Кассандра в Тавриде
Шрифт:
Надменный смешок стал ответом:
– Вы плохо знаете научное сообщество. Как вы думаете, от чего зависят сами ученые и их исследовательская деятельность.
– … Ну, не знаю … От научного таланта. Наверное . . .
– Ах, милая головка прелестной женщины! От денег! Какая проза, не правда ли?!
Александра мысленно поблагодарила темноту, скрывшую ее зардевшиеся уши.
– Академическая наука, взяв на вооружение и усовершенствовав старые приемы инквизиции, научилась «палить на костре» все, что посчитает ересью. Вот и остается фанатикам и подвижникам, как средневековым алхимикам, неудобные факты изучать на себе, на своих дачах и в гаражах.
– То есть, как я поняла, не иметь мнения, отличного от взглядов работодателей? Если честно, я немного ошарашена. И кто же управляет таким научным сообществом, не позволяя открыто выражать альтернативную точку зрения?
– Инерция. Самое простое объяснение. Получая хорошие деньги и почести, люди присиделись на своих теплых местах и не хотят ничего менять.
– И только?! – Александра была разочарована.
– Это очень трудный процесс преодолевать собственную убежденность и отказываться от базовых представлений. Если что-то не работает, что согласно правильной теории, просто обязано работать, то подобный эксцесс оказывает на людей колоссальное травмирующее воздействие. Признавать ошибки никто не любит.
– Но именно эти люди решают, как и что думать остальным?
– Вы задаете опасные вопросы, моя прелестница. Как-то однажды Андре Моруа спросили: Кто, по-вашему, больше изменил ход истории, Наполеон или Цезарь? На что французский писатель ответил: С тех пор как существует цивилизация, никто так не изменил ход истории как историки. Я, конечно, не специалист в технических дисциплинах, но вот все, что связано с антропологией, англосаксами приватизировано на корню. Смитсоновский институт – это такая черная дыра, где исчезают все неудобные кости и артефакты. Только у американцев есть монополия на интерпретацию непериодических явлений. Пробиться с идеями, противоречащими установленным парадигмам, и при этом не подвергнуть себя остракизму, невозможно в принципе. Существует масса феноменальных открытий непонятного происхождения, которые официальная наука не знает, как трактовать. А встроить их в официальную научную модель не получается. Проще умолчать. Вот поэтому информация о таких находках до общественности и не доходит.
– Например?
– Да вот хотя бы, откуда черпал энергию Никола Тесла для электромобиля без внешнего источника электроэнергии? А вазы Древнего Египта из порфира, гранита или базальта с бороздами механической обработки? По шкале Мооса крепче их только алмаз. Парадокс в том, что наиболее впечатляющие экспонаты относятся к самому раннему периоду древнеегипетской цивилизации. Такое впечатление, что фрезерный станок изобрели значительно раньше гончарного круга. У древнего кроманьонца вес мозга был один килограмм семьсот пятьдесят грамм. У современного человека – килограмм четыреста пятьдесят, максимально. Что перед нами – эволюция или инволюция? Куда делись триста грамм? А это критическая величина. Это тот объем, который разделяет человека и животного. Академическая среда всеми силами пытается не слышать подобных вопросов.
– Почему? У вас же есть версия?
– Они ломают зафиксированный статус-кво и нарушают уже сложившуюся картину официальной истории и хронологии. В то же время, запретная археология находит множество подтверждений, что высокоразвитые цивилизации на Земле существовали еще сотни тысяч лет назад. Человеческая история – сплошная загадка. Или фальсификация. Но особо упорствующих в поиске истины низводят общими усилиями в разряд маргиналов, а их работы в антинаучность. А потом и вовсе запрещают как экстремистские.
Александра ударила ногой по песку.
– Вот, что за день у меня сегодня?! Мы все настолько мало знаем действительно реальных фактов! Большинство из людей вполне себе довольствуются общепризнанными толкованиями и не парятся по этому поводу. Всякий раз, когда я кому-нибудь говорила правду, ничего, кроме раздражения или даже агрессии, в ответ не получала. Разрушение привычной картины почти у всех вызывает боль и воспринимается, как нападение.
Аристарх Львович ухмыльнулся. Ему таки удалось вырвать эмоцию у этой играющей в неприступность девушки.
– В невежестве жизнь комфортна. Неведенье снимает вериги с органа, именуемого совестью. Незнание освобождает от ответственности за все происходящее вокруг.
– Хорошо! Ладно мы, обыватели! Но научное сообщество вроде бы не должно мириться с таким положением дел?
– Что толку не мириться, если внимать все равно некому. Из-за меркантильных опасений утратить ранг единственного держателя истины научная аристократия и бюрократия предпочитает оставаться в рамках традиционных представлений и приключений на попу себе не ищет. К тому же и негодные методы дают результаты. Главное как обосновать.
– Ужасные вещи вы говорите.
– Это в вас молодое вино еще не перебродило. Самый страшный грех ученого – это игнорирование неудобных фактов ради незыблемости понравившейся ему теории. Но как бы кто ни пытался что скрыть, а все равно постоянно обнаруживаются явления, не укладывающиеся в привычные представления о мироздании, причем во всех сферах. Вот я и задаю себе сакраментальный вопрос: а вдруг все выглядит иначе, чем есть на самом деле, и новые гипотезы с открытиями тормозятся сознательно?
– Шутите? Зачем?
– Чтобы глупое и безответственное человечество на нынешнем этапе не стерло само себя с планеты. Ну как версия . . . Удивительно с такой легкостью люди отдают свою волю! И как же мало мы знаем о себе самих.
Глава 4
Загребая ступнями еще неостывший песок, Саша задумчиво брела в свое пристанище на колесах. Идти туда совсем не хотелось. Откуда-то с берега доносились оживленные голоса и беззаботный женский смех. Видимо, ребята из экспедиции устроили ночное купание голышом, что они обычно делали после захода солнца. Это была летняя практика учащихся истфаков разных вузов страны, поэтому случайных людей в их компании не оказалось. Провести весь день на жаре, с лопатой в руках – удовольствие сомнительное, даже если ты искренне мечтаешь сделать великое археологическое открытие и прославиться.
Ставшее уже привычным чувство одиночества особенно остро ощущалось в толпе незнакомых людей. Да и знакомых тоже. Похожее на полет в вакууме, оно не приносило страдания. Окружающий мир воспринимался, как фильм, на который она смотрела из зрительного зала. В детстве Александра много раз спонтанно переживала состояние «здесь и сейчас», то которое мистики называют «вспомнить себя». Тогда это пугало невероятно, но повзрослев, она поняла, что только так человек встречается с самим собой. Большинство же, страшась внутренней пустоты, мгновенно начинает искать объект вовне для переключения внимания. Одиночество всегда тяжелое испытание для не слишком развитой души.