Категории Б
Шрифт:
Сибиряк потер пальцем переносицу и неловко как-то улыбнулся.
— Решил… Так сразу и не объяснишь… Скажите, — он хлопнул себя по коленке, — с вами сейчас, по пути сюда, ничего не случилось? Ну, призраки эти…
Гуревич неожиданно зло сказал:
— Случилось! Одного нашего призрак прикончил.
— Где?
— Вам зачем? — грубо спросил Гуревич. — Для карты?
— Именно.
Новиков молчал. Он уже бегло осмотрел карту и чувствовал, что этот вот Сибиряк где-то в чем-то прав. Сибиряк выжидательно смотрел на Гуревича. Гуревич сместился к плану бизнес-центра
— Вот тут вот, у эстакады!.. — он ткнул пальцем в план и попал почти в самый центр небольшой окружности, там, где ее пересекала прямая черта.
Гуревич замер. В совпадения он, конечно, верил, но не в данном конкретном случае.
— Это как понимать? — спросил он, глядя на Сибиряка в упор.
— Буквально, — Сибиряк сибиряк развел руками, — Там активность призраков теперь не прекращается никогда. Вообще. Вам очень не повезло.
— Да, — пробормотал Новиков, — Не повезло… Жаль, что мы к вам раньше не заглянули. Или вы к нам.
Кораблев тоже подошел к карте.
— Надо нам хоть обратный путь проложить. Чтобы не нарваться ни на что…
Гуревич хлопнул себя по лбу.
— Николаша!
Новиков воззарился на него.
— Да ты что?
— Обязательно! К чертям сегодняшнюю зачистку и вообще, надо сюда Николашу! Пусть посмотрит.
Сибиряк сидел, переводя взгляд с одного на другого.
— Кто это — Николаша? — подал он голос.
— Это инженер. Был в числе первых жертв и один из немногих, кто тогда выжил, — ответил Новиков, — Хороший парень. Но он… Ладно. Мы постараемся прибыть завтра.
— Буду ждать.
— Да, извините, Иннокентий, — сказал Новиков, — можно у вас взять какую-нибудь карту, которая вам уже не нужна? Если у вас таковая имеется, конечно.
— Разумеется, — он слез со стола и порылся в коробке, стоявшей рядом, — Возьмите эту, у меня есть почти такая же. Да и безопаснее так будет. Я вам объясню…
Завтра не получилось. Николай ушел в себя и донести хоть что-нибудь до его снова замкнувшегося сознания было совершенно невозможно. Он почти сутки сидел над кучей электрического хлама, что-то паял, привинчивал, приматывал изолентой и не реагировал даже на «Николашу», хотя с помощью этого прозвища обычно можно было хотя бы ненадолго завладеть его вниманием. Пытаться вести его в башни в таком состоянии было делом бессмысленным, кроме того, Кручинин мог или паяльником ткнуть, или еще чего-нибудь похуже. Кораблев в свое время уже пострадал от какого-то одноразового шокера, пытаясь силой накормить ничего не евшего и не пившего больше двенадцати часов Николая.
Что в такие моменты замыкания собирал Кручинин — этого даже он сам понять зачастую не мог совершенно (тот шокер, например, в момент использования оплавился так, что разобраться в его устройстве уже не было никакой возможности), однако все эти «объекты невыясненного назначения» не выбрасывались. В конце концов, и поглот-то был создан в такой «плохой день».
Наступило послезавтра.
Новиков проснулся как обычно и обнаружил, что Кручинин уже успел позавтракать и, пригорюнясь, сидел теперь на своей кровати над шахматной доской. Игра, видимо, началась достаточно давно. Рядом, на тумбочке, громоздилась собранная Кручининым хреновина, состоявшая, как показалось Новикову, из одних только проводов.
— Доброе утро, — сказал Новиков, — Я скоро.
Кручинин вяло кивнул, и Новиков пошел умываться. Мыши сидели в гостиной.
— Доброе утро, командир, — прогудел Светлов, — Как спалось?
— Доброе, — ответил Новиков, прикрывая дверь, — Нормально.
Гуревич глянул на командира и опустил глаза.
— Какие на сегодня планы? — спросил он.
Новиков внимательно оглядел мышей и кивнул на дверь:
— Как он?
— Да вроде в норме, — ответил Светлов.
— Насколько мы можем судить без специалиста, — добавил Кораблев, нервно дернув головой.
— Тогда я сейчас вам скажу, что мы будем. Только умоюсь.
И Новиков направился в ванную…
Умывшись, он вернулся в гостиную, сел за стол, насыпал кофе в чашку, долил воды и отпил глоток. Мыши молчали. Новиков улыбнулся:
— Надо с ним поговорить.
— Я рискну, — сказал Гуревич.
Новиков поднял брови. Кручинин Гуревича как-то не то чтобы недолюбливал, но относился весьма прохладно. В отличие от Светлова, например. И Гуревич это прекрасно знал.
— Сема, ты думаешь, он тебя услышит? — поинтересовался Новиков.
— Да.
— А он настроен, мать твою, — добродушно хохотнул Светлов, — Давай, Сема, мы с тобой.
— Можно и со мной… Но только мысленно. Где карта?
Новиков встал, подошел к своей сумке, висевшей на вбитом в стену гвозде, вытащил карту и отдал ее Гуревичу.
— Пойду, — сказал Гуревич и вышел.
Кручинин сидел над доской, протянув руку к черному коню. Он вздохнул, сделал ход и поднял глаза на Гуревича.
— Кто ведет? — поинтересовался Семен.
— Ничья, — грустно ответил Николай.
Гуревич протянул ему карту.
— Взгляни, пожалуйста.
— Зачем? — апатично спросил Николаша, на которого, похоже, накатила волна хандры.
— Посмотри.
— Я же не картограф…
— Николаша… Я понимаю. Но тут картограф ни к чему.
— А я к чему?
— А вот увидишь, — загадочно произнес Гуревич, — Дерзни разобраться.
— Ну… Ну давай сюда.
Гуревич протянул ему карту. Кручинин отодвинул доску, нехотя развернул карту и посмотрел на нее. Потом посмотрел на Гуревича, все тем же грустным взглядом.
— Давай-давай, — хмыкнул Гуревич, — Сделай мне приятное.
Николаша сморщил нос, склонился над картой и уперся в нее взглядом. Гуревич внимательно следил за ним. Он не понимал, почему он был уверен…
Кручинин медленно выпрямился и уставился на Гуревича. Семену сделалось неуютно. Кручинин медленно перевел взгляд на свою мешанину из проволоки, потом — на карту и опять на Гуревича.
— Это что? — спросил он.
— Карта.
— Я не идиот.
— Я верю. Это карта.
— Откуда эти отметки?