Кавалерийская былина
Шрифт:
– Ну а вы?
– нигилист ухватил Сабурова за рукав помятого полотняника. Вы же - человек, получивший некоторое образование, пусть и одностороннее. Разве вы не осознаете, что Россия стонет под игом непарламентарного правления? Все честные люди обязаны...
Поручик Сабуров уставился в землю, поросшую сочными лопухами. У него было ощущение, что с ним говорят по-китайски, да еще на философские темы.
– Вы, конечно, человек ученый, и многим наукам, это видно, - сказал он неуклюже.
– А вот про вас говорят, простите великодушно, что вас наняли жиды да полячишки...
Нигилист в сером захохотал, запрокидывая голову. Хороший был у него смех, звонкий, искренний, и ничуть не верилось, что этот ладный, ловкий, так похожий на Сабурова человек может запродаться внешним или внутренним врагам, коварно подрывать устои империи за паршивые сребреники. Продавшиеся, в представлении поручика, были скрючившимися субъектами с бегающими глазками, крысиными лицами и жадными пальцами - вроде тех шпионов с турецкой стороны, которых он в прошлом году приказал повесить у дороги и ничуть не маялся по этому поводу угрызениями совести. Нет, те были совершенно другими. А этот, мелькнуло в голове у Сабурова, под виселицу пойдет, подобно полковнику Пестелю. Что же, выходит, есть ему что защищать, выходит, не все закончилось на Сенатской?
– Не надо, - сказал поручик.
– Право слово, при других обстоятельствах мне крайне любопытно было бы с вами поговорить. Но положение на театре военных действий отвлеченных разговоров на посторонние темы не терпит... Кстати, как же вас все-таки по батюшке?
– Воропаев, Константин Сергеевич, - быстро сказал нигилист, и что-то навело Сабурова на мысль, что при крещении имя его собеседнику явно давали другое. Ну, да Бог с ним. Нужно же его как-то именовать.
– Значит, вы в самом деле Гартмана... того...
– Подлого сатрапа, который приказал сечь политических заключенных, сказал Воропаев, вздернув подбородок.
– Так что можете отличиться, представив по начальству. Между прочим, награда положена...
– Полноте, сударь, - сказал Сабуров.
– Мы с Платоном людей по начальству не таскаем. Это уж ваше с ними дело, сами и разбирайтесь, пусть вас тот ловит, кому за это деньги платят... Наше дело - воевать. Представляете, что будет, если эта тварь и далее станет шастать по уезду? Пока власти раскачаются...
– Да уж, власти российские...
– Вот именно, - быстро перебил его поручик, отвлекая от излюбленного, должно быть, нигилистами предмета беседы.
– Вы согласны, господин Воропаев, примкнуть к нам в целях истребления данной мерзости?
Воропаев помолчал. Потом сказал:
– Собственно, я не вправе располагать собою для посторонних целей...
– А вы уж как-нибудь расположитесь. Вот вы говорите - народ стонет. Но ведь от этого чуда-юда народ так застонет... Ну?
– Самое смешное, что вы правы, поручик, - сказал Воропаев.
– Вечная история - твердить о страдающем народе, но едва только речь зайдет о конкретных поступках, отдельных людях из народа...
– Видно было, что он думал о чем-то своем.
– Недавняя дискуссия о методах помощи народу как раз вскрыла...
– Вы вот что, барин, - вклинился Платон.
– Может, у
– Вот именно, свалилась, - сказал Воропаев.
– Очень точное определение. Если желаете, кое-что покажу. Вы позволите, господин командир нашего летучего отряда, взять ружье?
– Даже почел бы необходимым, - сказал Сабуров.
Воропаев взбежал по ступенькам и скрылся в доме.
– Что он, в самом деле бомбой в подполковника?
– шепнул Платон.
– Весьма похоже.
– Как бы он в нас из окна не засветил, право слово. Будут одни потроха по веткам болтаться...
– Да ну, что ты.
– Больно парень характерный, - сказал Платон.
– Такой шарахнет. Ну, коли сам вслед мириться побежал... Ваше благородие?
– Ну?
– Не похож он на купленного. Такой если в драку - то уж за свою правду. Только неладно что-то получается. С одной стороны - есть за ним какая-то правда, чуется. А с другой - как же насчет поносных слов в адрес священной особы государя императора?
– Господи, да не знаю я!
– с сердцем сказал Сабуров.
– Эх ты, Господи Боже - все правду ищут, и у всех она своя. Неуж ее, одной, так-таки и нету?
Показался Воропаев с хорошим охотничьим ружьем. Они повернулись было к лошадям, но Воропаев сказал:
– Вот сюда, господа. Нам лесом.
Они обошли дом, оскользаясь на лопухах, спустились по косогору и двинулись лесом без дороги. Сабуров, глядя в затылок впереди шагавшему Воропаеву, рассказывал уже в подробностях, как обстояло дело на постоялом, как сдуру принял страшную смерть ротмистр Крестовский, великий любитель устава и порядка, с присными.
– Коемуждо воздается по заслугам его, - сказал Воропаев, не оборачиваясь.
– Зверь. Там с ним не было такого кряжистого, в партикулярном?
– Смирновский?
– Свели знакомство?
– Увы, - сказал Сабуров.
– И он здесь. Значит, обложили. Ну, посмотрим...
Деревья кончились, и началось болото - огромное, даже на вид цепкое и глубокое. И саженях в трех от краешка сухой твердой земли из бурой жижи возвышалось нечто странное - будто бы верхняя половина глубоко ушедшего в болото громадного шара, и по широкой змеистой трещине видно, что шар пуст внутри. Полное сходство с зажигательной бомбой, что была наполнена горючей смесью, а потом смесь выгорела, разорвав и самое бомбу - невиданный шар покрыт копотью, окалиной, гарью. Только там, где края трещины вывернуло наружу, виден его естественный цвет - сизо-стальной, явно металлический.
Поручик огляделся, ища камень. Не усмотрев такового, направил туда кольт и потянул спуск. Пуля срикошетила с лязгом и звоном, как от броневой плиты, взбила в болоте фонтанчик жижи.
– Бомба, право слово, - сказал Платон.
– Только это ж какую нужно пушку - оно сажени две в обхвате... Такой пушки и на свете-то нет...
– Вот именно, у нас нет, - сказал Воропаев.
– А на Луне или на Марсе, вполне вероятно, сыщется.
– Эт-то как это?
– у казака отвалилась челюсть.