Катриона
Шрифт:
— О, вы! Вы ничего не сделали, — ответил я. — Но когда я вышел, за мной следили, и я могу назвать того, кто шел за мной по пятам. Это Нийл, сын Дункана, слуга вашего отца и ваш.
— Вы, разумеется, ошиблись, — сказала она, побледнев. — Нийл в Эдинбурге, его послал с каким-то поручением отец.
— Вот этого я и боялся, — сказал я, — то есть последних ваших слов. А если вы думаете, что он в Эдинбурге, то, кажется, я смогу доказать, что это не так. У вас, конечно, есть условный сигнал на случай необходимости, сигнал, по которому он поспешит к вам на помощь, если сможет услышать и добежать?
— Как
— С помощью волшебного талисмана, который бог подарил мне при рождении, и называется он Здравый Смысл, — ответил я. — Сделайте одолжение, подайте сигнал, и я покажу вам рыжую голову Нийла.
Не сомневаюсь, что слова мои звучали горько и резко. Горечь переполняла мое сердце. Я винил и себя и девушку и ненавидел нас обоих; ее за то, что она принадлежит к этой подлой шайке, себя — за глупое легкомыслие, с которым я сунул голову в это осиное гнездо.
Катриона приложила пальцы к губам, и раздался свист, чистый, пронзительный, на высокой ноте; так мощно мог бы свистнуть пастух. С минуту мы стояли молча, и я уже хотел было просить, чтобы она повторила сигнал, но вдруг услышал, как внизу на склоне холма кто-то пробирается сквозь кустарник. Я с улыбкой указал ей в ту сторону, и вскоре Нийл прыгнул в сад. Глаза его горели, в руке был обнаженный «черный нож», как называют его в горах; увидев меня рядом со своей госпожой, Нийл остановился, как вкопанный.
— Он явился на ваш зов, — сказал я, — судите сами, был ли он в Эдинбурге и какого рода поручение дал ему ваш отец. Спросите его самого. Если я или те двое, что от меня зависят, должны погибнуть от руки вашего клана, то дайте мне идти навстречу смерти с открытыми глазами.
Дрожащим голосом Катриона обратилась к нему погэльски. Вспомнив деликатную щепетильность Алана в таких случаях, я чуть не рассмеялся горьким смехом; именно сейчас, зная о моих подозрениях, она должна была бы говорить только по-английски.
Они перебросились двумя-тремя фразами, и я понял, что Нийл, несмотря на всю свою подобострастность, очень разозлился.
Затем Катриона повернулась ко мне.
— Он клянется, что это неправда, — сказала она.
— Катриона, — произнес я, — а вы сами верите этому человеку?
— Откуда я знаю? — воскликнула она, ломая руки.
— Но я должен как-то узнать, — сказал я. — Не могу больше блуждать в потемках, неся на себе две человеческие жизни! Катриона, постарайтесь поставить себя на мое место, а я богом клянусь, что изо всех сил стараюсь стать на ваше. Не думал я, что когда-нибудь нам с вами придется вести такой разговор, вот уж не думал; сердце мое обливается кровью. Но задержите его здесь до двух часов ночи, и больше мне ничего не нужно. Попробуйте его уговорить.
Они опять заговорили по-гэльски.
— Он говорит, что мой отец. Джемс Мор, дал ему поручение, — сказала Катриона. Она побледнела еще больше, и голос ее дрожал.
— Теперь мне все ясно, — сказал я, — и да простит им господь их злодеяния!
Она ничего не ответила, но по-прежнему смотрела на меня, и с лица ее не сходила бледность.
— Что же, прекрасно, — сказал я, — Значит, я должен умереть и те двое тоже?
— О, что же мне делать! — воскликнула она. — Как я могу идти наперекор отцу, когда он в тюрьме и жизнь его в опасности?
— Но может
Она вдруг расплакалась, и у меня больно сжалось сердце; я понимал, в каком ужасном положении эта девушка.
— Знаете что, — сказал я, — задержите его только на час; я попробую рискнуть и буду молить за вас бога.
Она протянула мне руку.
— Мне так нужно хоть одно доброе слово, — всхлипнула она.
— Итак, на целый час, — сказал я, беря ее руку в свою. — Он стоит трех жизней, дорогая!
— Целый час! — сказала она и стала громко молить Спасителя, чтобы он простил ее.
Я подумал, что мешкать здесь больше нельзя, и убежал.
ГЛАВА XI
ЛЕС У СИЛВЕРМИЛЗА
Я не терял времени и что было духу помчался вниз по долине, мимо Стокбриджа и Силвермилза. Каждую ночь от двенадцати до двух часов Алан ждал в условленном месте — «в роще, что восточное Силвермилза и южнее южной мельничной запруды». Рощу я нашел довольно легко, она сбегала по крутому склону холма к быстрой и глубокой речке; здесь я пошел медленнее, стараясь спокойно обдумать свои действия. Я понял, что мой уговор с Катрионой — сущая бессмыслица. Вряд ли Нийла послали с таким поручением одного, но возможно, что он был единственным из приверженцев Джемса Мора; в таком случае я сделал все, чтобы отправить отца Катрионы на виселицу, и ничего такого, что помогло бы мне. Сказать по правде, раньше мне все это и в голову не приходило. Если то, что она задержала Нийла, приблизит гибель ее отца, она не простит себе этого до конца своей жизни. А если сейчас по моим следам идут и другие, хороший же подарок я преподнесу Алану; и каково будет мне самому?
Я уже подходил к западному краю леска, когда эти мысли поразили меня, как громом. Ноги мои вдруг сами собой остановились и сердце тоже. «Зачем я затеял эту безумную игру?» — подумал я и круто повернулся, готовый бежать, куда глаза глядят.
Передо мной открылся Силвермилз; тропа огибала деревню петлей, однако была видна отсюда вся как на ладони, и кто бы за мной ни охотился, горцы или не горцы, но на ней не было ни души. Вот он, удобный случай, вот то стечение обстоятельств, которым мне советовал пользоваться Стюарт, и я побежал вдоль запруды, обогнул восточный край леса, прошел его насквозь и снова очутился на западной опушке, откуда я мог наблюдать за тропой, оставаясь невидимым. Она попрежнему была безлюдной, и я немного приободрился.
Больше часа я сидел, притаившись за деревьями, и, наверное, ни заяц, ни орел не могли бы следить за опасностью зорче и настороженнее, чем я. Солнце зашло еще в начале этого часа, но небо сияло золотом, и было еще совсем светло; к исходу часа дневной свет стал меркнуть, очертания предметов сливались вдали, и наблюдать стало трудно. За это время к востоку от Силвермилза не прошел ни один человек, а в западном направлении шли только честные поселяне с женами, возвращавшиеся по домам на покой. Если даже за мной следят самые хитроумные шпионы в Европе, думал я, и то маловероятно, чтобы они догадались, где я; забравшись немного глубже в лесок, я лег и стал дожидаться Алана.