Катаев: «Погоня за вечной весной»
Шрифт:
(«Одесский вестник» явно опечатался: вместо «равнины» набрано «раввины» – вероятно, от полноты чувств.)
Эти стихи занятно диссонируют с биографией Катаева, не раз впоследствии в прозе и в жизни показывавшего себя вполне «юдофилом».
В 1912-м «Одесский вестник» помещает торжественные стихи Катаева «Привет Союзу русского народа в день шестилетия его»:
Привет тебе, привет,Привет, Союз родимый:Ты твердою рукойПоток неудержимый,Поток народных смут, –Сдержал. И тяжкий путьГотовила судьбаСынам твоим бесстрашным,Но(В 1913-м это стихотворение вышло почти в том же виде, стихотворец убрал эпитет «чудный» про зарю и переменил сроки: «Семь лет прошло».
Стих гуляет по Интернету в варианте, где написано «преклоня» и «сотворяя», и таким образом в последней строфе пропущено сказуемое, но это не рано пробудившийся катаевский мовизм – «пишу, как хочу», а опечатка небрежно переписавшего из архива.)
Когда в романе «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона» он пишет: «Генеральша варила варенье, а генерал сидел в бархатном кресле и читал черносотенную газету “Русская речь”», хочется поинтересоваться – уж не со стихами ли юного Вали?
Например, теми, что вышли 14 апреля 1913 года на мелованной бумаге в пасхальном вкладыше в газету:
На устах – слова привета.Перезвон колоколов…Сколько жизни! Сколько света!Сколько солнца и цветов!..До этого 30 января 1913 года в «Русской речи» появилась статья «Школьные учебники», подписанная «В. К-въ» (с большой вероятностью, за авторством шестнадцатилетнего Катаева – он признавал, что подписывался так!), где со знанием дела бойко критиковалось гимназическое образование и, в частности, хрестоматии для чтения по русскому языку и учебники по русской литературе. «В некоторые хрестоматии для учеников младших и средних классов ныне уже включены, как образцы для изучения, отрывки из Максима Горького, Тана, Якубовича и других представителей современной оппозиционной литературы, – беспокоился автор. – В истории литературы еще ярче выступает это оппозиционное начало; в популярной для учеников форме проводится идея о “прогрессивных задачах” в нашей литературе и в обществе, а то, что явно противоречит этой идее, либо совершенно исключается, либо освещается как “материал реакционный”, не заслуживающий внимания». Автора огорчали осмеяние знаменитой «Переписки с друзьями» Гоголя, замалчивание славянофилов и то, что «памятный роман» Достоевского «Бесы» противопоставляется «русскому свободомыслию».
Между тем влечение и почтение к Союзу русского народа могли быть следствием семейного воспитания. Как рассказывал поэт и одессит по происхождению Семен Липкин, отец писателя был известен на весь город своими взглядами, близкими к «черносотенным».
Это неудивительно – подобные взгляды имели силу в Одессе, где (единственный случай в истории монархического движения) в 1913-м черносотенцы одержали убедительную победу на выборах в Думу, а их лидер Борис Пеликан был городским головой до февраля 1917-го.
Интересно, что в повести «Белеет парус одинокий» Катаев в точности передает внешность, манеры и психологический
Катаев, уже старик, однажды в Переделкине разоткровенничался с писательницей Инной Гофф и вспомнил одесский погром: выставили икону на окно и прятали у себя семью соседа, ремесленника. Его дочки были в соломенных шляпках. «Как флаконы», – улыбнулся Валентин Петрович.
Девочки Катаева
Первое свидание он, пятнадцатилетний, назначил знакомой, четырнадцатилетней девочке. И когда оно состоялось, не знал, что делать. Сводило с ума само сладкое слово «свидание»…
«Валька бегал за всеми девочками в Отраде», – вспоминала одна из его одесских подружек. Имена тех, кому он посвящал стихи, известны: Тася Запорожченко, Мара и Мила Булатович, Люля Шамраевская и, конечно, Ирен Алексинская (о ней отдельный сказ).
«Вечной влюбленности я был подвержен с детства, когда не было дня, чтобы я не был в кого-нибудь влюблен», – признавался Катаев. И он же: «Мой донжуанский список состоял почти из всех знакомых девочек, перечислять которых нет никакого смысла».
Самые ранние известные рукописи Катаева – стихотворные записи в альбом Тасе (Наталье) Запорожченко 1912 года (она была сестрой его товарища Женьки по кличке Дубастый, жили они по соседству):
Я грущу в эти вешние дни…Милый друг, успокой же меня…Или:
Был я мал и глуп, когда впервыеНаписал сюда шестнадцать строк…Мне смеялись глазки голубыеИ звенел веселый голосок…В будущем Наталья, как и ее брат, будет гостить у него в Переделкине.
Но вот – сопровождаемые автопортретами и рисунками стихи в альбомах сестер Мары и Милы (Тамары и Милицы). Обеим он признавался в любви. Одно стихотворение так и называлось «Маре Булатович от влюбленного поэта!!!», а в другом, посвященном Миле, сообщалось:
Я не смогу Вас позабыть:Довольно Вас хоть раз увидеть –Чтобы безумно полюбитьИли безумно ненавидеть!Про Вас пишу не много, Мила:«Клянусь я разумом осла,Клянусь слезами крокодила,Что Мила чёртовски мила».Все это похоже на чепуху, подростково-кавалерскую забаву, да и в старости Катаев отмахивался: «Это были пустяки: ленточки из косы на память, письмецо на голубой бумаге, стишки в альбом: “Бом-бом-бом, пишу тебе в альбом. Хи-хи-хи, вот тебе стихи”», но и замечал: «Некоторые мои романчики проходили в очень тяжелой форме, даже с мучениями ревности».
Вероятно, достаточно серьезным было его отношение к девушке с «сиреневым именем» Ирен.
В 1913 году, когда Катаевы переехали на Пироговскую, 3, Валя познакомился с четырьмя сестрами Алексинскими. Одна, Инна, отпала – старше его, другие, близняшки Шура и Мура – слишком малы, осталась – Ирина, она же – Ирен.
Ирина Константиновна Алексинская родилась 5 мая 1900 года. Отец – генерал-майор артиллерии, мать – любительница музыки и поэзии. Болезненная девочка в отличие от сестер получила домашнее образование, рисовала, писала стихи, играла на рояле – в доме образовалось что-то вроде салона или «кружка поклонников». Шура вспоминала, что Катаев «влюбился в сестру с первого взгляда». Так это или не так, однако о ней им написано больше, чем о какой-либо другой…
Она – прототип подлой Ирен Заря-Заряницкой в «Зимнем ветре» и милейшей Миньоны в «Юношеском романе». И главное – ей посвящены совсем не шаловливые юношеские стихи.