Казаки Золотой Орды
Шрифт:
Позатыльник и кичка. Астраханский объединённый историко-архитектурный музей-заповедник
Скуфья – остроконечная скифская шапочка в облачении духовенства; православным священникам её жалуют в награду. Такой же головной убор от скифских времён встречался у казаков. Гильом де Рубрук в 1253 г. видел у перевозчиков через Дон «некие высокие островерхие шапки, сделанные из войлока, по своей форме очень схожие с головкой сахара». Войлочный головной убор такой формы носила и часть Запорожцев до переселения на Кубань {116} .
116
Энциклопедия
Саукеле – особый элемент свадебного костюма ногайской невесты, пронесённый через века. Это высокий головной убор (до 65–70 см), сужающийся кверху, что сближало его с островерхими шапками из древних сакских захоронений. Саукеле был одним из самых нарядных элементов костюма ногайской невесты.
Оселедец – важнейшая часть причёски запорожских казаков, отличительная черта их внешнего вида. На оселедец имели право только закалённые в боях воины, признанные войсковыми товарищами. Хотя составители Казачьей энциклопедии писали о неком полунасмешливом названии длинной пряди волос на макушке бритой головы запорожцев в значении «сельдь», «селёдка», на самом деле это был знак принадлежности к социальным верхам казачьего общества. Около середины XV в. итальянец Георгий Интериано писал о кавказских черкасах: «Носят длиннейшие усы. На поясе в кожаной сумочке, сделанной и вышитой руками жены, постоянно имеют огниво и бритву с оселком. Ею они бреют друг другу голову, оставляя на макушке длинный пучок волос в виде косички» {117} .
117
Энциклопедия казачества. С. 412.
Имеются основания полагать, что обычай этот пришёл с предками древних казаков из глубин Азии, где у мужчин заплетённые в косичку волосы на макушке вплоть до XIX в. указывали на происхождение из знатного рода.
Женщины в жизни казаков занимали особое место. Известное выражение «Не боли болячка – я казачка» свидетельствует о высоком чувстве собственного достоинства и самоуважения казачек. Особенности казачьей жизни выработали в казачке бесстрашную решительность и способность сохранять присутствие духа в моменты опасности. На реке она управлялась с каюком [27] , скакала верхом, ловко владела арканом, луком, самопалом. Умела встать с оружием на защиту своих детей, куреней, станиц. И, несмотря на всё это, она не теряла основных черт, присущих слабому полу: женственности, сердечности, кокетства, любви к нарядам {118} .
27
Каюк – лодка, по-татарски каймэ.
118
Энциклопедия казачества. С. 254–257.
Так характеризовали казачек составители Казачьей энциклопедии, но точно так описывают женщин чуть не всех кочевых народов Великой степи, начиная от легендарных амазонок. Образ гребенской казачки девятнадцатого столетия как никто лучше в 1852 году написал Лев Николаевич Толстой: «…Казак, который при посторонних считает неприличным ласково или праздно говорить со своею бабой, невольно чувствует её превосходство, оставаясь с глазу на глаз. Весь дом, всё имущество, всё хозяйство приобретено ею и держится только её трудами и заботами. Хотя он и твёрдо убеждён, что труд постыден для казака и приличен только работнику-ногайцу и женщине, он смутно чувствует, что всё, чем он пользуется и называет своим, есть произведение этого труда и что во власти женщины, матери или жены, которую он считает своею холопкой, лишить его всего, чем он пользуется. Кроме того, постоянный мужской, тяжёлый труд и заботы, переданные ей на руки, дали особенно самостоятельный, мужественный характер гребенской женщине и поразительно развили в ней физическую силу, здравый смысл, решительность и стойкость характера. Женщины большею частию и сильнее, и умнее, и развитее, и красивее казаков. Красота гребенской казачки особенно поражает соединением черкесского лица с широким сложением северной женщины. Казачки носят одежду черкесскую: татарскую рубаху, бешмет и чувяки; но платки завязывают по-русски. Щегольство и изящество в одежде и особенно убранство хат составляют привычку и необходимость их жизни» {119} .
119
Толстой Л.Н. Т. 3: Повести и рассказы 1857–1863 гг. М.: Художественная литература, 1979. С. 151–301.
При всем этом у казаков многожёнство было обычным явлением. Учитывая, что мужчины часто гибли в боях, в поселениях преобладали женщины, да ещё из походов казаки нередко приводили с собой полонянок. Даже христианским священникам приходилось мириться с тем, что казак жил на два дома и более. По кочевым традициям вдова погибшего старшего брата нередко становилась женой младшего брата.
Не было у казаков и проблем с разводами. Муж всегда имел право вывести жену на майдан и сказать: «Атаманы молодцы! она была мне услужливая и верная супруга; теперь она мне не жена, а я ей не муж» {120} .
120
Савельев Е. П. Древняя история казачества. М.: Вече, 2015. С. 353.
В Золотой Орде военная добыча для казака составляла одно из важных средств существования. Десятая часть захваченного добра выделялась в пользу хана, остальное делилось между собой. Кроме того, одним из средств их существования было жалованье, которое они получали от ханов за службу. Жалованье это составляли получаемые ими продукты земледелия, взятые от соседних русских княжеств в виде «пшеницы и проса», – как писал галицкий князь Даниил, который, как и все другие князья, был обложен этой данью-поставкой. Жалованье, получаемое от ханов, служило средством поддерживать в войсках верность ханам. Излишки же своей скотоводческой продукции казаки продавали в городах русских княжеств и покупали недостающие им предметы {121} .
121
Гордеев А. А. История казачества. М.: Вече, 2014. С. 49.
Если грабёж неприятелей и врагов были обыкновенным явлением, воровство между собой казаками строго наказывалось. А наказания за преступления были жестокими; «в куль да в воду» – главная казнь за измену, трусость, убийство и воровство. Трусов не терпели, поощряя целомудрие и храбрость {122} .
Даже в середине XIX в. быт казаков оставался далёким от такового в российских селениях: «…Казак большую часть времени проводит на кордонах, в походах, на охоте или рыбной ловле. Он почти никогда не работает дома. Пребывание его в станице есть исключение из правил – праздник, и тогда он гуляет. Вино у казаков своё, и пьянство есть не столько общая всем склонность, сколько обряд, неисполнение которого сочлось бы за отступничество» {123} . Земледелием и поддержанием хозяйства продолжали заниматься женщины, дети и те, кто своё отслужил. Так жили казаки до установления советской власти и окончательного расказачивания, когда казачество ликвидировали уже и как сословие.
122
Энциклопедия казачества. С. 161.
123
Толстой Л.Н. Т. 3: Повести и рассказы 1857–1863 гг. С. 151–301.
Глава VI
Язык и письменность
Язык казаков мало отличался от русского. Так принято считать. Но ещё в недавнем прошлом казаки говорили по-татарски не хуже других его носителей; пели татарские песни и пр. «Татарский язык был в большой моде, как в мужских, так и в женских беседах», – писал Евграф Савельев {124} . И вопрос об изначальном языке казаков до настоящего времени остаётся открытым.
124
Савельев Е. П. Древняя история казачества. М.: Вече, 2015. С. 355.
Насыщенность тюркскими корнями характеризует казачий язык настолько, что было время, когда казачья речь считалась славяно-татарской. Чего стоит только отсутствие среднего рода в речи казаков, что близко роднит его с татарским языком: «…Им не пользовались донцы и все те, кто повёл от них свой род» {125} .
В середине XV века в годы правления великого князя Василия II Темного обосновавшиеся в пределах Москвы казаки со своими ханами также говорили на государственном языке Золотой Орды. Это производило впечатление, что Москва наполнилась татарами и слышна только татарская речь.
125
Энциклопедия казачества. С. 742.
С другой стороны, составители Казачьей энциклопедии, ссылаясь на арабских путешественников, указывали, что уже во второй половине IX в., когда после апостольской миссии св. Кирилла и Мефодия (около 860 г.) в Приазовье и по Дону восторжествовало христианство, там зазвучала славянская речь.
В 863 г. в Моравию были направлены братья Константин (Кирилл) и Мефодий, уроженцы города Солуни (Фессалоники) в Македонии. С их именами связаны упорядочение славянского алфавита и перевод большого числа греческих церковных текстов. Первоначально в основе этих переводов лежал с детства знакомый им солунский славянский диалект. Но со временем он обогащался за счет других славянских диалектов, что привело к созданию так называемого старославянского языка {126} . Особенно заметный след он оставил в развитии древнеболгарской и древнерусской письменности.
126
Бычков А. А. Происхождение славян. М.: Олимп; АСТ; Астрель, 2007. С. 60–61.