Кастанеда. Код иной реальности
Шрифт:
– А кто же вы такие? Тайный союз темных властелинов? – Я из последних сил делал вид, что потешаюсь, хотя это стоило мне огромного напряжения. Спина моя взмокла: союзник противостоял Силе, исходящей от предметов в кейсе, а я находился меж этих двух огней.
– У нас много имен, – дядя вдруг стал очень серьезен. – Ну, скажем, общество держателей денег Силы – тебе подойдет? Стань одним из нас; и мы заберем власть и над Европой тоже.
– Каким же образом? Соберете все обрядовые деньги, которые когда-либо имели хождение в Европе?
– И это тоже, – в голосе Джорджа появились угрожающие нотки. – Но до этого мы лишим европейские страны их собственных денег – и тем самым обескровим их окончательно. Последние изъятые из обращения марки, фунты, франки, кроны отправятся не в утилизационную печь –
– Мои запросы куда более скромны, дядя Джордж, – усмехнулся я. – Боюсь, что для этой роли у меня не хватит фантазии. Так что закрой свой чемоданчик, и давай попрощаемся. Уже поздно.
– Яко-ов, – завыл Бестфренд. – Яков, ты не понимаешь, от чего отказываешься… Подумай о…
Я резко оборвал его:
– Отлично понимаю, дядя. Только, боюсь, мое понимание придется тебе не по вкусу. Со всем своим пафосом и со всеми своими драгоценными артефактами ты… жалок, дядя. Капитал правит миром, но не он делает историю, и не он определяет истинное процветание страны. Деньги – просто энергия, сама по себе лишенная какой-либо созидательной способности. Даже если это деньги Силы. Они могут созидать лишь вкупе с человеком, с полетом его мысли, игрой воображения, желанием сделать мир прекраснее. Ничего этого у вас нет. Ты думаешь, уроки моей семьи прошли для меня даром? Мы финансисты: увеличивать прибыль – наш инстинкт, не имеющий ничего с высотами духа. Врожденная инерция, как у снежного кома, катящегося с горы. Нет, скорее, как у раковой клетки, пожирающей здоровые органы… Вы нуждаетесь не в новых артефактах, а в хорошей химиотерапии, которая вернет вас к реальности! Ты говоришь о процветании страны – но то благоденствие, которого ты желаешь для Америки, подобно благоденствию аскариды в прямой кишке. И ничего, кроме гибели, это ей не принесет.
Бестфренд посмотрел на меня долгим пристальным взглядом. Затем молча захлопнул кейс, взял его и направился к двери.
– Не решай ничего спонтанно, – сказал он. – Хорошенько подумай еще раз. Десять раз подумай! Мои двери всегда открыты для тебя, Яков.
И вышел вон.
Как только дверь за ним закрылась, рядом со мной возникли дон Хесус и дон Фернандо. Их внезапная материализация не вызвала у меня никаких эмоций: я был не в силах даже думать, не то что поражаться или пугаться. Артефакты, лежавшие в дядином кейсе, вытянули из меня всю энергию. Я был не в состоянии шевелиться. Маги положили меня на пол, развели мои руки в стороны и дернули их так, что я потерял сознание.
Первое, что я почувствовал, когда очнулся, было ощущение чего-то жесткого под языком. Оно имело довольно мерзкий металлический привкус. Открыв глаза, я понял, что ничего не вижу. Меня окружала сплошная темнота – но не потому что вокруг было темно. Я ослеп. Вдобавок к этому я не слышал никаких звуков. Я попробовал пошевелить рукой – и не смог. Если бы не этот металлический вкус во рту, я бы подумал, что умер. Не знаю, сколько я пролежал в таком состоянии, но через некоторое время до меня начали доноситься негромкие голоса. Слов я не различал, однако звучание их было хорошо мне знакомо. Говорили Кастанеда, Тед и Касси. Еще один голос принадлежал Хесусу. Дон Фернандо молчал – хотя откуда-то я знал, что и он здесь. Я попробовал подать голос, но все, что у меня получилось – едва слышный стон. А может, мне только показалось, что я стонал: гортань никак не отреагировала на попытки издать звук. Тем не менее, усилие мое не осталось незамеченным.
– Не делай ничего, Яков, – голос Кастанеды раздался совсем рядом. – Тебе нельзя сейчас ни шевелиться, ни разговаривать. Мы можем пообщаться, но лишь в сновидении. Сейчас я возьму твою руку, и поведу тебя. Через минуту ты сможешь видеть и двигаться: это значит, что мы уже в сновидении. Не забудь об осознавании: сразу же посмотри на свои руки. И иди в сторону базилики: там я буду ждать тебя.
Я почувствовал прикосновение его руки. Но ничего не происходило: все так же темнота и оцепенение. Я решил, что сказанное Кастанедой я слышал во сне или в галлюцинации, и стал спать дальше. Пробуждение мое было явным: я открыл глаза и увидел отблеск цветных огней на потолке. За окнами было темно, но я понимал, что сейчас просто раннее утро, и скоро забрезжит рассвет. Я чувствовал себя великолепно, бодрость переполняла меня. Я попытался вспомнить, как засыпал, но не смог. Впрочем, это было неважно, главное – что мое обездвижение и слепота оказались всего лишь сном. Пританцовывая, я отправился в душ (вечером, я кажется, так и не помылся – а ведь во время разговора с Джорджем я пропотел насквозь). Вода доставляла несказанное удовольствие, мне не хотелось вылезать из-под теплых струй. Вытираясь, я бросил случайный взгляд на руки, и меня внезапно пронзило какое-то мимолетное воспоминание. Словно я что-то забыл сделать. Силясь вспомнить – что, я машинально вытянул руки вперед и посмотрел на них. Сразу же все встало на свои места. Я находился в сновидении. Как только я осознал это, все телесные ощущения пропали. Я даже не мог с уверенностью сказать, на самом ли деле я чувствовал что-то, или же это была игра воображения. Скорей всего, второе… Но Кастанеда! Он ведь ждет меня в базилике! А я тут наслаждаюсь воображаемым душем… Я задался вопросом: надо ли мне одеваться, если я нахожусь в сновидении? Еще раз посмотрев на руки, я решил, что нет. Обернув торс полотенцем, я вышел из душа. В таком виде я и явился в базилику: в набедренной повязке из полотенца и босой. Кастанеда сидел на передней скамье, держа в руках небольшую бордовую книжку.
– Заставляешь ждать себя, Яков, – сказал он, не оборачиваясь. Голос его отразился под куполом. – Я же предупреждал тебя об осознавании.
– Прости, Карлос. Но я чувствовал себя настолько взбодренным, что принял все предыдущее за кошмарный сон. – Я подошел и встал с ним рядом.
Увидев меня, Карлос на несколько мгновений застыл.
– Бирсави, что это за вид?! – ошеломленно спросил он. – Мы же в храме, а не в бане!
– Я полагал, для сновидения вид неважен, – я чувствовал себя так паршиво, словно на самом деле заперся в церковь, будучи одет только в банное полотенце.
– Прикройся, – пошарив рукой в воздухе, он извлек оттуда длинный синий плащ.
– Мы совершили ряд серьезных ошибок, – заговорил он, дождавшись, когда я оденусь и сяду рядом. – И первая ошибка была моя. Я свел тебя с союзником, не научив как следует обращаться с твоей точкой мира. Из-за этого ты все время находился на линии удара. А ты… ты все время забываешь об осознавании. Но теперь сожалеть о несделанном слишком поздно. Когда я говорил, что охота на тебя открыта, то сам не подозревал, какая охота. Сила и небытие одинаково манипулируют тобой: Сила стремится сделать тебя магом, небытие – своим слугой.
– Так в чем же дело? – изумился я. – Стану магом, и полностью перейду на сторону Силы.
Кастанеда покачал головой.
– Не можешь, Яков, в том-то все и дело.
– Но почему, Карлос?
– Одна из причин заключается в том, что ты не способен намеренно сдвигать свою точку мира. Ты вообще не способен делать что-либо намеренно – я говорю сейчас о магическом намерении. А это значит, что без нагваля тебе магом не стать. Но у тебя нет наставника – и ты можешь никогда его не найти.
– А разве ты не мой наставник? Все, чему я научился, я научился от тебя, – заспорил я.
– Обучать простейшим практикам и даже посвящать в суть магии не означает быть наставником, – сказал Кастанеда. – Я обучил этим практикам массу людей; но лишь единицы продолжили мою линию через меня. Нагваль и ученик должны подходить друг другу как ключ и замок. Твой друг Тед Ловенталь куда способнее тебя; однако я не его нагваль. Но у него есть шанс стать магом без наставника, потому что он неплохо владеет точкой мира и имеет правильное намерение.