Кащей
Шрифт:
Старик поднялся со скамейки; (он оказался действительно высокого роста), потушил лучину, и улёгся на нехитрую лежанку.
Утренний рассвет робко проник через мутное оконце. Койлин открыл глаза. Старика нигде не было. Койлин чувствовал себя гораздо лучше, и с любопытством оглядел своё неожиданное пристанище. Избушка была сложена из довольно толстых, уже изрядно потемневших ошкуренных брёвен, и тщательно законопачена. В дальнем от него углу стоял сундук, сработанный, видимо, хозяином, так же как стол и лавка, стоящая у стены. Повсюду были развешаны пучки корений и трав, издававшие дурманящий
Небольшая входная дверь была обита медвежьей шкурой. В углу стояла крепкая рогатина, говорившая о том, каким образом хозяин избушки добыл шкуру. Над лежанкой Койлина висел колчан, наполненный стрелами. По-видимому, хозяин был расчётлив и запаслив.
Размышления Койлина были прерваны приходом старика. За плечами у него был лук, за поясом убитый заяц. Бросив взгляд на Койлина, и заметив, что тот пришёл в себя, старик подошёл к мальчику и улыбнулся.
– Ну, что, малыш, ещё поживём?
Он положил ладонь на лоб больного, и вновь вышел из избушки, возвратившись с охапкой поленьев. Вскоре в печи полыхал огонь, а в чугунке на печи варился заяц, приправленный кореньями и травами, и издававший такой запах, что Койлин, как зверь, почуявший поживу, задёргал ноздрями и заворочался под шкурой.
Старик, улыбаясь, посматривал на юношу. И действительно, будучи ещё совсем молод, Койлин, тем не менее, производил впечатление взрослого парня.
Вскоре Койлин сидел за столом со стариком, хлебая деревянной ложкой из чугунка наваристый бульон. Сам заяц, извлеченный из чугунка, лежал на деревянной доске, исходя вкусным запахом. Койлин потянулся было к аппетитной тушке, но старик остановил его:
– Можешь съесть маленький кусочек. Мне не жалко, но ты долго голодал, поэтому должен потерпеть, пока твой желудок привыкнет к пище.
С сожалением Койлин смотрел на еду, глотая слюни. Нельзя, значит нельзя. Нужно слушаться старика, ведь его здесь никто не собирается ни вешать, ни убивать, и бежать ему отсюда некуда. К тому же он был настолько слаб, что с трудом добрался до своей лежанки, собираясь тут же заснуть, однако старик подал ему глиняную кружку:
– Хлебни немного, а потом спи!
Койлин сделал несколько глотков напитка, похожего по вкусу на пихтовые или кедровые шишки. Покой разлился по его телу, и сон принял его в свои объятия. Ему снились страшные картины сражений на стенах замка, лица смеющихся солдат, грозное лицо хозяина замка Джона де Во, и петля, которую разбойники пытались накинуть на него. Очевидно, он метался и кричал во сне, потому что старик разбудил его, и дал выпить ещё какого-то отвара, после чего Койлин забылся глубоким, спокойным сном.
Сколько продлился его сон, Койлин не знал. Когда он открыл глаза, сразу почувствовал, что силы начали возвращаться к нему. В избушке опять никого не было, видимо старик постоянно бродил по лесу в поисках съестного.
Койлин поднялся со своего ложа, затопал босыми ногами по земляному полу, покрытому шкурами, и, подойдя к двери, осторожно выглянул наружу. Солнце уже садилось за верхушки деревьев, и вечерняя прохлада была разлита в воздухе. Койлин вышел за порог, и осмотрелся. Вокруг стоял глухой лес.
Глава 8
Койлин обвёл взглядом скудное хозяйство старика. Под невысоким навесом была сложена куча хвороста, на распялах сушилось несколько звериных шкур, стояло два долблёных корыта для их обработки. На расстоянии полёта стрелы стояла мишень, похожая на ту, с которой тренировались солдаты-лучники. Над дверью избы был прибит побелевший череп оленя с ветвистыми рогами. Он смотрел в когда-то родной лес пустыми глазницами, и этот невидящий взгляд наполнял душу Койлина беспокойством. Кусты зашевелились, и на полянку вышел старик, несущий на плече убитого оленёнка. Он поприветствовал поднятой рукой Койлина, и, подойдя к избушке, бросил к порогу свою добычу.
Вид убитого оленёнка под черепом взрослого оленя имел какой-то зловещий смысл.
Когда-нибудь и мои останки будут так же сиротливо лежать на земле, – равнодушно подумал Койлин.
– Что задумался? – бодрый тон старика отвлек юношу от грустных мыслей. – Жалеешь оленёнка? Что ж, жизнь такая! Не убьёшь другого, погибнешь! Да ты сам об этом знаешь! Ведь тебе уже приходилось убивать?
Койлин вздрогнул. Откуда этот старик, который видят его первый раз, знает об этом?
Он поднял взгляд на старика, тот стоял, разминая руками поясницу, и улыбался.
– Бери добычу, и разделывай, а я разожгу огонь, и подкрепимся. Согласен?
– У меня нет ножа, – тихо промолвил Койлин, уставившись в землю.
– Ну, это не беда.
Старик зашёл в избу, и вскоре у Койлина в руках был тяжёлый, хороший нож, с рукояткой из оленьего рога и широким лезвием. Старик молча наблюдал за его неловкими движениями, затем взял нож, и показал, как нужно разделывать тушу. Сложив куски мяса в котёл, и добавив трав и кореньев, старик поставил его на огонь, и пока он возился с костром, Койлин взял в руки лук старика, и примерился к нему.
– Умеешь стрелять? – спросил старик, протягивая Койлину стрелу.
Вместо ответа Койлин всадил стрелу точно в цель.
Старик протянул ему ещё одну стрелу, которая, не отклонившись, последовала за первой. Вскоре в мишени торчал нож, и топор.
Старик внимательно посмотрел на Койлина:
– Кто тебе это дал? Указал он пальцем с почерневшим ногтем на пластинку, висящую у Койлина на шее.
– Сколько я себя помню, она была у меня с рождения.
– А кто твои родители?
– Не знаю. Я всегда был сиротой. – Койлин замолчал, раздумывая, стоит ли рассказывать старику свои приключения. Однако старик ободряюще похлопал Койлина по плечу.
– Ничего не бойся, я не сделаю тебе зла. Думаю, ты его уже и так нахлебался. Отдохнёшь, наберешься сил, и пойдёшь своей дорогой. А она у тебя будет ой, какая длинная!
Койлин быстро восстанавливал силы. Мышцы его окрепли, он занимался заготовкой дров на зиму, ходил со стариком на охоту, ни разу не возвращаясь без добычи, резал ивняк и плёл корзины, как научил его старик.