Каждый за себя
Шрифт:
– Покахонтас мало говорит, - сказала спокойно Алиса.
– Индейцы очень немногословные. Ей, видимо, стало тебя жалко, раз она сказала про грибы и травы. А Эсмеральда вообще неболтлива. Или поёт и пляшет, или ругается.
Девушка встала, подошла к Айе и поглядела с сочувствием:
– Тебя Мать Тереза приволок. Нашел в старом доме и притащил. Он вечно всех жалеет. Особенно девчонок. Я принесла кое-какую одежду. Примерь.
На удивление, Алиса сейчас казалась вполне разумным человеком. Айя медленно поднялась
– Боишься?
– спросила она с пониманием.
Айя кивнула.
– Зря, - сказала Алиса.
– Чего бояться-то? Вылечили, одежду вот дали. Все ж хорошо.
Это прозвучало донельзя отрезвляюще.
– А штаны-то почти в пору, хоть ты и дылда, - удивилась тем временем Алиса и поднялась на ноги. Развернула девушку к себе, спросила безо всякого перехода: - Звать как?
– Айя Геллан.
– Значит так, Айя Геллан, - сказала Алиса.
– Бояться не стоит. Но и глупости делать тоже. Одни глупости, знаешь ли, влекут за собой другие. А нам ведь этого не надо?
– Не надо, - согласилась собеседница и вдруг спросила: - Это ты была недавно там, за стеной?
– она кивнула на соседнюю комнатушку и лишь после этого сообразила, что ляпнула малость не то. Просто голос показался знакомым.
Алиса не обиделась, пожала плечами и легко ответила:
– Я. А ты, значит, давно проснулась?
– Нет, - помотала девушка головой.
– Учти, - сказала Алиса.
– Мы - не самое плохое, что может произойти в жизни. Совсем не самое плохое. Даже, скорее, очень хорошее. Поняла?
Айя кивнула.
– Ты умеешь быть благодарной?
– тотчас последовал вопрос.
– Не знаю...
– честно ответила девушка.
– Я постараюсь.
Алиса вызывала у нее противоречивые чувства. С одной стороны - доверие, с другой - опаску. Может быть, потому, что она то вдруг казалась совершенно нормальной, то вдруг безнадежно сумасшедшей?
– Там... сказали, что я... подарок...
– решилась произнести Айя.
Собеседница плюхнулась обратно на спальник:
– Подарок? Кому?
Девушка опустилась на соседнюю лежку и сказала, показывая глазами на дверной проем:
– Ему...
У Алисы во взгляде мелькнуло что-то похожее на гнев.
– Ты вещь? Или шлюха?
– спросила она с внезапной злостью.
Айя растерялась от столь резкой смены настроения:
– Нет...
– тихо ответила она, боясь неосторожным словом или движением раздуть злость в ярость.
– Значит, хочешь быть подарком?
– уточнила странная девушка.
– Тоже нет.
– Ну, так и не будь, - легко заключила Алиса и брыкнулась на спину.
– Ты хоть раз видела бармаглота?
Айя ответила с опаской, не пытаясь даже предугадать, какой может быть реакция:
– Нет...
Алиса перекатилась на живот, подперла подбородок ладонями и уставилась на собеседницу:
– А мюмзика?
– Тоже.
Ноги в полосатых чулках болтались туда-сюда:
– Я тебе так скажу. Некоторые вещи лучше не видеть. Совсем. И не знать про них ничего. Потому что с некоторыми знаниями крайне непросто жить. Но бывают и другие знания. Неприятные тоже. Однако знать их надо. Понимаешь?
– Да, - кивнула Айя.
– Так вот, тебе надо знать одну неприятную вещь. Если ты сюда попала - тебе повезло. Но если ты нужна ему, - она указала глазами на дверь, - тебе совсем не повезло. Однако с ним можно договориться. Если включить мозги. Вряд ли это будет просто. Но выбора у тебя все равно ведь нет. Такие дела. А чего ты его, кстати, так боишься?
– она вдруг перестала болтать ногами и засмеялась.
– Неужто в деле увидеть успела?
Айя замялась, но Алиса угадала ответ и продолжила:
– Для неженки из белого сектора - да, зрелище, наверное. Только запомни: в этом мире очень мало того, что именно такое, каким кажется на первый взгляд. Не знаю, зачем ты ему, но, уверяю, сюрпризов тебя ждет масса.
– Спасибо, - ответила девушка.
– Не за что. А! О неприятной-то вещи я не сказала, - спохватилась Алиса.
– А неприятная вещь вот в чем: не хочешь быть подарком - свободу свою выбивай сама. Если сможешь, конечно. Потому как, если не сможешь - это значит, что свобода тебе без надобности. Что ж это за свобода, если ее кто угодно может отобрать?
– Сколько тебе лет?
– спросила вдруг Айя.
Собеседница села и посмотрела остановившимся взглядом в стену. При этом лицо у нее вдруг стало... У Айи к горлу подступил ком - смесь жалости и тоски.
– Четырнадцать. Двадцать. Тридцать. Иногда даже и сто. Время - величина относительная.
Она резко поднялась и, не сказав больше ни слова, вышла.
Айя несколько секунд сидела в тишине, глядя в опустевший дверной проем, а потом поднялась и скользнула к окну. Осторожно открепила угол пленки, стараясь не порвать. Выглянула наружу.
Первый этаж!
Первый!
Она уже собралась сорвать полиэтилен и влезть на подоконник, когда от двери спокойно сказали:
– Не советую. Во-первых, ребята обидятся - у них не так много пленки, а, во-вторых, под окном мины.
Айя рывком обернулась. Напротив стоял давешний знакомый. Девушка лишь сейчас разглядела его толком. Здоровый. Выше нее аж на полголовы. А ведь Айя в своей интернатской группе была не только самой тощей, но еще и самой высокой - парни в подмышку дышали.