Катастрофы сознания
Шрифт:
Если врач, по любым соображениям, способен лишить жизни другого человека — его немедленно нужно лишать диплома, ибо он превратился в свою противоположность, в убийцу. Нельзя также забывать, что врачи тоже люди, а человеку свойственно поддаваться соблазну. Если врач способен убить человека в его интересах, то, получив право убивать законно, почему он не может это делать в своих собственных? Врачу, наделенному правом убивать, рано или поздно люди перестанут доверять свою жизнь. И, таким образом, общество лишится своей медицины.
Именно по этой причине ни одно здравомыслящее, тем более гуманное общество никогда не позволит себе узаконить
Вопрос о безнадежности больного тоже не простой. Строго говоря, к этой категории прежде всего следует отнести всех недомогающих стариков: все они через несколько лет неизбежно умрут. Что, им тоже отказать в лечении?
Убийство гуманным не бывает. Оно всегда убийство. А гуманизм потому и гуманизм, что помогает другому выжить, а не умереть. И общество, если оно хочет быть гуманным, не должно навязывать врачу обязанности, противоречащие сути его деятельности. Под каким бы то ни было благовидным предлогом. Известно, куда очень часто ведут благие намерения».
Окончательно вопрос об эвтаназии еще не решен. Его предстоит решать нам, нашему поколению, если мы действительно хотим считать себя людьми, свободными в выборе образа жизни и образа смерти.
Взрыв шарика, наполненного газом
Этот способ самоубийства пытался применить молодой бизнесмен, потерявший веру в справедливость. Об этом сообщила газета «Комсомольская правда» 5 августа 1995 г.
11 утра, 3 августа, четверг. Для обнародования своего «политического завещания» Андрей отпустил 48 часов: «Вот продукты все подъем — тогда и…» Что — и? И рванут четыре гранаты в связке, баллоны с газом. А если очень постараться, то и ближайшая к дому бензоколонка. Автомат у Андрея, по его словам, тоже имеется. Кирпичная пятиэтажка в Кунцеве, где в собственной квартире «забаррикадировался» генеральный директор фирмы «Юлия», конечно, выдюжит. А соседи?
Когда он позвонил в редакцию, эфир походил на предгрозовой ералаш: Андрей говорил по радиотелефону, в трубке короткими автоматными очередями стрекотали помехи, едва-едва удалось разобрать главное… «Моя фамилия Милованов, зовут Андрей Алексеевич. Предприниматель. Пишите адрес и телефон… Я никому больше не доверяю, кроме „Комсомолки“. Некоторых журналистов знаю лично. Например, обозревателя Ольгу Кучкину. Я устал от беспредела. Не вижу другого выхода, как уйти из жизни. Но уйти громко, чтобы долго еще говорили…»
«Хочу говорить с представителями аппарата президента или правительства. Неужели они не видят, что происходит в стране? А ведь я, можно сказать, избиратель номер один. Когда Ельцин был без пяти минут президентом, мы с женой прямо на избирательном участке подарили ему букет цветов. Так почему же я, предприниматель, должен все время с опаской оглядываться по сторонам, ездить с охраной, прятаться за бронированными дверями? Когда-то ко мне с улыбочкой подошел покойный ныне Отари Квантришвили. Ну что, Андрюша, как там мое предприятие? Я удивился: Отари, это МОЕ предприятие! Да, сказал он, но на моей территории. Гони 25 „лимонов“. Вы представляете, два года назад какие это были деньги? Все, устал от коррупции государственных чиновников, беспомощность Омилиции и наглости криминального мира, с которым я не хочу иметь ничего общего. Поговорите с моим заместителем».
14.00. Зам генерального Виктор Иванов, к счастью, оказался в офисе.
— В фирме я с 92-го, но с Андреем знаком давно, по спорту. Наше акционерное общество закрытого типа арендует производственные мощности одного из госпредприятий. Производим и продаем металлические решетки, стройматериалы, крепеж. В заказчиках — Метрострой, все четыре домостроительных комбината Москвы и немало других солидных потребителей. До сих пор работали ритмично, люди довольны, зарплата — целиком и вовремя.
Но я видел, что с Андреем последние два месяца что-то происходит. Он замкнулся, сломал график поездок к партнерам. Для руководства фирмы не секрет, что свою долю от дохода «Юлий» потребовала «солнцевская» группировка. Андрея встречали у гаража, возле дома. На прошлой неделе «солнцевские» назначили «стрелку», потом еще одну, но на вторую почему-то не приехали. В ночь с субботы на воскресенье сгорел наш павильон на проспекте Маршала Жукова. Ущерб — 25 миллионов рублей. Возможно, это переполнило чашу терпения.
По свидетельству очевидцев, переговоры с владельцем квартиры на первом этаже, которые «с наскока» пытались провести сотрудники МУРа, не увенчались успехом.
— Андрей, открой! — настаивали парламентеры в штатском.
— Не открою.
— Тогда мы сами откроем.
— Весь подъезд к чертям взорву.
— Ну и сиди…
Эти беседы то затихали, то возобновлялись с еще меньшим результатом.
Соседи единодушно утверждают, что жилец 32-й квартиры — очень спокойный и уважаемый человек. И уж чего-чего, а «взрывного ультиматума» от него не ожидали.
В ЖЭКе решили перестраховаться: отключили во всем доме газ, воду, электричество. Жильцов успокаивали по формуле «как услышите стук да гром — не пугайтесь». Тем не менее квартиросъемщики с первого по третий этаж организованно отправились в близлежащий скверик. У «нехорошей квартиры» выставили пост и занялись розыском исчезнувшего участкового.
37-летний Андрей Милованов — сын репрессированных родителей, он уродился самостоятельным и гордым, отчаянным и открытым. Человек с золотыми руками, он не хотел попрошайничать ни у жизни, ни у людей, предпочитая лучше потерять денежное место, чем самоуважение. Впрочем, кое-кому его характер казался вздорным: лез на рожон там, где другие предпочитали обходной маневр.
Андрей работал в гараже на площади Восстания, ремонтировал автомашины. Ушел, как говорил, не желая участвовать в чьих-то махинациях. В просторечии: не поладил с начальством. Собрался и уехал в Японию, где работал по той же автомобильной части. Может, он бы и вернулся богачом, но в японских мастерских случился пожар, Андрей обгорел, лежал в больнице, львиную долю заработанного съело лечение, поскольку жадный хозяин не оформил надлежащую страховку. В Японии Андрею не понравилось: соковыжималка, давай-давай, все построено на бездушном расчете. Он еще не знал, что эта же напасть поджидала оставленную им страну. И не только эта.
Андрей, по его словам, попал в бутерброд между мафией и властью, и они его съели.
Юля, жена Андрея, стояла у песочницы в зеленом дворе дома, где закрылся в квартире один, с гранатами, Андрей. Множество соседей и соседских детей стояло тут же поодаль. Кто-то сочувствовал Андрею. Одна старуха сказала: «Расстреливать таких надо за то, что причиняют беспокойство людям». Юля была как закаменевшая. Она отвечала на вопросы, рассказывала что-то, но внутри, чувствовалось, что все каменное. «Я ему говорила: бросим все и завтра же будем за границей. Но он не может ничего бросить, и я его понимаю».