Каторга
Шрифт:
– Идиоты! – вразумительно отвечал губернатор. – Ведь сказано было четко – нужны только добровольцы, а силой никого воевать не заставишь. Всех гнать обратно в тюрьму!
– Да как загнать? – оторопел Тулупьев. – Попробуй посади их снова, если половина уже разбежалась… во всем казенном! Да они теперь полковника Данилова раздерут за ноги, как лягушку…
Михаил Николаевич схватился за голову:
– Все у нас кувырком, кувырком, кувырком… с приплясом! Да почему я все должен за вас думать? Думайте сами…
Быков навестил губернскую
– А вы, я вижу, чем-то излишне взволнованы?
Валерий Павлович подтянул на ремне шашку:
– Да! Я узнал нечто такое, о чем следует известить знакомого нам обоим арестанта, служащего на метеостанции.
Клавдия Петровна сухо ответила, что этот отвратительный человек не стоит того, чтобы хлопотать о нем:
– Самое лучшее – держаться от него подальше.
– Напротив, – возразил штабс-капитан, – мне этот человек в чем-то даже нравится. Не удивляйтесь моим словам: между ним и мною я угадываю нечто общее.
– Вот как?
– Пожалуй, мы в чем-то сойдемся…
«Если это так, то это ужасно!» – не сказала Клавочка, а лишь подумала, без сожаления проводив Быкова.
Полынов умел вести себя так, что люди, даже облеченные властью, начинали чувствовать его превосходство, невольно подпадая под влияние этого человека, который, казалось, вовсе не ощущал всей тягости своего каторжного положения.
Он очень удивился появлению Быкова, но при этом Полынов вел себя так, словно давно ожидал именно Быкова:
– Я охотно выслушаю вас, господин штабс-капитан.
– Что вы там натворили с этим Таировым?
– Всего лишь выкинул его, как тряпку, с метеостанции, чтобы он не мешал мне наслаждаться жизнью.
– А вы подумали о себе? Наконец, могли бы пожалеть девушку, которую вы столь неосмотрительно взялись воспитывать на свой лад… Я советую вам немедленно скрыться.
– Разве мне что-либо стало угрожать?
– Я узнал, что вы будете арестованы.
– Очень мило… Ани-и-ита-а! – нараспев произнес Полынов и, достав из кармана часы, отметил время. – Анита, – сказал он прибежавшей девушке, – господин Быков не уверен в том, что я воспитываю тебя правильно. К сожалению, нам уже некогда заниматься твоим перевоспитанием на обычный лад. Мы опаздываем! А посему через пять минут ты должна быть готовой.
– Готовой… к чему?
– Нам предстоит сентиментальное путешествие с разными забавными приключениями, которым ты будешь очень рада.
Когда Анита удалилась, штабс-капитан спросил:
– Интересно, куда же вы собрались бежать?
– Я еще не решил, но я уже думаю об этом.
Быков сложил перчатки в свою фуражку.
– В таком случае подумаем вместе. У меня в Корсаковске имеется приятель – тоже штабс-капитан Юлиан Казимирович Гротто-Слепиковский, я дам вам записку для него, и он вам поможет. Догадываюсь, вы не останьтесь под прежней фамилией.
Полынов весело расхохотался:
– Так не дурак же я, чтобы тащить свои старые грехи!
– Тогда назовите свою новую фамилию, чтобы мне потом не удивляться, если я встречу вас на жизненных перепутьях.
Полынов сразу показал ему новый паспорт:
– Вы правы. Я человек предусмотрительный. А с тех пор, как при мне оказалась Анита, стал даже опасливым. Рыковская же тюрьма – это отличный паспортный стол, где «блиноделы» выковывают новых героев с новыми именами… Можете ознакомиться: Фабиан Вильгельмович Баклунд, из мещан города Бауска, что расположен в Курляндской губернии, приказчик торговой фирмы Кунста и Альберса, давно владеющей универсальными магазинами на Дальнем Востоке, я прибыл на Сахалин из города Харбина ради поставок соли для рыбных промыслов Крамаренко, о чем в паспорте имеется роспись… чья?
– Не знаю, – ответил Быков.
Полынов протянул ему свой паспорт:
– Мое прибытие на Сахалин заверено подписью самого военного губернатора Ляпишева… убедитесь своими глазами.
Быков взял паспорт и внимательно изучил его:
– Да, это рука Михаила Николаевича… чистая работа.
– Еще бы! Зато теперь я избавлен от прошлого, – ответил Полынов и снова позвал протяжно: – Ани-и-ита-а!
– Сейчас буду готова, – послышался голос.
– Лошадей не найдете даже за большие деньги, – напомнил Быков, – а путь до Корсаковска составит шестьсот верст, который сахалинцы зачастую проделывают пешком. Дорога похожа на запущенную просеку, а просека иногда становится неприметной тропой, уводящей в трясины, где погибают люди и лошади. Как выдержит этот путь ваша юная подруга?
– Не беспокойтесь. У вас приятелем Гротто-Слепиковский в Корсаковске, а у меня в Александровске трактирщик Пахом Недомясов, который не осмелится отказать мне в своих лошадях. Я знаю, что до Онора лошади выдержат…
Валерий Павлович вернулся в типографию, где Клавочка Челищева с нескрываемым раздражением спросила его:
– А эта девка с ушами оттопыренными, как у летучей мыши, разодетая в пух и прах, словно невеста, она тоже с ним?
– Да. Но их уже нет в Александровске.
– Куда же эта парочка провалилась?
Штабс-капитан предупредил, что будет откровенен.
– Мне кажется, – сказал он с оттенком печали в голосе, – вы могли бы простить этому человеку все-все и не можете простить ему только то, что возле него появилась Анита.
Челищева покраснела, отвечая Быкову:
– Не глупо ли подозревать меня в ревности?
– Простите. Но сегодня я невольно позавидовал этому человеку, который уже мчится к Онору через тайгу, а возле него верная Анита, готовая следовать за ним даже на плаху.