Каждый убивал
Шрифт:
Остановившись перед столом Татарника, Глеб смотрит в пол. В который раз рассматривает геометрический узор ковра, изученный за годы службы до последней ворсинки. Своего рода фронда – не пялиться в лицо начальнику, не ловить его взгляд. Помогает сгруппироваться, чтобы принять неизбежный удар.
– Ты где весь день шляешься?
Начальственный рык ожидаем и поэтому совсем не страшен.
Дальнейшее Глеб пропускает мимо ушей. Как всегда, если отшелушить мат, то останутся пребанальнейшие лозунги: дисциплина, лояльность, организованность… Вроде той лабуды, что печатали в советских газетах. Их желтеющие
Маятник настроения опять раскачивается, но тут на столе Татарника начинает негромко зудеть телефон. Тактичный звук издает аппарат, который связывает шефа с оперативной частью, то есть с самой существенной частью его службы. Но это же не начальство, поэтому и реакция соответствующая – шеф заканчивает гневную тираду и только тогда рявкает в трубку:
– Что у вас еще?
Негодует, что преступления не сообразуются с его рабочим графиком. Вот бы грабили-убивали только с 10 до 19, не захватывая выходные.
Пока он слушает, сердито расправляясь с парой бумажек, застрявших до конца рабочего дня, Глеб поднимает глаза и пытается прочитать по его лицу, в чем там дело… Но долго гадать не приходится.
– Это же дочь самого Бизяева! Немедленно отправляйте дежурного следователя! – кричит в трубку Татарник.
Целых две фразы без народной лексики…
То, что говорят в ответ, наливает его лицо кровью. Взгляд полковника мечется по кабинету и останавливается на Глебе. Не испепеляет его, а наоборот…
Изрыгая многоэтажную матерную тираду – самонаграда за предыдущее воздержание, Татарник приказывает Глебу заняться свежим трупом.
– Не подведи! Я в тебя верю! – подбадривает шеф и тут же к прянику добавляет кнута: – Головы могут полететь, твоя – первая!
Повезло! Как будто специально подгадал! Жизнь идет мне навстречу!
Чтобы скрыть радость от полученного дела, Глеб хмуро сдвигает брови и чуть было не перебарщивает, заикнувшись про конец рабочего дня и про загруженность… Вовремя прикусывает язык и бегом на первый этаж за официальным предписанием.
25. Ада
А что, если меня опять кто-то видел? – пугается Ада, выбегая из дома, который так недолго побыл Светланиным. Где это я?… Точно же не сюда заходила.
Она осматривается. Благоустроенный двор. Впереди детская площадка, чуть левее – спортивная, за ней стоянка с черными джипами и другими дорогими авто. Дом для богатеньких…
Взгляд натыкается на будку охранников у въезда во двор. Седой коротышка в черном напряженно стоит возле однооконной времянки под бурой крышей. Замечает Аду. Внимательно смотрит – как будто сканирует ее взглядом… Его кустистые, сросшиеся на переносице брови нахмурены, лицо серое, тонкие губы сжаты… Вид зверский… Запомнит? Черт, еще вон милицейская машина подъезжает к шлагбауму… Охранник идет к ним навстречу.
Надо срочно линять отсюда. Как? Вернуться в подъезд? Ада дергает дверь, чтобы заскочить обратно, но она уже захлопнулась, замок сработал… Как бы спрятаться? Где? Налево нельзя – напорешься на ментов, впереди все просматривается. Значит, направо… Она заворачивает за угол дома и попадает в ловушку. Забетонированная площадка огорожена с трех сторон невысоким кирпичным забором. Можно перелезть через него? Ада подходит вплотную к ограде, перегибается и смотрит вниз… Да это как балкон, под ним подземный гараж и автомойка. Высоко… Спрыгнешь – ноги сломаешь…
Куда деться? А если здесь застукают?
Выглянув из-за угла, Ада делает шаг назад. Увидела достаточно. Трое мужчин стоят у двери, из которой она только что вышла. Одного, невысокого, с глубокими глазницами, она точно знает. Это он был у Анжелы… Это он звонил ей насчет Ники… Какой интересный тип… Но если меня сейчас засечет – неприятностей не оберешься. Регистрация, хренация… «Как вы здесь оказались? Что видели?»
Бесправие «понаехавших»…
Мысль о том, что вот сейчас ухнет в пропасть все, чего она добилась, пронзает Аду. На какое-то время она отключается. Но молния, не задев жизненно важные органы, заземляется, и Ада снова начинает соображать.
То, что было, уже не исправить. Да и вообще – все к лучшему. Анжела наверняка обрадуется тому, что Ника отомщена. Виду, конечно, не покажет, а внутри-то у нее загорится! Сама Светлана организовала убийство или нет – какая разница! В любом случае именно из-за Бизяевой погибла верная подруга Анжелы. Не зря же она занесла Светку в список личных врагов.
Теперь, когда место задушевной – задушенной – конфидентки освободилось… Я могу его занять! Я все сделаю, чтобы стать ей самой близкой! Ей, ее любовнику-следователю… Нужно только выпутаться из этой опасной ситуации…
Действуй!
Дрожа от страха, Ада стаскивает с головы приметную зеленую бейсболку с вышитым логотипом лондонского «Хэрродса» и ищет, как бы от нее избавиться. Явная улика, которую запетали все камеры видеонаблюдения. Глаза уже нашли урну, и рука с бейсболкой зависла над ней, но вовремя останавливается: нельзя оставлять и такой след. Урны для сыщика все равно что сундук с драгоценностями для пирата. Избавлюсь от улики в другом месте. Жаль, конечно, расставаться, с любимой кепчонкой. И зеленый так подходит к моим глазам, к виноградным радужкам, но ничего, переживу… Вообще хочется сдернуть с себя всю одежду, которая впитала в себя трупные миазмы.
Тут Ада вспоминает, что в сумке лежит рыжий парик, который она так и не показала неприветливой Анжеле. Напялив его на голову, она надевает еще и темные очки и, убедившись, что следственная группа уже скрылась в доме, медленно, стараясь быть или хотя бы казаться спокойной, идет по двору, надменно кивает старику охраннику – мол, своя – и высвобождается из ловушки.
Куда теперь? Налево, направо? Где тут метро? Всегдашняя топографическая тупость усиливается. Любой новый адрес она ищет на яндекс-карте и распечатывает схему, чтобы не заплутать. Но чертова Светка неожиданно перенесла место встречи… И где было взять Интернет? Не у Анжелы же просить разрешения присесть за ее компьютер…