Кельтский круг
Шрифт:
— Вот так я наладила контакт…
— Что делает мой отец? — Голос Бабетты был еле слышен.
— Он живет в Мелле возле Оснабрюкка. У него строительная фирма. — Мать выглядела так, словно сама внезапно оказалась в большом бизнесе. — Он хочет познакомиться с тобой, дочка.
Глаза девочки наполнились слезами.
— Мне хочется жить у тебя, — сказала она Ильдирим. — Но я еще никогда не видела отца…
Прокурор устало кивнула. Разве можно сердиться на девочку? Да и вообще, с какой стати она отбирает у женщины ее дочь? Она набрала полную грудь воздуха:
— Так, фрау Шёнтелер. Бабетта все чаще и чаще
— Уж он позвонит, — зловеще пообещала Шёнтелер, — это точно, как аминь в церкви. Он тоже считает, что дочь должна жить у матери.
Ильдирим встала:
— Я сказала, на сегодня хватит. В следующий раз позвоните, если будете опаздывать, иначе разговор не состоится.
— Дорогая моя, я с радостью осталась бы с тобой здесь или забрала тебя к себе. — Шёнтелер смотрела на сонную дочь с новым чувством. — Но сейчас ничего не получится, потому что тетя Ильдирим запрещает. Только, дочка, то, что ты мне сказала, это мы должны сказать фрау Ильдирим прямо сейчас. Она не станет тебя ругать, если я буду рядом.
— Скажи лучше ты, — торопливо прошептала Бабетта. Такой она когда-то пришла в эту квартиру, совсем тихой и робкой. Чувство нежности вернулось к Ильдирим, смешавшись с разочарованием.
— Дело в том, — торжествующе объявила мамаша, — что Бабетта видела убийцу, того самого, ненормального, который говорил про плазму.
Шум в правом ухе Ильдирим замер, описал безумный круг по ее телу и внезапно возник с другой, левой стороны.
Шаги? Иногда Тойер слышал, как в нижней квартире ходила соседка-пенсионерка, бывшая банковская служащая, но сейчас она в отъезде. Снова легкий шум, тихий, словно крадется тень, тихие шаги по ковровому покрытию. Дверь в гостиную была лишь прикрыта. Теперь сыщик окончательно проснулся. Если он сейчас резко встанет, тоже возникнет шум. Он выпрямился очень осторожно. При ночном освещении спальня показалась ему совсем маленькой. Он поглядел в щелку, насколько это ему удалось. От света, лившегося с Брюккенштрассе через окно, на стене гостиной плясало зеркальное отражение узора на занавесках. Нет, это невозможно. Точно невозможно. Почему именно он должен стать очередной жертвой убийцы? Но почему нет?
Между стенами и занавеской возникла тень. Черная.
«На мне дурацкие трусы, — подумал Тойер. Мысль проявилась четко, словно высеченная на камне. — Таким меня и найдут».
Чья-то рука показалась между косяком и дверью. С оглушительным воплем, причину которого он и сам не понимал, Тойер вскочил с кровати и изо всех сил набросился на дверь. Теперь закричал непрошеный гость. Сыщик рванул на себя дверь и с силой ударил туда, где пятно было особенно темным. Все затихло. Хрипло дыша, Тойер зажег свет.
Перед ним лежал на полу оглушенный Вольфганг Ратцер, студент теологии со времен динозавров, носитель баварских кожаных штанов, частный мистик, обуреваемый огромными амбициями, а теперь еще и правонарушитель, проникший в чужое жилье.
Комиссар
— Вы сломали мне палец, — вопил Ратцер. — И ужасно сильно ударили в грудь.
Пока Тойер одевался, его, опытного полицейского, раскрывшего на своем веку не одно убийство, огорчало, что он даже не двинул этому идиоту в челюсть.
Ильдирим лежала в ванне. Бабетта с несчастным видом сидела на закрытой крышке унитаза. Затуманенным взором прокурор глядела на свои торчавшие из воды груди и, превозмогая смертельную усталость, вспоминала хит «Островок с двумя горами».
— Почему ты не сказала мне об этом? — Она пыталась сохранять ласковый тон, но получалось плохо. Разочарование, бессилие душили ее. Короче, она была почти как настоящая мать.
— У тебя так мало времени… — Девочка вот-вот расплачется, а Ильдирим, к своему стыду, не испытывала никакого сочувствия. — Я думала, ты рассердишься на меня. Ведь я должна сразу возвращаться домой после школы, а я сегодня еще погуляла. Я рассказала бы тебе завтра утром или даже сегодня вечером. Так уж получилось, что маме я сообщила об этом раньше.
Все верно. Ильдирим в этот вечер работала с документами, наспех поджарила яичницу и снова взялась за бумаги. В душе она была почти благодарна фрау Шёнтелер за опоздание.
— В следующий раз я поджарю прокурорские акты и сяду высиживать яйца, как любая глупая курица, — вздохнула она. — Так, повтори еще раз. В половине шестого ты еще шлялась в районе клиники.
— Тут вдруг появился он и протянул мне записку. Тогда я убежала. Домой.
Поеживаясь от холода, Ильдирим вылезла из ванны:
— Надо позвонить Тойеру, немедленно. Ты пять часов болталась по городу. Часто ты так делаешь?
— Иногда я забываю про время и не понимаю, что творится вокруг. Хожу словно под водой.
Голая Ильдирим постеснялась обнять девочку. У Бабетты таких преград не было.
— Сейчас ты думаешь, что я тебя не люблю, но это не так. Честное слово.
— Нет-нет, я так не считаю, — солгала приемная мать.
Ратцер со стоном пошевелился и сел на полу. Хозяин квартиры нарочно устроился повыше, в кресле. Из предосторожности он положил на колени оружие — попугать злоумышленника, но тот пребывал уже в таком состоянии, что и помыслить не мог о новом риске.
— Так, господин Ратцер, — твердо начал Тойер, хотя сам еще не оправился от шока. — В прошлом году мы задержали вас, когда вы бесцеремонно вторглись в наше расследование, утаили информацию и даже проникли в чужое жилище. Хотели покрасоваться перед всеми. Тогда вы сиганули из окна, и только случайность спасла вашу глупую жизнь — вы угодили на перголу. Завтра же пойду на Флорингассе и арестую владельца перголы. Ну, чем могу служить?
— Вы, циничный человек, у меня есть информация. — С искаженным от боли лицом Ратцер пощупал свои посиневшие пальцы. Он по-прежнему носил жалкую бородку клинышком, особенно дико смотревшуюся с зеленой вязаной безрукавкой поверх бело-красной клетчатой рубашки. Разумеется, на нем были и кожаные штаны с застежкой ниже колен. Наряд завершался немыслимыми в таком сочетании некогда белыми кроссовками на босу ногу.