Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине
Шрифт:
— Не ваше дело… рабочий.
— Пастухов! Големба! Сюда! — закричал околоточный и, достав свисток, пронзительно засвистел.
Из мглы выросли сразу трое:
— Слушаем, ваше благородие.
— Вот эти двое, что прикатили на извозчике, — социалисты. Взять их!
— Погодь малость! — зычно пробасил вышедший из толпы богатырь и поднес к носу околоточного увесистый кулак. Толпа сомкнулась вокруг городовых.
— Как? Угрожать?! — закричал околоточный.
— Я говорю, погодь! — более грозно
— Я… я выполняю свой долг, — дрогнувшим голосом забормотал околоточный.
— Мы тебе пропишем долг, сукину сыну. Мы с тобой за все рассчитаемся… и за убитых товарищей тоже… Поезжайте, ребята!
Из толпы выскочил шустрый, небольшой человек в полушубке и побежал к участку, но за ним бросились сразу трое и поймали его.
Степан тихонько толкнул Козлова, кивнул в сторону извозчика:
— Спасибо, друзья! Спасибо! — сказал Козлов и они побежали к извозчику, сели в сани. Тотчас в сани вскочил незнакомый молодой рабочий. Молча пожал руку Степану и Козлову.
— Давай, милый, к Екатерининской больнице, — шепнул он извозчику. — Это рядом.
Сани скрипнули и понеслись. Было слышно, как шумит метель и как у проходной грозно гудит толпа рабочих.
У больницы, в свете тусклого фонаря тоже толпились рабочие — друзья и родственники погибших и пострадавших. Ждали, пока из хирургического отделения вернутся «ходоки», посланные узнать, есть ли надежда на исцеление обожженных взрывом.
Молодой рабочий в надвинутой на самые глаза ушанке, что приехал со Степаном и Козловым, велел им ждать в санях, а сам подошел к толпе и долго шептался с двумя парнями.
Потом все трое подошли ближе к саням, крикнули Степана. Степан подошел, поздоровался за руку.
— Друзья! Мы, рабочие вагоностроительного, всем сердцем с вами. Душевно сочувствуем вашему горю.
— Спасибо! Вот помогли бы нам листовку отбить. Хоронить собираемся послезавтра.
— Времени, правда, мало, но можно попробовать. Я это возьму на себя. Только кто бы помог описать все, что было?
— Мы набросали тут, да не знаем… Надо бы кому из студентов показать.
— Я свяжусь с землевольцами — они помогут. Дайте надежного человека, который бы все мог рассказать.
— А вот Кирюха, что с вами ехал, — самый подходящий. Он человек верный и все может обрисовать…
— Ну что, Кирилл, едем? — спросил Степан.
— Раз посылают товарищи, я хоть в огонь готов!
— Тогда условимся так: Кирилл вас известит, где и как надо будет взять листовку. Через него и держите связь. А на похороны придут рабочие со многих заводов. Похороны должны вылиться в новую рабочую демонстрацию. Поднимайте своих, ребята!
Степан пожал руки рабочим и вместе с Кирюхой пошел к саням, где дожидался Козлов.
— Ну что? — шепотом спросил Козлов, выбирая снег из бороды.
— Нужно срочно отпечатать листовку. Она составлена.
— Тогда поехали к Жоржу, — шепнул Козлов. Степан понимающе кивнул и крикнул кучеру:
— На Петербургскую сторону, любезный!.. «Жоржем» среди пропагандистов звали студента Горного института Георгия Плеханова, с которым Козлов был знаком. Да и Степан помнил его — оратора на демонстрации у Казанского собора.
С извозчиком расплатились, не доезжая до дома двух кварталов, и пошли пешком.
Как ни отряхивались у подъезда, в квартиру вошли завьюженные.
Плеханов, вышедший на условный звонок сам, всматривался, недоумевая.
И лишь когда Козлов снял свою мохнатую, белую от снега шапку, он радостно улыбнулся, стал пожимать гостям руки, провел к себе в комнату.
Гости разделись.
Плеханов внимательно посмотрел на Степана.
— С вами мы, кажется, встречались! Лицо очень знакомое.
— Я был на демонстрации у Казанского собора.
— Вдвоем с Пресняковым?
— С ним.
— Отлично помню. Рад познакомиться поближе.
— Халтурин! — протягивая руку, отрекомендовался Степан.
— Знаю. Много слышал о вас от рабочих, — пожимая ему руку, приветливо сказал Плеханов. — А вы? — спросил он, рассматривая молодого рабочего.
— Я с патронного, Кирилл Зуев.
— Отлично! Прошу к столу, господа. Самовар только поспел.
— Спасибо!.. Но у нас дело неотложное, — заговорил Козлов. — На патронном большое несчастье. Произошел взрыв.
— Взрыв! Есть жертвы?
— Шестеро, — вздохнул Кирюха. — И покалечило многих.
— Какое несчастье! Отчего же это произошло?
— Начальство… не доглядело, говорят…
— Рабочие хотели бы ко дню похорон отпечатать листовку, — заговорил Степан, — и похороны превратить в демонстрацию протеста.
— Правильно. Наши землевольцы поддержат. Думаю, что и листовку сумеем… Когда похороны?
— Послезавтра.
— Так… Надо подумать над текстом.
— Наши сами написали, да боятся, что не совсем грамотно, — сказал Кирюха.
— А ну-ка, покажите, — Плеханов развернул лист бумаги, исписанный карандашом, крупным почерком, разгладил.
— Грейтесь чаем, друзья, ведь вы замерзли, а я пока пробегу.
Козлов разлил чай и, посматривая на Плеханова, стал согревать о стакан озябшие руки. Степан отпил несколько глотков и отодвинул стакан.
— А знаете, это неплохо! — заговорил Плеханов. — Тут есть такие сильные фразы, которые могут написать только рабочие. Хорошо. Мы лишь поправим ошибки и напечатаем в первозданном виде. Как ваше мнение, друзья? — обратился он к Козлову и Халтурину.