Катици
Шрифт:
– И о чем же?
– Про тигров и принцесс. И еще про то, что сюда приедет цирк и мы пойдем бесплатно смотреть на дяденьку, которого зовут Клоун.
Фрекен Ларсон застыла. В комнате воцарилась звенящая тишина. Потом директриса сухо произнесла:
– Я больше не хочу слушать ваши глупости. Всем спать. Я ухожу, но, если услышу еще хоть одно слово, завтра вы ляжете спать на час раньше.
Сердито поджав губы, фрекен Ларсон вышла из спальни и закрыла за собой дверь.
– Ябеда! Ябеда-корябеда! Ябеда-ябеда! – зашептали девочки, обращаясь к Рут.
– Охота тебе все время жаловаться! – сказала Гуллан.
– Фрекен Ларсон велела всем спать, – огрызнулась Рут.
– Спокойной ночи, – зевнула Катици. – Про цирк поговорим в другой раз. Когда нам никто не будет мешать и никто не будет ябедничать.
Последние слова были обращены к Рут. Это поняли все, в том числе Рут.
Разговоры и сплетни?
Однажды вечером, когда все дела были закончены, дети поужинали, умылись и почистили зубы, фрекен Квист пришла и села на край кровати Катици.
– Катици, надень, пожалуйста, халат и зайди ко мне. Нам нужно поговорить.
– О чем? – поинтересовалась Катици.
– Сейчас узнаешь. Но ты, может быть, устала и хочешь спать?
– Нет, нет! Обожаю вечером поболтать! Но что скажет фрекен Ларсон? Она так злится, если мы ложимся не вовремя.
– Не беспокойся. Фрекен Ларсон разрешила тебе сегодня лечь попозже.
– Сейчас приду! – воскликнула Катици и выпрыгнула из кровати. Остальные девочки еще не спали, хоть и лежали в своих кроватях. Они смотрели на Катици и гадали: что ей хочет сказать фрекен Квист?
– Ты как думаешь, Гуллан? – спросила Бритта, когда дверь за Катици захлопнулась.
– Думаю, ей сделают втык за то, что она опоздала на ужин, – предположила Рут.
– Ты всегда про плохое думаешь, – возразила Бритта. – А ты, Гуллан, тоже считаешь, что Катици дадут втык?
– Какой втык?! Вы не хуже меня знаете, что фрекен Квист никогда ни на кого не ругается. Она здесь самая добрая и еще защищает нас, когда другие ругаются.
– А меня она тоже защищает? – удивилась Рут.
– Конечно! – ответила Гуллан и продолжила: – А может, Катици сегодня заберут домой?
Бритта задумчиво кивнула:
– Она сегодня какая-то грустная. И тихая.
– Я знаю, что Катици отсюда забирают, – вдруг объявила Рут. – Я слышала, как об этом говорили учителя.
– А почему ты нам ничего не сказала?
Рут вздернула подбородок. Вид у нее был очень довольный.
– Не захотела – и не сказала. Вы же мне ничего не рассказываете.
– Я не хочу, чтобы Катици уезжала, – вздохнула Гуллан.
Лицо Рут исказила злобная усмешка.
– Я знаю еще кое-что, чего вы не знаете.
– Что ты знаешь? Скажи! Ну пожалуйста, Рут, скажи! – закричали девочки.
– Не скажу!
– Я тебе дам за это свое зеркальце! – сказала одна из девочек.
– Обещаешь?
– Да-да! Говори быстрее. И получишь мое зеркальце.
– Ваша распрекрасная Катици – ЦЫГАНА!
В комнате стало тихо, потом Гуллан заговорила:
– Кто она? Я не поняла…
– Цыгана. Я сказала, что она цыгана.
Снова воцарилась тишина. Никто не знал, что сказать. Первой опять заговорила Гуллан, но ее голос звучал неуверенно:
– Что это значит? Цыгана?.. Что значит «цыгана»? Рут!..
– Сейчас я вам расскажу, что вчера фрекен Ларсон говорила фрекен Квист.
Девочки, затаив дыхание, слушали Рут. Впервые она была в центре внимания. И наслаждалась этим. Вид у нее сделался очень важный.
– Так вот. Вчера в прачечной я услышала, что фрекен Ларсон говорит фрекен Квист, как ей хочется побыстрее избавиться от Катици.
– Почему? – спросила Бритта.
– Слушай и не перебивай, – ответила Рут. – Фрекен Ларсон сказала: «С этими цыганами невозможно иметь дело. Они никогда не живут по правилам».
– А фрекен Ларсон не сказала, что такое эти «цыганы»? Или как там они называются? – спросила Гуллан.
– Фрекен Квист тоже ее об этом спросила, но фрекен Ларсон и сама точно не знала, как объяснить. Вроде они пришли из Венгрии, а это где-то далеко, другая страна.
– Значит, Катици из другой страны? – с уважением произнесла Бритта.
Рут разозлилась.
– Да не знаю я! Ты слушай дальше, что фрекен Ларсон сказала. Она сказала, что папа Катици занимается всякой всячиной, а их семья живет в палатке.
Девочки с недоумением смотрели на Рут.
– Какой всякой всячиной? – спросила Гуллан.
– Хватит уже меня перебивать! Я не знаю, что фрекен Ларсон имела в виду. Но если она так сказала, значит, это вряд ли что-то хорошее. Потому что она сказала это с ТАКИМ видом…
– Мне кажется, «всякая всячина» – это весело, – сказала Гуллан. – Почему это плохо?
– Потом фрекен Ларсон сказала, что Катици надо вернуться в семью, там ей самое место.
– А что фрекен Квист? – спросила Гуллан. – Она говорит, что ко всем людям надо относиться одинаково хорошо.
– Фрекен Квист сказала, что нужно в первую очередь думать о ребенке. Что ребенок не виноват, если его родители живут в палатке. И еще сказала, что к людям надо относиться одинаково.
– Разве это неправильно? – спросила Гуллан.
– Может, и правильно, – ответила Рут. – Но фрекен Ларсон ей ответила, что к цыганам нельзя относиться по-доброму. Они этого не ценят, потому что они не такие, как мы. И еще она сказала, что цыгане крадут кур.
– Не может быть, чтобы она так сказала! – воскликнула Гуллан.