Каждому свой ад

Адам Майк

Не ожидая, пока я самостоятельно сниму одежду, та, что справа, несколькими ловкими движениями сорвала с меня футболку, а шортики и трусы искусно разрезала ножом, вытащила из-под меня и выбросила на ходу в окно, чуть приоткрытое. Кожаное покрытие, нагревшееся утренним солнцем, неприятно обожгло обнаженную плоть. Я заерзала. Мне тут же швырнули в лицо полиэтиленовый сверток, приказали развернуть его и одеться. Это была кремовая шелковая пижама.

Когда я облачилась в обновку, мне связали руки за спиной, рот заклеили скотчем, голову спрятали в капюшон

пижамы, натянув его на глаза.

Испуганным мышонком я вжалась в спинку сиденья, не зная, что и думать. Похищать меня не имело никакого смысла, если логически рассуждать. Выкупа за меня ни в жизнь не получить, поскольку денег-то у нас не водилось. Как только они появлялись, не задерживаясь, сразу же исчезали. Смайл и мои, и свои средства вкладывал в машину, которая была дороже ему, чем, собственно, я. Может, он вообще обрадуется, что я пропала. Хотя, загибаю. Не такой уж он и плохой. На органы пустят? В проститутки продадут? В рабство?.. А куда милиция смотрит? Человека похищают средь бела дня, а они и усом не шевелят! Вернее, средь бела утра. Поэтому и не смотрит никто. Все спят в свои законные выходные. Вот так умрешь, и никто не узнает, где могилка твоя.

Главный злодей, получивший люлей (стихи прям), сопел впереди, ныл и хныкал, точно девчонка. Пусть бы с меня брал пример. Сижу, беспомощная, в полном неведении, куда и зачем меня везут, и ничего, не жужжу, как говорится. А так хочется зареветь, закричать, чтобы меня спасли, как в дешевых американских фильмах ужасов…

– Это ни в какие ворота не лезет, – канючил терпила. – Не девушка, а просто маньячка какая-то. К ней всем сердцем отнеслись, а она – драться…

– Рот закрой свой! – приказала одна из моих конвойных. – Слушать противно!

– А ты не слушай, – посоветовала ей подруга справа, – добавь еще. Ему же нравится.

– Мне нравится совершенно другое! – поспешил заявить немощный. – И в отчете я укажу всю правду о действиях этой… неблагодарной.

– Заткнешься ты когда-нибудь или нет! – не выдержала та, что слева, и влепила ему затрещину. Тот заскулил и больше за всю дорогу не произнес ни слова, впрочем, как и все остальные, только хныкал потихоньку.

Ехали долго. Я задремала. Очнулась от удара ребер обо что-то твердое, но смягченное, видимо, ковровой дорожкой. Это меня вытолкали из машины. Рывком подняли, просунули руки под мышки и поволокли куда-то вверх по лестнице, застеленной ковровой дорожкой, которую я чувствовала босыми ногами.

Остановились, по всей видимости, у двери. В нее постучали. Дверь отворилась, и меня поволокли дальше. Опять остановились. Посадили на жесткий деревянный стул с полукруглой спинкой, ноги привязали к ножкам стула. Сняли капюшон с головы и сорвали с губ скотч.

Я сидела в центре небольшой полутемной комнаты, стилизованной под допросную. Одно зарешеченное окно, голые стены, как в фильмах про «зону». Из мебели в ней находился еще стол, на которой стояли лампа, графин с водой, два граненых стакана, красная папка лежала посредине стола. Две мои конвоирки застыли в дверях, будто

секьюрити у входов на модные пати.

– И что дальше? – спросила я у них.

Но они не ответили. Они вообще на меня не обращали внимания, будто меня не существовало вовсе. Стояли, как памятники самим себе, уставившись в одну точку и скрестив на грудях руки.

– Дальше что? – повторила я свой вопрос, который повис в воздухе без ответа, как неприкаянная душа.

– А дальше все зависит от вас, – распахнулись двери, и в помещение вошел приятной наружности молодой человек с черными длинными волосами, собранными в хвост, в дорогих туфлях, джинсах и футболке без рукавов, поигрывая внушительными бицепсами.

Он уселся на столе лицом ко мне и уставился острыми колючими глазами.

– Каким образом? – не поняла я.

– Поверьте, вы здесь не случайно, – произнес он. – Никто даже головы не повернул бы в вашу сторону, если бы вы не были собой.

– Это как? – все же не понимала, куда он клонит.

– Между прочим, вы можете прямо сейчас встать и уйти, – вдруг заявил молодой человек, – чтобы не тратить зря ни мое, ни свое время.

– Ни фига себе! – возмутилась я. – Это я еще ваше время трачу?! Вы в своем уме, говорить такое?! И вообще, как я, по-вашему, встану и уйду? Вместе со стулом, что ли?..

– Вас немедленно освободят.

– Зачем тогда везли сюда и устраивали весь этот маскарад?

– Проснулось любопытство? – улыбнулся молодой человек, обнажив прекрасные белые зубы, как у голливудских кинозвезд.

– Это не любопытство, – возразила я. – Вам от меня что-то нужно, судя по всему, а не мне от вас.

– Тут вы ошибаетесь, смею вас уверить, – продолжал улыбаться молодой человек. – Мне вы не нужны абсолютно. А вот то, что я могу предложить вам и, собственно, поэтому мы вдвоем с вами здесь и собрались, для вас непосредственно представляет огромный интерес.

– Удобная позиция, – произнесла я, – предлагать беспомощной жертве свободу, глядя на нее сверху вниз.

– Свободу я вам не предлагаю, – отозвался тот.

– Что же тогда? Несвободой я уже сыта.

– И тут вы ошибаетесь, не разобравшись в понятиях «свободы» и «несвободы». К тому же сами еще не знаете, какое из состояний вам ближе.

– Вы знаете это лучше меня?

– Не я. Я всего лишь, что-то вроде посредника.

– И?..

– Вам же нравится фильм «История О.»?

– Ну, нравится, и что?

– Догадайтесь сами.

– Вы хотите сказать, что построили и открыли замок рабынь? – полоснула догадка, как нож по горлу. – Эдакий проклятый рай для страждущих?

– Не совсем, – покачал головой молодой человек. – Вернее, совсем не то, о чем вы подумали.

– А о чем я еще могла подумать, если вы спросили, нравится ли мне «История О.»?

– Логично, – согласился он. – Но все равно мимо. Объясняю.

– Будьте любезны, – склонила я иронично голову.

– А вам идет, знаете, словесная самооборона, – заметил молодой человек. – Ничего не пописываете случайно?