Шрифт:
— Вот эти двое.
— Почему именно они?
— Хотя бы потому, что они умерли.
— Когда?!
— Ну, или умрут… сегодня. Ибо сказано: без воли моей и волос не упадёт…
— Между прочим, это мои слова.
— Знаю, знаю… Так мы играем или нет?!
…Иван Кочуев шёл по вечернему городу, и новенькая портупея игриво поскрипывала в такт его движениям. Сапоги и фуражка тоже были относительно новыми, а вот гимнастёрка
С чего именно молодой образованный человек двадцати трёх лет из интеллигентной семьи в наше время вдруг решил податься в казачество — вряд ли бы толком объяснил даже он сам… То ли зов предков, то ли генная память, то ли в армии в солдатиков не наигрался, а может быть, просто поиск своего места в урбанизированном мире — кто знает? Хорошо ещё парень подался в казаки, а не в хиппи, например, не в панки, не в сатанисты или вообще в национал-большевики!.. Впрочем, доподлинно судить об этом трудно, а наверняка узнать уже не удастся, ибо в то роковое мгновение, когда он переходил перекрёсток, из-за угла бесшумно вылетел навороченный джип. Без пяти минут подъесаул Иван Кочуев не успел даже почувствовать боли…
…Рахиль Файнзильберминц, стройная, подтянутая девушка в форме мотострелковых войск Израиля, отдыхала с друзьями в маленьком кафе близ арабских кварталов Иерусалима. Её родители переехали в «землю обетованную», когда девочке исполнилось шестнадцать лет, и сейчас она отдавала свой гражданский долг новой родине.
Действительную службу проходили практически все, дезертиров и уклонистов, мягко говоря, не жаловали. Привыкать приходилось ко многому — от традиционного еврейского уклада жизни и ежедневной разговорной практики в иврите до абсолютно иного, непривычного мировоззрения, умения сосуществовать и выживать на улицах разделённого города под беззаботными улыбками туристов и ненавидящими взглядами палестинцев. Рахиль всегда была ко всему готова и не ждала от жизни особенных сюрпризов. Одно время даже планировала остаться в армии, благо здесь всегда имелась востребованность и перспектива карьерного роста. Всё было перечёркнуто взрывом легкового автомобиля араба-смертника, огненный шквал унёс в тот день много жизней, а её столик оказался ближе всех…
…Вот так грустно начинается эта в общем-то довольно весёлая история…
Глава первая
…А это, вне всякого сомнения, был Рай! Золотой песчаный берег бирюзово-синего океана с романтически размытым горизонтом и алмазными бликами на нежно дышащих волнах. Бездонное небо исключительной чистоты, лимонное солнце, щедрое до расточительности, тропический лес и воздух, полный самых восхитительных цветочных ароматов. Многоцветные бабочки, сладкоголосые птички, серебряные стрекозы и трогательные морские черепашки у самой кромки прибоя…
— Ох-ре-неть, до чего же любо! — с чувством выдохнул современный казак, потягиваясь на тёплом песке.
— Зэ пашут Ганн Эдэн! — с восторженным придыханием раздалось у него за спиной. Иван резко повернул голову и едва не столкнулся нос к носу с черноволосой кудрявой девчонкой в длинном белом балахоне. Примерно такое же одеяние было и на нашем герое: длинное, белое, несомненно, стерильное и наверняка типовое.
— Здрасте вам.
— Э-э… шалом.
— Алейкум шалом?! — попытался припомнить Иван. Девушка неуверенно кивнула, но потом, видимо передумав, отрицательно замотала головой. Память у обоих не отшибло, что с ними произошло, прекрасно понимали оба, куда попали, тоже догадывались, а дальше-то что? Как надо себя вести, попав в Рай, им, видимо, никто не объяснял. Ни Тора, ни Священное Писание особенных советов на эту тему не дают. Типа сначала попади, а там уж… на месте разберёшься. Молодой человек, как мужчина, решил разбираться первым…
— Позвольте представиться. — Он встал и, выпрямив спину, гордо доложил: — Кочуев Иван Степанович, бывший подъесаул астраханского казачьего войска, заматамана по вопросам печати! Был сбит джипом с иноверцами из Аджарии, а сюда попал не иначе как по Промыслу Божьему, охраняющему православных казаков да служивый люд.
— О-о… таки вы казак? — с непередаваемой смесью настороженности, интереса, отчуждения и сострадания ответила девушка, но, решив быть вежливой, тоже дала полный отчёт: — Рахиль Александровна Файнзильберминц, бывшая военнослужащая группы мотострелкового батальона государства Израиль. Трагически погибла в результате взрыва автомобиля террориста-смертника. Возможно, это единственная причина, по которой я и попала в Рай.
— Ум… так, это… ты что, еврейка?!
— Вы знаете, казак… Мне кажется, что именно здесь, перед престолом Всевышнего, глупые расовые предрассудки и суеверия должны бы рассыпаться прахом, нет? Вы только вдумайтесь, мы не где-нибудь у троюродной тёти и не с экскурсией в летний музей этнографии Мордовского автономного округа… Это же Рай! Кущи! Святые места! Здесь всё иначе, добрее, терпимее, возвышенней и…
— Нет, точно еврейка?
— И главное, я ведь очень хорошо всё помню. Вспышка пламени, бестелесная субстанция, ранее бывшая мною, этот чёрный тоннель и далёкий, тёплый, притягивающий свет. Он манит, он обещает успокоение и блаженство, и вот уже нет ни горечи, ни обиды, ни грусти о потерянном мире… Это словно вновь ощутить объятия мамы в детстве, словно первые слова Торы, которые мы учили с папой, первое бальное платье, первый поцелуй…
— Еврейка… — обречённо определился молодой человек. Тупо посмотрел на свой наряд, зачем-то поднял подол до колен, опустил, плюнул и решительно зашагал к морю. Несколько сбитая с толку, Рахиль удивлённо обернулась ему вослед…
— Простите, э… Иван?! Что-то не так?
— Да-а, что-то не так… ЧТО-ТО!!! — Он присел на корточки, зачерпнул в ладони ласковой воды и дважды плеснул себе в лицо, шумно отфыркиваясь. — Я, значит, умер… попал, собственно, в Рай, а в Раю, видите ли Файнзильберминцы!
— О, извините…
— Это вообще православный Рай или что?! — Горячий астраханский казак встал и, запрокинув голову, обратился к благодушно настроенным небесам. — Нет, может, я чего недопонимаю? Может, я подвигов не совершил, в церковь ходил редко, кровь не пролил за царя и отечество, но в войске-то состою уже третий месяц! Так какого рожна меня, потомственного казака, к евреям определили?!
— Минуточку, так вы что, ещё и антисемит? — уже довольно раздражённо вклинилась юная еврейка, мрачно скрестив руки на груди.
— Погоди, не мешай… Видишь, я с Господом разговариваю.
— Нет, так я тоже с ним поговорю! Мало мне родители рассказывали, мало я по жизни этого маразма насмотрелась, мало меня взорвали исключительно по национальному признаку — таки даже здесь, в Раю, те же песенные мелодии! Первый, кого я встречаю с открытым сердцем и чистой душой, — антисемит!!!
— Я не антисемит… — нервно огрызнулся Иван Кочуев, чуть отшагивая в сторону. — Просто… ну, в политике, в науке, в культуре, в искусстве — в… везде одни евреи! Хоть в Раю-то можно… без вас?! Ничего личного, но… хотелось бы как-то…