Каторгин Кут
Шрифт:
За женщинами стояли две старухи в шалях, они шептались тихо и беспрестанно крестились, оглядываясь по сторонам, не слышит ли кто. И не обращали внимания на двух усталых и измазанных сажей мужиков на санях. Одним их них и был Степан, он-то хорошо слышал, о чём шептались бабки.
– С Перми, как же! Прости меня, Господи, душу грешную! Разбойник он, как есть разбойник! Кума сказывала, этот мужик-то у ейной бабки вино куплял! Тряс сумой-то, откудова такие деньги, а? Разбойник, кума сказала, истинно!
Степан покачал головой, ох эта людская молва… чего только не придумают, даже
«Разбойник! Разбойник? – вспыхнула в голове тревожная мысль, – Ярмилино, вдова… где же это я слыхал… или приблазнилось?»
Степан никак не мог вспомнить, но что-то такое металось в его голове, он никак не мог уловить. Увидев, что дед Архип стоит со старшим, Степан поднялся и направился к ним. Поговорив, все трое подошли к уряднику в вымазанной сажей форме. Тот вслушал их, пожал плечами и махнул рукой, дескать, делайте, что хотите. Степан отвёл дела Архипа чуть в сторону и тихо сказал, оглядываясь по сторонам:
– Дядька Архип, мне надо глянуть на этого… который погиб в избе-то. Пойдём вместе, и старшого прихватим, чтобы народ не смущать.
Дед Архип глянул в нахмуренное Степаново лицо и кивнул. Они подошли к лежащим на снегу бездыханным людям, прикрытым обгорелым полотном, Степан поднял край ткани и охнул… «Прошка!» – вспыхнуло в голове, Степан не мог вспомнить, когда он услышал имя детины, от души огревшего его топором тогда, у болот, а потом тащившего его вместе с Захаркой по мху, чтобы кинуть в топь навечно.
– Его Прохором звали, – тихо сказал он деду Архипу, – Это он меня моим же топором тогда… и потом они ещё с одним меня в болото бросили. Второго я на ярмарке видал, ходил к уряднику тогда, сказал ему, так тот только рукой на меня махнул. «Ступай, – говорит, – отседова, видал я вас таких, кто тебе поверит, ты и сам оттудова, небось, товарищ ихний! Что, краденое не поделили?!…» Таков был ответ! Кто же мне, острожнику, поверит! Я опосля по людям пошёл, сказал, чтоб остереглись, так и они порой косо поглядывали. Дескать, кто таков, чего надобно…
– Ладно, Степан, я сам со старшим поговорю про это, – нахмурился дед Архип, – Прохор, говоришь… Ну, вот и завершил свой земной путь Прохор, и теперь Господь ему судья за дела его. Идёмте, вон и Ефим наш, тоже весь в саже… Ох, ну и беда.
Немногим позже в большой добротной избе по той же улице, где нынче случился пожар, мужики собрались за столом. Аглая, жена Ефима, почтительно поглядывала на своего свёкра Архипа Гавриловича скромно сидя у оконца с шитьём. Трое ребятишек любопытно сверкали глазёнками из-за печки и мать строго цыкала на них, чтоб не шибко озоровали. Степан сидел рядом с Макаром и снова негромко рассказывал о своих приключениях.
– Да… досталось тебе, Степан, – сказал Ефим, – Только Божьей милостью выбрался. А у нас по деревне давно слухи ходили, что хаживает к Ефросинье мужик нездешний. Ну вроде и что с того, она вдовая, сама ещё не стара, вроде и рады за неё были – может взамуж её возьмёт, детки пойдут, плохо ли?! Бабки, конечно, чего только не придумали – и разбойник-то, и купец с Перми, и чего там ещё не упомнишь.
– Я почти ничего не помню, мутно всё в голове, что у болота-то было, – сказал Степан, – Но вроде бы что-то и проясняется иной раз… Прохора этого я хорошо помню, и ещё Захар что-то говорил про вдову, про Ярмилино, вот я и вспомнил.
– Староста к уряднику ходил, я с ним поговорил про это, – покачал головой дед Архип, – Урядник только плечами пожал – разбойник так разбойник, только что от него теперь толку, от мёртвого-то. Вот и все дела. Не до этого им теперь – дом-то Ефросинье, сказывают, поджог кто-то! Народ к им приступает, боятся, как бы по деревне пал не пустили, лихой народ! А урядник что сделает? Ничего…
– Староста сказал, надо подмогнуть им там, на пожарище-то, мужиков собирает, – сказал Ефим, – Если завтра в Елашиху на работы собираемся, тогда давайте поторапливаться. Брёвна растащим, сарай да хлев… чего там ещё сделаешь… Снегу нынче мало ещё, ковыль сухой стоит, как бы не полыхнуло дальше! Чего там староста скажет сделаем, чтобы завтра нас не задержало ничего. Глаюшка, ты нам баньку справь к вечеру, отмоемся от сажи-то.
Задумался Степан, что-то беспокоило душу, казалось, что вон оно – потянись и вспомнишь, а нет, не давалось, ускользало… Вроде бы как он ещё что-то слышал, когда тащил его этот Прохор, а что… никак не вспомнить.
Покачал головой Степан, горькая кончина настигла этого Прошку… Молодой ведь совсем, а дорожку кривую выбрал, вона куда она его завела! Да мало что сам сгинул, так и ещё невинную душу с собой прихватил. Подожгли… уж не Захаркина ли рука и здесь постаралась, а то и самого Микиты промысел. Думы не отпускали Степана, он запахнул плотнее зипун, за пояс сунул свой топор и вышел на двор, где справные да крепкие сыновья деда Архипа собирались идти по зову старосты «очищать пожар», как сказал Ефим.
Глава 13.
Народ уже разошёлся по своим дворам, обсуждая случившееся. Сам Осип Горев, чья изба была ближе всех к месту пожара, ходил кругом своего хозяйства почёсывая затылок.
– Что, Осип, может чем подмогнуть тебе? – крикнул ему Ефим, но тот махнул рукой, дескать, чем тут поможешь.
– Снегу бы нанесло поболе, всё спокойней, – сказал Осип, когда мужики подошли к его забору, – Я уряднику говорю, хоть бы прислали нам кого, дозорных, охранить деревню сколь-то времени! Ежели одну избу спалили, так может ведь на всю деревню хотели пал пустить, да не вышло. Боязно мне теперь, своих я к бабке отправил, она за прудом, туда хоть огонь не дойдёт.
– А урядник что?
– Да что он, – махнул рукой Осип, – Кого говорит вам еще надоть, кому наше Ярмилино сдалося палить его! А вот запалили Ефросинью, я-то точно знаю, что запалили! Я когда из огня… тащил, уж больно странно там пахло, керосином что ли. И солома кругом разбросана! После уж погорело всё, конечно, кто ж разберёт, где началось. Откудова у Фроси керосин, это я уж опосля подумал. И мать у меня, ночью старые кости ломит, сказывает – не спалося как раз, нешто водицы испить, и в окне видала, словно тень какая мелькнула меж заборами. Она меня и разбудила, когда огонь увидала. А урядник говорит – ну, начнёт народ чичас выдумки сочинять да небылицы!