Катенька
Шрифт:
Люди всё шли, а уже надо было переходить к гражданской панихиде, потому что на кладбище не могли ждать — московский зимний день короток. Панихиду я помню смутно. Всё, что там говорилось, произносилось вполне искренне, но почему это относилось к моей Катеньке? Мой мозг отказывался это понимать. Только врезались в память слова Михаила Ефимовича Швыдкого, открывавшего панихиду: «Прости, Катенька, не уберегли…».
А потом произошло маленькое чудо. Иного слова я не могу подобрать. Я человек, не склонный к мистическому миропониманию, но некоторые события иначе, чем чудом, объяснить не способен. Когда люди вышли из театра, чтобы направиться на кладбище, светило яркое солнце. Было морозно, но абсолютно ясно. Прозрачный зимний воздух как будто звенел, снега не было. Повторяю, это было впервые за несколько недель. Казалось, что небеса сжалились над людьми, которые собирались ближайшие часы провести на улице. А возможно, они, небеса, таким образом принимали к себе Катеньку. Радовались, что идёт хороший человек, и устроили ей приятную
На кладбище народу тоже было очень много, хотя и меньше, чем в театре. Старое Миусское кладбище, притулившееся на Третьем транспортном кольце среди домов, с Храмом Веры, Надежды, Любви и матери их Софьи посередине, даже летом больше напоминает сельское кладбище, чем нынешние комбинаты смерти. Зимой же узкие дорожки вовсе походили на лесные тропинки. Поэтому прощание, когда люди шли мимо гроба у могилы, длилось долго. Всё это время солнце продолжало ярко светить, а над могилой, что первой заметила Вера Глаголева и показала другим, летала кристально белая голубка, даже скорей горлица. Откуда среди московской зимы возникло это небесное создание? Почему я никогда не видел её после похорон? Как вообще голубь может столько времени находиться в морозном воздухе, почти не двигаясь и не садясь, чтобы отдохнуть? У меня нет ответов на такие вопросы. Но, ведь это — не плод моего больного воображения, не галлюцинация. Это видели десятки людей.
И если это не чудо, не некий знак, который лично я не способен разгадать, то что же это?
Поминки
После похорон мы вернулись в Театр Образцова, который организовал поминки. Все говорили о Катеньке какие-то замечательные слова. Я же окончательно понял вот что. Существовало расхожее мнение, что я звезда, успешный, популярный, востребованный. Однако с моей профессией иначе и быть не может: либо ты звезда, либо тебя просто не существует. Третьего не дано. Понятно, что живут и творят талантливые артисты, не раскрученные для широкой публики. Я не хочу их обидеть. Но для массового зрителя существуют только успешные, узнаваемые, знаменитые. Это издержки нашего ремесла. Но оказалось, что подлинной звездой была моя Катенька, раз так много людей, с которыми она пересекалась по жизни, ощутили боль этой утраты. Какому же огромному числу людей она пришла на помощь, утешила, поддержала, решила их проблемы! Всё происходило рядом со мной, а я не придавал этой части её жизни того значения, которого она заслуживала. Каким же я был слепцом! Прожить жизнь с особенным, штучным человеком, а видеть в ней лишь замечательную жену и мать моей дочки! Непостижимо! Как мы мало размышляем о мире, как плохо знаем даже самых близких нам людей. Всё куда-то спешим, занятые самими собой, своими, порой смешными проблемами, тешим собственное самолюбие и непомерное эго. Как поздно приходит понимание, что совсем не тем и не тогда стоило заниматься в жизни, что важнейшие её этапы пропущены в мирской суете.
Из многих прекрасных слов, сказанных о Катеньке на поминках (а говорили их в основном люди, знавшие её всю жизнь), я особенно запомнил два выступления.
Конечно, они были о Катеньке, но в не меньшей степени и обо мне. Возможно, они поразили меня своей неожиданностью, может быть — точностью формулировок, но как-то я с ними живу до сих пор.
Первая мысль принадлежала моему большому другу, многолетнему и многократному партнёру по сцене Саше Феклистову. Сводилась она к тому, что долгие годы наша большая компания дружила с Катенькой и Валерой. Каково дружить с одним Валерой, они не знают, и этому ещё необходимо научиться. Эта, казалось бы, простая, но более чем актуальная мысль поразила меня. Действительно, все нити нашего человеческого общения всегда были в Катенькиных руках. Эта она никогда не забывала ничего, что хоть как-то касалось людей, с которыми мы пересекались в жизни. Это она всегда держала в голове все проблемы не только наших друзей, но и их детей и родителей, знакомых друзей и прочее, и прочее, и прочее. Она вечно доставала каких-то врачей, педагогов, сиделок, устраивала незнакомых людей в больницы, школы, кому-то находила рабочих для ремонта, а кому-то зал для празднования юбилея. В общем занималась той социальной помощью, которой нас лишило государство. До сих пор, если мне нужно узнать чей-либо телефон, уточнить день рождения, получить любую другую информацию о знакомых людях, я достаю Катенькину записную книжку. И пока ни разу не было, чтобы я не нашёл того, что искал. Вот почему мне очень легко было быть приличным человеком, имея за спиной жену, исполнявшую большинство моих обязательств перед нашими близкими.
Другой вывод, сделанный мной из Сашиных слов, сводился к тому, что близкие нам люди воспринимали нас с Катенькой единым целым. Это может показаться странным, но меня такая их позиция вполне устраивает, даже радует. Катенька была столь потрясающей личностью именно в человеческом плане, что быть с ней единым целым мне представляется огромной честью и счастьем. Приятно побывать в лучах чужой славы, воспользоваться чужими усилиями, особенно — любимой жены.
Второе выступление, поразившее меня, принадлежало ещё одному моему другу Борису Слуцкому. Его мысль была даже парадоксальней Сашиной, но столь же точной. Суть её состояла в том, что Катенька от природы была гениальным администратором. В 90-е
Я был ошарашен. Ничего себе, мой любимый друг называет меня прилюдно «проектом», да ещё на поминках по моей жене. Но по зрелому размышлению я с ним согласился. Действительно, Катенька отдала нам с Никусей всю свою жизнь. В том, что мы стали такими, нашли себя, состоялись — её стопроцентная заслуга. Я даже представить не могу, где бы я сейчас был, кабы не Катенька. Вероятней всего, меня вообще бы уже давно не было. Все мои успехи созданы её стараниями, выпестованы и взлелеяны ею! Я уж не говорю про Нику, которая её дочка до мозга костей. Катенька не только вложила всё своё время и силы в её воспитание, что естественно и нормально для матери, но и оставалась её ближайшей подругой до самого своего смертного часа. Любая новая служба, новое назначение потребовали бы от неё дополнительных сил и времени, которые она была бы вынуждена забирать у нас с дочкой. Я уже не говорю о сотнях людей, с которыми она дружила и которым помогала как бы походя. В таких случаях Катенька не размышляла, а немедленно кидалась помогать. Здесь её организаторский талант проявлялся в полной мере, а удовлетворение от возможности принести кому-то пользу, облегчить жизнь компенсировало все возникающие неудобства.
Да, она не позволила себе шагнуть вверх по карьерной лестнице в ущерб нам, Нике и мне. Хотя, уверен, её бы там ждал несомненный успех. Она действительно обладала всеми качествами, чтобы стать сверхэффективным менеджером. А я живу теперь с мыслью, что я — Катенькин «проект» и должен быть достоин этого высоко звания…
Люди говорили и говорили о Катеньке, и мне всё яснее становилось, кого я потерял. Не могу сказать, что я не знал этого раньше, но в столь концентрированном и, главное, вербальном виде не мог себе представить. И что удивительно: десятки людей считали, что именно они являются самыми близкими людьми для Катеньки. Каким же надо было обладать сердцем, чтобы люди за долгие годы не усомнились в этом, не приревновали её к кому-то, не посчитали себя уязвлённым из-за её повышенного внимания к другим!
После поминок в театре самые близкие пошли к нам домой. Там всё продолжилось. Я по-прежнему не мог прийти в себя и осознать произошедшую трагедию. Всё время казалось, что Катенька разыгрывает нас, что она сейчас войдёт в дверь к своим любимым друзьям, которых десятилетиями принимала в этом доме. И только мрачное, атеистическое воспитание возвращало к реальности: всё в прошлом. Она ушла, ты её больше никогда не увидишь. Учись жить самостоятельно.
Надо заметить, что этому способствовала и погода, которая тоже намекнула, что чудо закончилось. Опять поднялась мерзкая, пронизывающая метель, продолжавшаяся ещё несколько суток. И солнце в эти дни не появлялось. Природные силы сами уже попрощались с Катенькой, и нам дали на это несколько часов. Дальнейшее же послабление в их планы не входило. Что ж, я был благодарен силам небесным за их царский подарок, за несколько солнечных часов. Ведь этого могло и не быть.
Жизнь без Катеньки
Когда закончились все горестные мероприятия, в моей жизни наступила полная пустота. Я совсем не понимал, зачем жить. То есть я выполнял все свои ежедневные и профессиональные обязанности. Играл спектакли, снимался, преподавал студентам, ставил с ними спектакли, но всё это походило лишь на имитацию жизни. Без основного стержня, без неких высших смыслов а, главное, без объекта всех моих жизненных усилий, устремлений — моей Катеньки. Надо было реально учиться жить заново, находить, чем занять дни, когда не было репетиций, спектаклей, съёмок либо работы со студентами. Это оказалось крайне сложным, почти невыполнимым делом. Я и сегодня не могу утверждать, что целиком и полностью справился с ним.
Говорят, что время лечит. Не знаю, не уверен. По крайней мере мой опыт указывает на обратное. Возможно, для кого-то это и так, но теперь я доподлинно знаю, что не для всех и не всегда. Близкого человека всё равно нет рядом, и его отсутствие ощущается мной постоянно, порой даже острее, чем в начале. Пока мне не удаётся примириться с этим. Не исключено, что и не удастся никогда.
И снова ГИТИС
Если бы эта книга была напечатана сразу после написания, думаю, она бы приблизительно на этом и закончилась. Но издание затянулось, а жизнь продолжалась. И оказалось, что кроме тупой боли от ухода любимого человека, возможны другие чувства и ощущения. Но обо всём по порядку.