Кавказские повести
Шрифт:
— Пошел на брасы, на топенанты [226] ; ходом, бегом! Надо обрасопить [227] реи вдоль судна. Задержал ли якорь? Есть [228] . Слава Богу! Г<осподин> шкипер! разнесен ли канат плехта? [229] Может, надо лечь фертоинг [230] . Сдвоить стопора на даглисте… * очистить бухты! [231] Послать топор к правой кран-балке * ; если крикну: «Отдай!» — разом пертулин [232] пополам. Г<осподин> мичман! вы эполетами отвечаете, если рустов [233]
226
Снасти, коими поддерживаются и обращаются реи.
227
Поворотить.
228
На морском языке есть значит да, исполнено.
229
Плехт — один из больших якорей, даглист — немного менее.
230
На два якоря.
231
В кольца сложенные снасти.
232
Веревка, на которой висит якорь.
233
Цепь, поддерживающая якорь в горизонтальном положении.
234
Бриг «Фальк» погиб оттого, что якорь долго висел вертикально и, качаясь, прошиб лапою скулу судна.
235
Места, где лежат ядра.
236
Ставни амбразур.
Так или почти так покрикивал Нил Павлович, прибавляя к этому, как водится, сотни побранок, которые Николай Иванович Греч сравнил с пеною шампанского*. Он, казалось, попал в родную стихию: осматривал все своим глазом, успевал сам везде, и матросы, ободренные его хладнокровием, работали смело, охотно, но безмолвно, при тусклом свете фонарей. Порой, когда над головами их разражался перун*, подвижные купы их озарялись ярко и живописно — будто сейчас из-под мрачной кисти Сальватора*, и только мерный стук их бега, только пронзительный голос свистков мешался с завыванием бури и с тяжелым скрипом фрегата.
— Ай да ребята, спасибо! — сказал Нил Павлович, потирая от удовольствия руки. — За капитаном по чарке! Теперь дуй — не страшно, мы готовы встретить самый задорный шквал, откуда б он к нам ни пожаловал. Хорошо, что я не послушал вас, — продолжал он, обращаясь к подвахтенному лейтенанту, — и спустил заранее брам-стеньги [237] : их бы срезало, как спаржу. Я, правда, с вечера предвидел бурю: солнце на закате было красно, как лицо английского пивовара, и синие редкие тучки, будто шпионы, выглядывали из-за горизонта; признаюсь, однако, не ждал я никак такого шторма: все ветры и все черти спущены, кажется, теперь со своры… * того и гляди, что сорвет с якоря и выкинет на финский берег по клюкву.
237
Самые верхние части мачт.
— Шлюпка идет! — раздалось с баку.
— Скажи лучше, тонет, — вскричал с беспокойством Нил Павлович. — Кому это вздумалось искать верной погибели? Опрашивай!
— Кто гребет?
— Матрос.
— С какого корабля?.. Есть ли офицер?
Шум бури и волнения мешал расслышать ответы…
— Кажется, отвечают: «Надежда», — закричали на баке [238] .
— Ослы! — загремел Нил Павлович, который в это время вскочил на фор-ванты [239] , чтобы лучше рассмотреть шлюпку. — Разве не видите вы двух фонарей на водорезе? [240] Это наш капитан. Изготовить концы, послать фалрепных [241] с фонарями к правой!
238
При опросе: есть ли офицер? — с шлюпки, когда в ней командир судна, отвечают именем судна. Бак — нос судна.
239
Лестницы
240
Отправляя гребное судно на берег, условливаются взаимно о числе и месте фонарей, чтобы ночью можно было опознать и найти друг друга.
241
Веревки для всходящих на лестницу (трап) корабля.
Долгая молния рассекла ночь и оказала гонимую бурею шлюпку, с изломанной мачтой, с изорванным парусом. Огромный вал нес ее на хребте прямо к борту, грозя разбить в щепы о пушки, — и вдруг он опал с ревом, и мрак поглотил все.
— Кидай концы! — кричал Нил Павлович, вися над пучиною. — Промах! Другой! Сорвался… Еще, еще!
Новая молния растворила небо, и на миг видно стало, как отчаянные гребцы цеплялись крючьями и скользили вдоль по борту фрегата.
— Лови, лови! — раздавалось сверху, и многие веревки летели вдруг; но вихорь подхватывал их, и они падали мимо.
— Боже мой! — вскричал Нил Павлович, сплеснув руками, — они погибли..
Но они не погибли; их не унесло в открытое море. Один багор удачно вцепился в руль-тали [242] , и по штормтрапу с горем пополам взобрались наши пловцы, чуть не утопленники, на ют (корму). Пустую шлюпку мигом опрокинуло вверх дном, и через четверть часа на бакштове [243] остался лишь один обломок шлюпочного форштевня [244] .
242
Снасти у руля, снаружи висящие.
243
Вервь, на которую вяжут шлюпки за кормою.
244
Носовая основа.
— Ты жив, ты спасен, друг мой, брат мой картечный! — говорил добрый Нил Павлович, задушая в объятиях капитана. — Как не грех тебе пускаться в такую бурю! Сорвись последний крюк — и ты бы отправился делать депутатский осмотр карасям.
Но вдруг он вспомнил долг подчиненности — отступил на два шага и преважно начал рапортовать о состоянии судна и команды. В этой сцене было много забавного и почтенного вместе. Глядя тогда на Нила Павловича, вы бы сказали: «Он прекрасный человек, он достойный солдат!» Вы бы поручились за него, что он не изменит ни одному благородному чувству, как не преступит ни одной причуды службы.
— Благодарю сердечно, благодарю всех господ за исправность, — говорил капитан окружившим его офицерам, — а вас, Нил Павлович, особенно. За вами я бы мог спать спокойно, если б вы могли повелевать так же удачно стихиями, как вахтой. Но я предвидел ужасную бурю и хотел разделить с вами опасность. Могу вам рассказать новости о погоде, потому что я был там, куда не достанут ночью ваши взоры. Шквал налетит сию минуту. Готов ли другой якорь?
— Готов.
— Тем лучше. На баке ало!* — закричал капитан в рупор. — Из бухты вон!* Отдай якорь!
Как ни силен был плеск волн и рев бури, но послышалось, когда бухнул в воду тяжкий якорь и с глухим громом покатился канат из клюза*.
— Шквал с ветра, шквал идет! — раздалось на баке.
Случалось ли вам испытывать сильный шквал на море?
Перед ним на минуту воцаряется какая-то грозная тишь, море кипит, волны мечутся, жмутся, толкутся, будто со страху; водяная метель с визгом летит над водою, — это раздробленные верхушки валов; и вот вдали, под мутным мраком, изорванным молниями, белой стеною катится вал… ближе, близко — ударил! Нет слов, нет звуков, чтоб выразить гуденье, и вой, и шорох, и свист урагана, встретившего препону; кажется, весь ад пирует и хохочет с какою-то сатанинскою злобою!.. Такой-то шквал налетел на фрегат «Надежду» и зарыл нос его в бурун, так что волна перекатилась по палубе до самой кормы.
Удар водяной массы и порыв ветра были так жестоки, что стопора [245] первого якоря лопнули, прежде чем канат второго вытянулся. Фрегат задрожал как лист и вдруг с невероятною быстротою кинулся по ветру. Второй канат, едва полу застопоренный, не мог сдержать корабля с разбегу, и оба вдруг пошли сучить в оба клюза.
Не каждому моряку во всю свою службу случалось видеть суматоху от высучки канатов. Это страшно и смешно вместе! Вообразите себе два каната чуть не в охват толщиною, которые с ревом и громом бегут с кубрика или из дека, где были уложены, вверх… Они вьются, как удавы, огромными кольцами, хлещут, как волны, взбрасывая на воздух все встречное — сундуки, койки, ядра, людей, и наконец, крутясь узлом через толстый брус битенга [246] , зажигают его трением. Это пеньковый тифон * , от которого все летит вдребезги или бежит с воплем. Напрасно кидают в клюз койки и вымбовки [247] , чтобы сдавило и заело канат, — он бежит вон неудержимо.
245
Снасти, коими канат прикрепляется к кольцам (рымам), вбитым в палубу. Стопор происходит от англ. глагола to stop — останавливать.
246
Устой для крепленья канатов.
247
Палки, которыми вращают ворот.