вдова Энрико — американка Дороти Парк Бенджамин. В 1928 году вышла ее книга «На крыльях песни», а в 1945-м — «Энрико Карузо, его жизнь и смерть», сразу ставшая бестселлером. Сравнение этих двух текстов дает отчетливую картину, как шла «американизация» образа Карузо. Лейтмотив ее второй книги — «проамериканский» и одновременно «антиитальянский» настрой. В тексте то и дело возникают фразы, вроде: «Энрико очень любил Америку», «он предпочитал жизнь в Америке жизни в какой-либо другой стране». Обращаясь к итальянским врачам во время резкого ухудшения здоровья ее мужа, Дороти негодует: «Его спасли в Америке. Почему вы не можете этого сделать?» [11] О том, что спасти ее мужа тогда уже не мог никто, она не говорит, хотя к моменту написания книги этот факт ей был известен… Из ее воспоминаний следует однозначный вывод, что все в жизни ее мужа, имевшее отношение к Италии, приводило к губительным для него последствиям, в том числе — и в личной жизни. Важнейший в биографии Карузо период, связанный с его отношениями с сестрами Джакетти, представлен тенденциозно и однобоко [12] . Ада Джакетти, гражданская жена Энрико, обрисована в воспоминаниях Дороти исключительно в черных красках. Рина Джакетти, с которой Карузо прожил по времени в два раза дольше, нежели с Дороти, вообще не упоминается ни разу. Оба сына Энрико и Ады описаны в карикатурно-ироническом ключе; брат Карузо, Джованни, изображен в откровенно непрезентабельном виде — и так далее. Дикой и неопрятной Италии Дороти противопоставляет «цивилизованную» Америку — некий «рай», из которого Карузо сам себя изгнал на верную погибель… Все, что не укладывалось в эту схему, подвергалось автором замалчиванию, а то и искажению.
11
Карузо Д. Энрико Карузо: его жизнь и смерть // Энрико Карузо на сцене и в жизни. М.: Аграф, 2002. С. 185, 233, 298.
12
Впрочем, возможно, здесь Дороти ориентировалась на рассказы мужа, который меньше всего, в силу пристрастности, подходил на роль автобиографа; тем не менее после смерти Карузо в Италии она имела все возможности составить представление об истинном положении вещей, что, скорее всего, и произошло.
Мифологизация образа Карузо достигла апогея в двух фильмах, вышедших в 1951 году: черно-белой ленте «Энрико Карузо: легенда одного голоса» (Италия; в несколько иной версии, предназначенной для показа в Америке, фильм назывался «Молодой Карузо») и цветной кинокартине «Великий Карузо» (США). В первом из них действие разворачивается в Италии, во втором — преимущественно в Америке. Несмотря на художественные и «концептуальные» различия, оба они сходны в том, что к личности и жизни «короля теноров» эти наивные сентиментальные фильмы, снятые в популярном тогда псевдо-биографическом жанре, не имеют практически никакого отношения. Их одновременный выход на экраны стал своеобразным апофеозом противостояния двух стран в борьбе за право считать Карузо «своим» и ознаменовал очередную крупную «победу» американской стороны. Несмотря на то, что в «Молодом Карузо» главного героя озвучивал Марио дель Монако, а роль его фантомной (по отношению к реальной биографии Карузо) возлюбленной сыграла красавица Джина Лоллобриджида, фильм получился настолько слабым в художественном отношении [13] , что на его фоне шедевром выглядела даже американская картина с Марио Ланца. Так как кино в то время было наиболее «массовым» видом искусства, «Великого Карузо» посмотрели во всем мире миллионы. Фильм приобрел невероятную популярность и вызвал новый всплеск интереса как к личности главного героя, так и к оперной музыке вообще [14] . Этот интерес был немедленно использован в коммерческих целях. Спустя два года в Америке огромным тиражом вышла книга журналиста Томаса Рассела Ибарры «Карузо: Человек из Неаполя и Золотой Голос» [15] . Написанная для широкой аудитории, она на многие годы стала самой читаемой из всех жизнеописаний великого тенора в англоязычной среде. Повторив «джентльменский набор» историй о Карузо, автор пополнил «житие» своего героя рядом новых реальных (а больше — полумифических) рассказов, главной целью которых было развлечь и поразить воображение читателей — это истории про то, сколько Карузо зарабатывал, сколько и от кого получил наград, насколько был щедр, благороден и бескорыстен, как он был несчастлив в Италии, как счастлив в Америке…
13
Чего стоит хотя бы такой эпизод: «молодой Карузо» поет арии полным голосом… даже во сне! Услышав это, отец Карузо, наконец, «благословляет» сына на занятия пением… Впрочем, этот эпизод не слишком выделяется в ряду прочих нелепостей фильма.
14
Так, например, Хосе Каррерас любит вспоминать, что в детстве настолько был потрясен этим фильмом, что принял решение в будущем стать оперным артистом.
15
«Caruso: the Man of Naples and the Voice of Gold». Если учитывать то, сколько внимания автор уделяет финансам Карузо, то название книги прочитывается в двух аспектах: это и метафорическая характеристика голоса Карузо, и способность голоса приносить его обладателю «золото». В русском переводе книга Т. Ибарры, войдя в сборник «Энрико Карузо на сцене и в жизни» (М.: Аграф, 2002), свое выразительное название почему- то утратила.
Зрители, посмотревшие «Великого Карузо», желали теперь «узнать» этого же самого героя в книжной версии. И Ибарра полностью оправдал их ожидания. Энрико у него получился абсолютно идеальным — можно сказать, «иконописным». О чем бы ни рассказывал американский журналист, он выступал яростным адвокатом и фанатичным поклонником своего героя. Максимум критики, которую он мог себе позволить, так это легкая ирония по поводу каких-то незначительных эпизодов. Разумеется, в плане достоверности его книга несравнима с фильмом — по той лишь причине, что в «Великом Карузо» все хоть сколько-нибудь реальные события искажены до неузнаваемости. У Ибарры же, наоборот, все «искажения» вполне «узнаваемы». Где-то он повторяет ошибки Пьера Кея, где-то тенденциозен вслед за Дороти Карузо. Не упускает случая включить в книгу тот или иной анекдот, который позабыли рассказать другие авторы… В результате это пристрастие к курьезам сыграло с журналистом злую шутку: его текст сам по себе местами напоминает анекдот. Так, например, размышляя, что именно мог распевать в Неаполе юный Карузо, Ибарра пишет, что Энрико, возможно, «пел ту популярную песню, которую любил до самой смерти и не относился к ней с презрением, когда стал богатым и знаменитым — „Torna a Surriento“ [16] , запись которой соперничает(курсив мой. — А. Б.) с такими его грамзаписями, как „Vesti la giubba“ [17] и „Celeste Aida“ [18] » [19] . Осмелюсь напомнить читателю, что запись «Вернись в Сорренто» в исполнении Карузо не может соперничать ни с какими другими его записями в силу одного обстоятельства: ее просто не существует. Эту песню Энрико почему-то так и не напел на пластинку [20] . Однако ошибка автора (в которой повинен, вероятно, фильм «Великий Карузо», где Марио Ланца действительно исполняет «Вернись в Сорренто») весьма симптоматична: она показывает, как в массовом сознании за именем великого тенора закреплялись определенные культурные реалии: в данном случае — неаполитанская песня как таковая. «Закреплялись», к слову сказать, совершенно справедливо — в этом жанре до сих пор с Карузо мало кто может сравниться…
16
Песня Э. Куртиса «Вернись в Сорренто».
17
Ариозо Канио из 1-го акта «Паяцев» Р. Леонкавалло.
18
Романс Радамеса из 1-го акта «Аиды» Д. Верди.
19
Ybarra Т. Е. Caruso: the Man of Naples and the Voice of Gold. New York: Harcourt, Brace and Company, 1953. P. 31.
20
Аналогичную забавную ошибку допускает и российский автор. В книге о Марио Ланца юный тенор слушает пластинку Карузо и вторит «великому тенору, исполнявшему ариозо Джонсона» (Магомаев М. Великий Ланца. М., 1993. С. 25). Однако этого быть не могло, так как Карузо, к сожалению, не оставил записей фрагментов оперы Дж. Пуччини «Девушка с Запада» (как, кстати, и все другие участники этой мировой премьеры).
Тенденциозность и поверхностность как американских, так и итальянских публикаций о Карузо катастрофическим образом отразились на подлинном облике и реальных фактах биографии великого тенора: они оказались погребенными под густым слоем фантастических измышлений. В этом смысле весьма показательно, что один из ближайших друзей Карузо, испанский бас Андрес де Сегурола, в начале 1950-х годов сетовал, что прочитал о Карузо несколько книг и ни в одной из них не увидел ни того реального человека, которого он знал, ни артиста, каким тот был.