КД 6

Круто заложив вираж, на белоснежный берег, освещенный розовым предрассветным небом, опустилась гигантская птица. Сотни выбеленных жарким солнцем костей захрустели под её лапами. Недовольно помотав головой, увенчанной красным хохолком, она в немом ожидании уставилась на спрыгнувшего с нее молодого мага трехсот восемнадцатого уровня. Высокий, даже для своего народа темный эльф поправил корону и поплотнее запахнулся в плащ, когда-то принадлежавший Архимагу Мерлину, основателю Столичной Академии Высшей Магии. На костлявой фигуре он сидел не очень, но бонусы, которые он давал были просто за гранью реальности, пусть и игровой. И к тому же он хорошо защищал от ветра, который подняли опускающиеся рядом другие птицы. Пожилой, серьезный мужчина соскочил на устилающие землю кости, и вся эта мешанина тут же начала вспучиваться, выпуская наружу плоды больной фантазии сумасшедшего художника: скелет трицератопса ощетинившийся двухметровыми шипами и огромным костяным стрелометом, взгромоздившемся на спине чудовища. Второй скелет был похож на человека, только семи метров роста, до макушки закованного в полный костяной доспех. Они встали за спиной мужчины, бдительно всматриваясь вдаль своими пустыми глазницами. С другой стороны к магу подошла воительница,

облаченная в полный легкий мифриловый доспех, вооруженная такой огромной адамантовой сковородой, со стенками в два пальца толщиной и гнутой, испещрённой светящимися рунами ручкой из рога алого дракона, что вполне была способна с одного удара переломить голень трущегося сзади костяного великана. Со сковородки на кости пляжа падали капли жира и шел такой аромат, что у всех заурчали животы. Воительница недовольно поморщилась, ее выдернули прямо из кухни, не дав даже помыть любимое орудие труда. Воздух рядом с ней задрожал и из него вынырнул остроухий, жадно принюхивающийся эльф, но увидев направленные на него хмурые, сосредоточенные взгляды, отошел на шаг под бочок к статной эльфийке, на спине которой был приторочен торчащий над головой чуть ли не на метр изящный, усыпанный многочисленными усиливающими геммами лук. Последним со своего питомца слез трехметровый огр закованный в неподъемный адамантовый доспех, кираса которого была полностью испещрена знаками отличий, полученных на турнирной арене. Легко поигрывая зажатым в лапе двухсоткилограммовым молотом, зашагал вперед, дробя в пыль попадающие ему под ноги черепа.

— Начнем?

— Люди, ну, и все остальные тоже, — из-за спины огра вышел паладин — массивный полуорк, правда, на фоне огра смотрящийся мелковато, — может сначала пикничок по старой памяти устроим? А то, если вдруг нам действительно удастся Пахана обратно вернуть, вы же знаете, он нам покоя потом не даст, будем в три смены опять впахивать, а я только двадцать минут как на пенсию вышел…

Все переглянулись…

— Отличная идея, давай!

Повинуясь жесту некроманта, кости зашевелились, образуя удобные на вид ажурные кресла, стол и очаг. В очаге сразу вспыхнул негасимый огонь. На него плюхнулась уже смазанная жиром адамантовая сковорода, зашипев на ней уютно улеглось пяток замаринованных с вечера стейков, рядом примостился крупно порезанный болгарский перец и баклажаны. Над Белым Берегом поплыл невероятный аромат жарящегося мяса. Забулькало вино, купленное на столичном аукционе, по шесть тысяч золотых за бутылку, янтарно-рубиновыми волнами растекаясь по хрустальным бокалам. Над группой игроков повисло небольшое облачко, накидывая на них легкую тень. Под присмотром неусыпных взоров двух поднятых гигантских скелетов они весело переговаривались, вспоминая былые приключения. Хотя, по правде сказать, дозор скелетов был здесь не нужен. Долгие столетия здесь не водилось никого страшнее кроликов пятого уровня. Те пушистыми комочками скакали по пляжу, не обращая на них никакого внимания, чего нельзя было сказать о игроках: уже десяток пушистиков, недовольно ворча, выполняли роль подушек, для удобства подложенных под бок или поясницу блистательным воителям.

— Калян, ты жуй- жуй, но не забывай, что нам рассказ задолжал. Сначала улетел непонятно куда, а вернулся с горшком полным первозданного Хаоса, потом, стоило нам из игры выйти опять нас в нее загнал, а сам исчез на полгода, давай, рассказывай, что за дела вокруг творятся?

Темная тень скользнула по лицу Коляна, но все же он начал рассказ:

— Вы помните, дело было на следующее утро после того, как наших девушек похитили. Ночью тогда я нажрался как свинья…

Очнулся я, как после сильнейшего похмелья: в голове туман, всё тело болит, голова просто раскалывается, а в левой руке засела тупая пульсирующая боль. Приподнявшись, попытался оглядеться. Левая рука запульсировала ещё сильнее, видимо, пролежал на ней всю ночь — затекла до невозможности. Поднял руку к глазам и не поверил увиденному. По всему предплечью, от локтя и до запястья, её обвивал рисунок змиеподобного существа. Господи, — собрались в голове осколки мыслей, — неужели я вчера так нажрался, что в мою пустую башку пришла мысль татуху набить?! Я поскреб воспаленную кожу, действительно татуха, с изображением безвременно погибшего Горыныча. Его татуированное змеиное тело обвило предплечье, спустилось к запястью, нырнуло на другую сторону, перебираясь на ладонь, на которой и была выбита его голова. Я тупо уставился на выбитую на ладони морду родного существа, и в голове звенела только одна странная мысль — вроде тату на ладони не набивают… Больше мыслей не было, башка просто разваливалась и болела она именно с похмелья. Сколько же я выпил вчера? Не помню.

Раздался громоподобный стук в дверь, от которого голова чуть не взорвалась, надо быстрее вниз спуститься попросить у МарьИвановны бульончику волшебного, а то от любого звука к суициду тянет все больше. И кому там спокойно не живется? Кому, кому? Наверняка это Пахан заявился, у него просто талант появляться в самый не нужный момент. По двери загрохотало снова, и я, пока мозг не потек из ушей, поторопился открыть дверь, хмуро глядя на нашего сумасшедшего предводителя:

— Собирайся Калян, нам надо серьезно поговорить, — сказал он, после чего, не дожидаясь пока я все-таки оденусь, схватил меня за руку и поволок куда-то вглубь коридора. Прохладный утренний воздух неприятно овивал мое оголенное тело, разбитое мощнейшим похмельем. Прицепленные к трусам подтяжки для гольф неприятно хлестали по ногам.

— Стой, куда ты меня волочешь? Пару минут нельзя обождать, пока я подлечусь?

С одёжей я уже разобрался, зайдя в инвентарь и набросав в слоты части своего доспеха.

— Написечник забыл одеть, — сказал Пахан и ухмыльнулся, глядя на то, как я пытаюсь посмотреть вниз все время утыкаясь взглядом в торчащий вперед нагрудник.

— Стареешь, Калян, вот и зеркальная болезнь подобралась к тебе не заметно. А похмелье лечить не надо, ты мне как раз и нужен в самом угрюмом своем настроении.

— Да? — Удивился я, — и с чего это вдруг?

— Во-первых, потому что ты не сможешь на меня громко орать, а во-вторых, в таком состоянии тебе тяжелее будет меня убить.

— Зря ты на это надеешься, я так давно мечтал это сделать, что никакое похмелье мне не помешает.

— Ну, тогда остается только пункт первый, — горестно вздохнул он, заволакивая меня в комнатушку, посередине которой стоял небольшой столб, на котором высился красно-черный кристалл роста — защитник нашего дома. За последнее время он неплохо подрос, и получил множество новых функций, связанных

с благоустройством дома. Однако в данном случае Пахан, видимо, хотел воспользоваться другим его свойством, а именно тем, что он не давал никому подслушивать проходящие в этой комнате разговоры. Этого было нельзя сделать ни просто ушами, ни магически, ни подослав астрального шпиона, и никаким другим способом. Что, интересно, он собирается мне такого сообщить, что это надо говорить именно здесь, а не внизу, как обычно, у нашего стола за кружечкой антипохмельного бульончика.

— Что бы ты не сказал, — проворчал я, плюхаясь в старое кресло и принимая из рук главы флягу с квасом, — вряд ли ты кого-то этим удивишь и это можно было бы сказать внизу…

— Я — Малыш.

Достав платок, Пахан спокойно оттер лицо от брызг непроизвольно выплюнутого мной кваса и поинтересовался:

— Ну как, можно было сказать это там, внизу?

Прочитав на моем лице всю гамму разнообразных чувств, он поспешил меня немного успокоить.

— Вернее, когда-то был. Хотя даже не так. Мы сосуществовали в одном теле. Хотя и это не совсем верно…

— Стой, стой, стой! — остановил я его бормотанье, — ты, что, головой ударился, что ты такое несешь?!

Он поднял руку, останавливая меня.

— Я понимаю твои чувства, и все это трудновато объяснить…

— Объяснить!? Объяснить!? Как такое можно объяснить?!

— Черт, похмелье не сработало, ты все равно вопишь как резанный… да сядь ты уже, и топор убери. Убери топор, говорю, ты мне сейчас им нос отчекрыжишь! Пей свой квас, и слушай, я попробую объяснить. Хотя чего там, я и сам все до конца хорошо не понимаю…

— Да я…

— Помолчи, говорю, мне и так тяжело.

— Тяжело ему… — пробурчал я, но снова сел на жалобно скрипнувшее под моим весом кресло, положив топор на колени. Ага так я его и убрал, как же… после такого-то заявления…

— Случилось это со мной очень давно, мне тогда еще не было двадцати…

— Конечно не было, мы только пару недель назад твое двадцатилетие справляли, — снова не выдержал я, — или это тоже обман?

— Нет… и да, я не знаю, дай все расскажу, а потом вместе решим, как и что. Как я и сказал, случилось это давно, когда я служил в армии. Отношения с сослуживцами у меня не задались и общаться, в основном, мне приходилось с голосами в моей собственной голове. Они и раньше в ней присутствовали, но практически себя не проявляли, однако во время службы все стало меняться: тяжелые физические нагрузки, общий стресс, достающие на каждом шагу сослуживцы… — я все больше стал погружаться в себя, и даже общаться с голосами в голове, пока не настал тот самый день… Воинские учения максимально приближенные к боевым. Шесть утра, рассвет, а мы только четыре часа как вернулись с марш-броска, который, к слову сказать, нас послали после того, как я предложил провести небольшую дополнительную тренировку перед ответственными учениями. Я ждал от сослуживцев проклятий, но нет, все вели себя тихо. Я еще подумал, что у них на это просто сил нет, я и сам еле на ногах держался, однако все было не так просто. Наше отделение, получив боевую задачу, продвигалось к цели, пока не добралось до полуразрушенного бункера, мы спустились туда, чтобы оценить обстановку, тут-то все и началось. Я шел одним из первых, как неожиданно получил сильнейший удар прикладом по ребрам. Одно ребро сразу треснуло, и я свалился, завопив от неожиданности и боли. И тут удары посыпались один за другим. Пинали ногами обутыми, естественно, в тяжелые армейские ботинки. Ребра начали лопаться одно за другим. Боль была дикая, перед глазами стояла сплошная алая пелена, в ушах громыхали проклятия в мой адрес все больше распалявшихся сослуживцев. В глазах почернело, затем все звуки вдруг пропали, и я увидел себя словно со стороны, стоящим в окружении семерых испуганных парней. Восьмой, вопя катался по полу. Он держался руками за лицо, из-под которых во все стороны брызгала кровь. Вернее, он держался за то, что когда-то было под его лицом, потому что, его лицо было зажато у меня в одной руке, в другой же ладони перекатывалась граната с выдернутой чекой. Через миг граната полетела на пол, а мое тело, схватив вопящего солдата укрылось за ним, а еще через миг граната рванула. Я все еще наблюдал за этим сверху, поэтому отлично видел, как стены бункера окрасились красным, а помещение заволокло дымом, затем стены сотряслись от воплей раненых и умирающих. А после этого начался кошмар: мое тело, не смотря на разорванную мышцу на ноге, под управлением чужого разума поднялось, и я смог рассмотреть свое лицо. Покрытое кровью оно блаженно улыбалось, глаза же были абсолютно мертвые: у местных вампиров они и то живее. Это сочетание настолько меня испугало, что я заметался в поисках выхода, но его не было. А мое тело, вытащив саперную лопату, подошло к оставшемуся без ног солдату, пытающемуся отползти в сторону, и начало рубить его на куски. Мое сознание начало гаснуть, погружаться само в себя, но зрелище это я досмотрел до конца: перебитые суставы, выпотрошенные животы, безумное бормотание новорожденного монстра… м-да-а, Малыш… Хотя Малышом он назвал себя гораздо позже, потому что имя Павел с греческого переводится как Малыш, и потому что, как он любил выражаться: "Я люблю пошалить"… Калян, ну, что ты на стенку лезешь? Если надо будет, я тебя и там достану, и заканчивай уже вопить! И в дверь биться бесполезно, я ее запер! Вернись на место, будь мужиком! Э, нет, нет, ты чего..?!

Когда Пахан вернулся после возрождения, настроение шутить у него пропало окончательно.

— Сядь, — жестко приказал он, и я тут же плюхнулся в кресло. — Да, я понимаю, для тебя это шок, но хватит уже истерить, сиди и слушай. Хотя слушать осталось не так и много. Я помню все как в тумане: заполнившие мое сознание различные личности не подпускали меня к управлению нашим телом, максимум что я мог, это оставаться сторонним наблюдателем, да и то не часто. В основном телом управлял ПалМихалыч, неплохой в общем-то мужик, но, когда инициативу перехватывал Малыш, все превращалось в настоящий кошмар. Смутно еще помню первую жену и рождение сына, впрочем, к тому моменту мы уже жили отдельно, помню вторую — красивую брюнетку, с мертвыми глазами, нелюдимую и боготворящую Малыша. Похоже это была его жена… наша жена. Что они творили в том бункере, что располагался под гостиничным комплексом… словами не передать. При появлении здесь, в игре, я настолько ошалел от того, что у меня есть свое тело, что просто неподвижно замер на несколько минут. Затем был голос, он сказал что-то типа: " Он приведет их ко мне, проследите за этим". После чего последовал страшный удар по голове, и я умер, очнувшись уже в нашем замке. Тогда мне это показалось бредом, но теперь я все больше утверждаюсь в мысли, что Малыш ждет, когда я приведу вас всех к нему. В общем, именно поэтому ты и должен нас предать…