Кепка с карасями (сборник)
Шрифт:
– Здравствуй, Александр, – сказал Кошкин.
Старик кивнул.
– Никого не видел? – спросил Кошкин.
– Видел.
– Кого?
– Босого мужика.
– Тю! – сказал Кошкин. – Какого босого мужика?
– Тю, – сказал теперь уже старик Александр. – Косолапого.
Кошкин плюнул с досады: он вспомнил, что «босым» называют медведя.
– А больше никого не видел?
– Видел.
– Кого?
– Обутого мужика.
– Ох, – рассердился Кошкин, – дело говори!
Но старик Александр
Было тихо, тихо, тихо. Но вдруг откуда-то сорвался ветер, закрутился колесом и донёс до Алого запах, странный, недобрый. Тронул ветер верхушки ёлок и тревожно затих и так притаился, как будто ветра и не было на свете…
Алый взял след. И теперь Кошкин продирался за ним через густые терновники, скатывался в овраги, поросшие ежевикой. Алый шёл по следу возбуждённо – острый, чужой запах бил прямо в нос.
Алый зло залаял, и сразу Кошкин увидел человека – на дереве.
Он сидел на дереве, на дикой яблоне, – словно пантера, прижался к чёрному корявому суку.
– Вниз!
И человек спрыгнул с ветки и, отряхиваясь, заговорил:
– Да я так просто, яблочков хотел пожевать, яблочков.
– Оружие – на землю!
– Да нет у меня никакого оружия, – сказал человек. – А я так просто, яблочков хотел было пожевать, кисленьких.
И вдруг он прыгнул на Кошкина и в ту же секунду оказался на земле, потому что Алый сшиб его с ног и прокусил руку, сжимавшую нож.
– О-о-о! – закричал человек, а потом замолчал – так страшно было увидеть над собой раскрытую собачью пасть…
Когда Кошкин вёл его на заставу, он всё бубнил:
– А я-то яблочков хотел было пожевать… – А потом оглядывался на Алого и говорил: – У-у-у! Дьявол проклятый!
Алый бежал сбоку, и, что он думал в этот момент, сказать трудно.
Так и служили Кошкин и Алый на границе.
Командир заставы часто посылал их в секрет. Они прятались в кустах и следили, чтоб никто не перешёл границу.
Они так прятались, что их нельзя было увидеть, а они видели всё. Словом, секрет.
Пробегал мимо заяц – они даже и не шевелились. Если пробегал шакал, тогда Алый думал: «Беги, шакал, беги. Жаль, что я пограничная собака, а то бы я тебе уши-то пооборвал».
Кошкин, конечно, не знал, о чём думает Алый, но сам глядел на шакала и думал: «Жалко, что Алый – пограничная собака, а то бы он от этого шакала камня на камне не оставил».
Вот так и служили Кошкин и Алый на границе. Время шло и медленно и быстро.
«Медленно-то как идёт время», – думал Кошкин иной раз.
«Быстро-то как время бежит», – думал он в другой раз.
Уже наступила весна. С гор текли ручьи из растаявшего снега и льда. На некоторых тёплых местах даже пошевеливались змеи и ящерицы. Было полно подснежников и горных фиалок.
Кошкин и Алый шли по инструкторской тропе.
От ручьёв и тающего снега, мокрых камней и свежей земли, от цветов и от ящериц стоял такой могучий и нежный запах, что у Кошкина кружилась голова и он был ужасно чему-то рад.
Алый фыркал, водил по сторонам мокрым носом и тоже был странно возбуждён.
«Ёлкины палки, – думал Алый, – что это со мной творится?» Он как-то не понимал, что просто его охватило весеннее собачье веселье.
Чоп-чоп-чоп-чоп! – Алый бежал по оттаявшей вязкой земле.
Фру-фру-фру-фру! – теперь он ломал ледяную корку.
Они спустились в ущелье, и Алый зло ощетинился. И Кошкин сразу увидел следы.
Огромные, чёрные, они ясно отпечатались на вспаханной полосе. Это были совсем свежие следы медведя.
«Может быть, человек?» – подумал Кошкин. Он знал, что есть люди, которые надевают на ноги подобия медвежьих лап, чтобы перейти границу.
Кошкин внимательно оглядел след. Сомнений не было – медведь. Но надо было проверить.
Алый чуть дрожал, скалил зубы, чувствовал зверя. Ясно было – медведь. Только надо было проверить.
– Вперёд! – шепнул Кошкин.
Алый туго потянул поводок и пошёл по следу.
Солнце поднялось выше, и ручьи заурчали погромче. Послышались новые, самые разнообразные звуки: какие-то потрескиванья, позвякиванья, потряхиванья.
«Оррк! Оррк!» – орал в небе огромный ворон, утомлённый солнечной весной.
След привёл к большим камням, которые громоздились в устье ущелья. Камни были покрыты ледяной коркой, а на ней мелкой россыпью бродили ручейки, разрезали узорными желобками лёд. От камней поднимался пар.
Они вбежали в облако пара, и тотчас закружились белые струйки, как будто все бесчисленные весенние ручейки вдруг рванулись вверх, к небу.
«Ах! Ах! – залаял Алый, и залаял он не так, как обычно, а странно: – Ах! Ах!»
Огромный зверь встал перед ними. И так близко, что видны были весенние капли в блестящей шерсти.
Медведь!
Кошкин изо всей силы рванул поводок и отбросил Алого назад.
Но медведь был по-весеннему зол. Он вздыбил шерсть и замигал глазками, красными и разъярёнными. Прыгнул вперёд, подцепил Алого лапой.
Алый увернулся бы, да камень помешал – камень, окутанный паром. От страшного удара Алый взлетел в воздух, разбрызгивая капли крови.
«Алый!» – хотел крикнуть Кошкин, но крикнул только: