Каждый за себя
Шрифт:
Пока Су Мин тянула через трубочку свою слабенькую и сладенькую бурду, подошёл официант и замер рядом, чтобы проводить за столик.
Винс, сохраняя каменную морду, про себя всё-таки усмехнулся. Игры. Старые добрые игры. Демонстрация. Только теперь уже для него. Что ж, приятно...
В этот миг кореянка вдруг дёрнулась. Еле-еле, однако рейдер насторожился - не просто же так она согласилась именно на "Хризантемы", чего б ей тут напрягаться?
– С гайдзинами, значит, мы не встречаемся?!
– квадратный негр с толстой шеей, обритой башкой и выразительной эспаньолкой
– А этот типа, мля, узкоглазый?! Типа свой?!
Колоритный мужик! В зимних спортивных штанах, толстых кроссовках, с золотым перстнем на мизинце. Винсент готов был спорить, что на шее под футболкой у чернорожего болталась и золотая цепь, толщиной с палец. А вот думать он явно не думает. Приписать кореянке японское слово... намекнуть, что она японка. Или ему все азиаты на одно лицо? В любом случае, за куда меньшее убивают на месте.
Тем временем из-за спины крутого "спортсмена" неслышно вышел Ушлый, уже надевший шляпу. По пятам за бонзой проследовали двое его охранников. Место встречи, значит? Хе-хе...
Пока Винс с интересом разглядывал нового представителя сектора, тот многозначительно подвигал тяжелой челюстью и ткнул пальцем в рейдера:
– Эт, типа, не гайдзин?
Су Мин к удивлению Винса в ответ лишь расслабленно улыбнулась и развела руками:
– Бивень, твой отец был бакланом. Твой дед был бакланом, - девушка облокотилась о стойку.
– И твой сын тоже будет бакланом. А кто все твои женщины, я лучше промолчу.
Правая ладонь кореянки развернулась к бугаю, и тот вдруг, коротко дёрнувшись, упал.
– Впрочем, о чём говорить с бакланом?
– девушка посмотрела на официанта.
– Веди. Мне надоело тут стоять.
Уже подходя к столику, Винс сказал:
– Беспроводной тазер - не самая надёжная вещь.
Его спутница пожала плечами:
– Кого любит мир, тому и соломинка - надёжный мост, - в полутьме улыбка девушки была не видна, но угадывалась в голосе.
* * *
У Айи опять болела голова. Не остро, до рези в глазах и тошноты, а нудно, монотонно. Боль расходилась волнами, как круги по воде. Разбуженная внезапной пробежкой и грохотом выстрелов, она родилась, словно далекое эхо. Только, в отличие от эха, не удалялась, а наоборот, неспешно приближалась, усиливалась.
У кроликов было тепло, но слишком людно. Общий зал у них, видимо, редко пустовал. А ещё на скамье возле стены девушке отчего-то именно сейчас было неудобно. Собственная одежда, впервые за последние дни сидящая по размеру, начала раздражать и мешать. Хотелось сдернуть с себя всё, вплоть до белья. Казалось, каждый шов впивается в тело. И голоса раздражали, и запахи. Даже нет, не раздражали. Бесили.
Однако народу припёрло трепаться. Керро, Алиса и Роджер свалили в одну из комнат, видимо, обсуждать грядущий рейд. Потом к ним присоединился Мать Тереза. Сидящие возле окна Эсмеральда, Питер Пэн и Тарзан резались в карты и о чем-то спорили. Карты шуршали и звонко шлёпали рубашками об стол. Эсмеральда притоптывала тяжёлым ботинком. Питер Пэн громко и заливисто смеялся... Чуть в стороне Покахонтас равнодушно разбирала свою снайперку. И все эти звуки Айю тоже неимоверно раздражали.
А ещё начала чесаться голова. Невыносимо! Откуда-то изнутри. И запястья. Девушка скребла их, пока не поняла, что вот-вот раздерёт до крови. Даже сидеть не было никаких сил!
Она поднялась, прошлась по комнате. По счастью, никто не обратил на эти передвижения внимания. Зашёл Железный Дровосек. Приставил к стене штурмовую винтовку, порылся в лежащем на скамье шмотнике, достал из него что-то съедобное и бутылку воды. Сел на лавку, зашуршал обёрткой.
В этот миг у Айи со звоном лопнуло терпение, накрыв отдачей.
Безо всякой причины захотелось подойти и ударом ноги опрокинуть прислоненное к стене оружие. Так, чтобы с грохотом! Чтобы летело по полу! Чтобы все вскочили, заорали. Чтобы драка. У неё ведь нож есть. Конечно, она не отобьется. Но зато хоть повеселится.
– Мелкая, ты чё? Вштыривает?
– спросил вдруг Дровосек, пристально глядя на девушку.
Покахонтас отвлеклась от своего занятия. Картёжники тоже прервались, оглянулись и теперь смотрели спокойно, но настороженно.
– Нет, - хрипло ответила Айя.
– А то я не вижу, - мужчина отставил в сторону бутылку с водой.
– Иди, ляг. Без дурости только.
Вот как он догадался? И что такое с ней? Почему он понимает, а она нет? Бесит!
Айя с размаху села на лавку и замерла, уставившись под ноги.
– Вали спать, - миролюбиво посоветовал Дровосек.
– Это в тебе адреналин бурлит. Отдохнёшь, и пройдет. А не пройдёт, доктор пилюльку даст. Не мечись. В глазах рябит.
И он снова захрустел сухарем.
Девушка посмотрела на собеседника. Он был рыжим. Но не таким, как она. Борода, волосы и брови - тёмно-медные. Лицо приятное - веснушки бледные, но не безобразными кляксами, как у Айки, а такие мелкие и редкие.
– Иди, - ровно повторил мужчина.
Может, он прав, и надо всего лишь выспаться?
В соседней комнате было пусто, если не считать Доктора Куин, которая, устроившись на одном из спальников, чесала перед зеркальцем длиннющие волосы, присыпанные каким-то порошком.
– Ты отдыхать, дорогая?
– осведомилась Микаэла, услышав шаги Айки.
– Угу, - буркнула та.
– Душ в наше время - роскошь, - спокойно пояснила Куин.
– Но химия спасает от вшей и грязи. У тебя чистая голова?
Айя мрачно кивнула.
Микаэла продолжила размеренно водить щеткой по волосам, вычёсывая порошок. По мере того, как тот осыпался, длинные пряди становились всё более блестящими и даже начали потрескивать от статического электричества. Когда волосы стали совсем чистыми, женщина стянула их кожаным шнурком, отряхнула юбки и подошла к угрюмой гостье.
– Почему же чешешься?
– спросила Док.
Девушка на это пожала плечами. Говорить не хотелось. Щемило затылок, болел лоб, все тело зудело, одежда мешалась, а изнутри поколачивало - не дрожью, но каким-то чуть вибрирующим напряжением.