Казаки на Кавказском фронте 1914–1917
Шрифт:
Вот ее полный текст:
«В день рождения Вашего Величества, совпадающий с днем вступления Ваших Войск в столицу Армении, желая величия и победы России, мы, представители национальной Армении, просим принять и нас под Ваше покровительство. И пусть в роскошном и многообразном букете цветов Великой Российской Империи маленькой благоухающей фиалкой будет жить автономная Армения» [4] .
Всю телеграмму, по фразам умно и внятно переведенную Дро, офицеры Араратского отряда покрыли дружными долгими и громкими аплодисментами. Генерал Николаев, офицер Генерального штаба, оренбургский казак по рождению, очень добрый и мягкий
4
Крестовый поход во имя правды // Русская жизнь. Сан-Франциско. 1956. 25 октября.
— Пожал-луйста, пожалуйста… я разрешаю.
Ужин скромно и достойно закончился сразу же для всех. Вестовые нам подали лошадей. В глухую полночь, в кромешной темноте мы долго блуждали по темным кривым и узким улочкам большого города, пока не нашли бивак своей Закаспийской казачьей бригады…
Из офицеров, присутствовавших на этом памятном ужине, никого не осталось в живых. В Брюсселе, в Бельгии, жил подполковник Ираклий Виссарионович Цагурия, тогда молоденький прапорщик 2-й Кавказской конно-горной батареи, только что выпущенный из артиллерийского военного училища. В 1957 году умер полковник Валериан Яковлевич Крамаров, тогда подъесаул 4-й Кубанской казачьей батареи.
Этим вечером закончилась Ванская операция, начавшаяся 22 апреля переходом через Тапаризский перевал, город Ван был занят 6 мая 1915 года. Всех офицеров, участвовавших в этой операции, приказано было представить к очередным боевым наградам, и мы их получили в Ване же. Подъесаул Маневский и автор этих строк за конную атаку против курдов 23 апреля были награждены вне этих наград следующими высшими по степени орденами.
Проснувшись поутру 7 мая, мы увидели, что бивак бригады раскинут среди роскошных сеяных трав люцерны. У лошадей — масса фуража. Торговцы-армяне продают казакам табак, вино, фрукты и сладости. Все это неожиданно и совершенно не соответствовало той Турции, по которой мы ходили раньше семь месяцев. Мы попали буквально в райский оазис… Но чтобы не было лишнего соблазна, к вечеру бригаду перевели на самую окраину города. Полки разбили палатки на больших площадях, а офицеры — в непосредственной близости от своих сотен, во фруктовых садах, ломящихся от плодов. После всех лишений — все забыто. В походных кухнях в изобилии варилась баранина. Казакам позволено покупать и пить местное красное вино. Много виноградников и бесконечные фруктовые сады. Город Ван тогда был — рай, рай…
В следующие дни
На 8 мая назначен благодарственный Богу молебен и парад войск. Полки выстроились в пешем строю. На левом фланге — армянские дружины. Позади генерала Николаева на молебне стоят в один ряд командиры полков, батарей и начальники армянских дружин. Они приравнены к начальникам отдельных частей, как командиры батальонов. Позади них — казачьи офицеры. Все в черкесках. Среди нас новые милые друзья не казаки — горные артиллеристы. Прапорщик Ираклий Цагурия, стройный, высокий, всегда подтянутый, словно грузинский князь-птенец, стоит в группе многочисленных хорунжих нашей бригады. Ведет церковную службу священник 1-го Таманского полка. Наш священник Образцов, будущий автор Войскового гимна, ему прислуживает.
Церковная служба окончена, и офицеры стали подходить к кресту. И каково же было наше удивление, смешанное с восхищением, когда прибывшие ученицы армянских школ, возрастом не старше 14 лет, одетые в летние платьица с черными передничками, под управлением своего регента вдруг, словно ангелочки, запели:
Славься, славься, нас Русски Сарь, Господам данни нас Сарь-Государь. Да будет письмертни Твой Сарьски Родт, Да им благоденствуе Русськи нарот…Это было так неожиданно для нас и так приятно, что даже весь главный штаб во главе с генералом Николаевым, не говоря уже о нас, строевых офицерах, остановился и невольно повернул в их сторону свои головы. И, несмотря на непонимание поющими русских слов в этом славословии русского царя, произносимом с большим акцентом, это нисколько не умаляло достоинства преподнесенного нам сюрприза.
«И когда это они успели разучить?» — делились мы между собой недоуменно.
Отряду был дан отдых. Мы, молодежь, верхом на лошадях немедленно же бросились в город. Он большой, до 200 тысяч жителей. Резко разделен на две, почти равные части: турецкую и армянскую. Турецкая часть, на западе, тянется до самого озера-моря Ван. Но весь турецкий город сожжен армянами. Армянская же часть города совершенно не пострадала. Каждый двор утопает во фруктовых деревьях. Окраины армянских садов сплошь защищены окопами в рост человека, с бойницами и ходами сообщения. Все укреплено по правилам военной науки. Зная о победном движении русских войск, армяне восстали, выбили из города небольшой турецкий гарнизон и жандармерию и дотла сожгли турецкую часть города.
Единственная прямая улица, главная, пересекает город с востока на запад и упирается в озеро. Берег озера очень пологий, прозрачная голубая вода. Противоположных берегов не видно.
На радостях мы скачем по этому шоссе-улице к дивному озеру-морю Ван. К северу, словно громадный океанский броненосец, выступила крутыми берегами каменистая глыба. Она вся в причудливых каменных стариннейших стенах со сплошными бойницами. Как библейская крепость, она была совершенно неприступна для открытой атаки. И вспомнили мы по учебнику древней истории, что за много веков до рождения Христа Спасителя здесь существовало «Ванское царство».
В седлах скачем туда. Взбираемся по единственной узкой каменистой дороге вверх. Мы у массивных деревянных ворот крепости, которые когда-то разбивались только таранами противника. Увидев казачьих офицеров в серебряных погонах — в нашем полку за всю войну никто из офицеров не надел защитного цвета погон, — армянский караул беспрепятственно открыл все ворота.
Со стен крепости — чудесный вид во все стороны. В складах огромное количество старинного огнестрельного оружия, до кремневого включительно. Мы стреляем из них «по атакующему противнику». Оглушительный с дымом звук и сильная отдача в плечо. Пуля летит на сто шагов. Летит и шуршит, как птичка крыльями, и ее полет виден в траектории… Мы весело смеемся и восхищаемся поэтической «легкости» старинных былых войн.
Молодость бьет в нас полным, неиссякаемым ключом. Мы хотим физически ощутить все прелести веселого времяпровождения в восточном городе, но — увы! — их здесь не найти…
Мы пьем настоящий турецкий кофе — пьем на улице у кофейных, — но он нам совершенно не понравился: густой, черный, горький.
Мы пробуем курить кальян, также у кофейной и на улице, но он совсем отвратительный.
В городе две гостиницы. Одна из них носит имя «Франция». Скачем туда, чтобы хорошо, с вином, «по-кавказски» поужинать и, может быть, поухаживать за хорошенькими кельнершами, но… блюда только восточные, а прислуга — вся мужская.
И только единственный граммофон с громаднейшей трубой услаждает наш слух мало мелодичными восточными мотивами.
Здесь много красивых и причудливых янтарных мундштуков для папирос, через которые курят все турки и армяне, но — большинство из нас некурящие.
Мы покупаем дамасские клинки, но они куда хуже по крепости обыкновенных казачьих клинков Златоустовского оружейного завода.
Здесь дивные виноградники. У жителей много домашнего вина. Оно продается полуведерными глиняными кувшинами по 20 копеек, но вино кислое, терпкое.