Каждый убивал
Шрифт:
Да чего я боюсь? Убийцу же нашли! – вспоминает она, но тревога только усиливается. Вдруг Лариса Борисовна что-то перепутала? И Глеб только что ничего не сказал… Депутатка знает, а следователь нет? Быть такого не может! Или он скрытничал?
Зачем?!
Голова опускается вниз, а ноги несут вперед, прочь от всего, что тут сгустилось… Приходится притормозить, чтобы пропустить автобус, из-за которого не видно, сколько машин мчится вслед за ним по Осеннему бульвару. Не хватало еще помереть под колесами… Ада украдкой смотрит назад. Старик делает шаг в ее сторону.
Она
Издалека видно, что нужная маршрутка трогается с места. Как сумасшедшая Ада машет рукой, кричит: «Подождите меня, подождите!» – и по проезжей части несется вперед. Услышали-увидели. Машина притормаживает…
Тяжело дыша, Ада высматривает свободное место в самом конце салона. Маленькая победа помогает чуть пригасить непомерное, уже трудно переносимое возбуждение, и ожидаемые заторы на Рублевке почти не нервируют. Удается отключиться и ни о чем не думать.
41. Глеб
Где ты, Анжела? Знать бы, что ты делаешь, о чем думаешь…
42. Анжела
Смех… Звонкий женский голос… И другой, тоже женский… Сиплое подхихикиванье…
Сон или явь? Непонятно… Где я? Как разобраться?
Анжела смутно догадывается, что надо бы открыть глаза, встать… В квартире веселятся или, может, на улице? Но стеклопакеты не пропускают внешний шум… Может, я окно открыла? Надо встать… Надо…
Внизу живота болезненное давление, горло жжет… Из-за беспорядка в голове не понять, в чем дело… Веки такие тяжелые – трудно поднять, руки-ноги не двинуть…
Никак не устранив неприятные ощущения, Анжела снова проваливается в забытье… Но это уже не полная отключка. Она становится участницей какого-то нелепого триллера…
Как будто ей на шею накинута удавка, которую медленно, мучительно долго стягивают сгрудившиеся вокруг нее люди… И каждый старается, чтобы она хорошо его рассмотрела…
Тапир…
Все-таки ненавидит… Более-менее понятно. Я вернулась, нарушила его планы… Но смертный приговор – это уж слишком…
Бизяев…
Ему-то я чем помешала? Насчет Ники никаких улик не раскопала, к убийству Светки никак не причастна… Ну, была мстительность, но прошла же сразу… Мне даже жаль его… Что-то вокруг него происходит, это точно. Но не я же виновата!
Ада… Господи, а она тут при чем? Ну полная же хрень!
Анжела силится открыть глаза, чтобы прогнать морок… и горлу больно… но подсознание подсовывает еще одного участника коллективного действа.
Глеб…
Быть этого не может! Чего только не приснится! Глеб, который помогает найти убийцу Ники… Глеб, который ради меня… У него такая сила внутри… Никому ее не демонстрирует, от всех скрывает… Но я-то чувствую! Да он убьет ради меня… Но не меня же…
Во сне проговорился – наяву поплатился…
Раскашлявшись, Анжела сползает с дивана, босиком по ковру к выходу из комнаты и плечом толкает первую дверь. Уф, попала в нужное место.
И тут она понимает, что в запотевшей душевой кабинке кто-то есть. Странно… Тапир что ли приперся в гостевую туалетную комнату? Зачем? Никогда здесь не мылся. Рядом со спальней есть своя, огромная…
– Ты что тут делаешь? – спрашивает Анжела, стараясь перекричать бульканье воды.
– Дурацкий вопрос… – лениво комментирует высокий женский голос.
«Я его где-то слышала…» – мелькает у Анжелы.
– Сейчас домоюсь и выйду… Начинайте без меня… – меланхолично добавляет неопределяемая знакомка из душа.
Не дожидаясь, когда раздвинется непрозрачная створка, Анжела выбегает в коридор и броском к спальне.
Застывает в дверном проеме. Через порог не переступить – как будто преграда тут выстроена. Прозрачная, но рассматривать типичную картину заурядной оргии противно… Не хочу! Увы, сцена сама властно застревает в башке, с самыми обидными подробностями.
Широкая попа нависает над голым распластанным Тапиром… На смуглой глади ни следа целлюлита… А Анжеле приходится вести с ним ежедневную, утомительную и дорогостоящую борьбу…
Возле пуфика валяются Тапировы твидовые брюки, на них раскинуто тонкое, недешевое кружево… Значит, он разделся первым… Или его раздели… Один из лифчиков размера пятого… Это у той, что моется?…
На тумбочке – открытая бутылка «Вдовы Клико» и три антикварных фужера из цветного русского хрусталя, которые она привезла ему из Москвы… «Красный будет только твоим, никому никогда не дам из него пить», – пообещал тогда Тапир. Обрадовался эстетному и дорогому подарку.
Вранье! Как все, что было у нас с ним…
Надо уйти!
Уйти, не посмотрев на его лицо? Глаза в глаза! Взгляд как выстрел…
Анжела дожидается, пока смуглопопая закончит возиться с правой рукой своего любовника и обернется.
– Присоединяйся! – по-русски приглашает полуафриканка, нисколько не смутившись.
Знакомая телка… Точно! В Аскоте многозначительно кивнула Тапиру, сузила карие глазки, чтобы пульнуть ими в Анжелу, и не остановилась, прошла мимо… Любопытство, тогда нисколько не ревнивое, Тапир не удовлетворил. «Так, с бизяевским бизнесом связана…» Опять этот Бизяев… Значит, не профессиональная шлюха… От этого еще мерзее.
А Тапир наконец почувствовал что-то неладное. Открывает глаза и приподнимает голову настолько, насколько ему позволяет привязь. Лицо бледнеет, рот открывается и… ни звука… Немая сцена.
Анжела молча достает мобильник, фотографирует своего дружка… Его рожу, в которой читается досада, злость… Да любую пакостную эмоцию можно прочитать в морщинах, исказивших его лицо. Кроме стыда и вины… Кроме раскаяния. Такой и правда может удавку на шее затянуть.
Запечатленная картинка напомнит, что все кончено, если Тапир вдруг опять попытается ее разжалобить. Как было, и не раз.