Кетополис: Киты и броненосцы
Шрифт:
Тук-тук-тук.
Джо подхватывает Ирландца под локоть, тащит к черному ходу.
Роберт, шатаясь, бредет по переулку, выходит на улицу.
Отпирается засов. Приклад летит Джозефу в лицо. Парень падает. Свет фонаря на скрюченной кисти.
Ирландец идет по бульвару, все еще сжимая кольт. Черные фигуры за спиной. Вспышки выстрелов.
Роберт падает ничком. Взлетает и видит, как подбегают к распластанному телу каракатицы. Заламывают руки…
Он поднимается выше над городом. Дома становятся маленькими, игрушечными. Он несется туда, к морю, над которым начинает багроветь восход. Видит маяк и себя, Роберта, на площадке у фонаря. Ветер треплет волосы, полощет парусом ткань. Он стоит в распахнутой рубашке. Смотрит на город. На губах его змеится улыбка.
Роберт мчится
Киты.
Их тысячи, сотни тысяч, но Роберт узнает каждого. Исполинские кашалоты и гренландские гладкие, синие и горбатые, финвалы и сейвалы, маленькие полосатики, гринды и бутылконосы. Они плывут отовсюду, собираясь вместе, выстраиваются в линию, которая начинает закручиваться. Гигантская спираль разгоняется, все быстрей и быстрей мелькают хвосты, пенится вода, отступает к краям воронки. Она растет, ширится, тянется вглубь на многие мили, ко дну. И там, на дне, в обрамлении угольно-черного моря, Роберт видит ослепительно белый песок. И крест, делящий на четверти круг.
Он сверкает, наполняя слезами глаза.
– Почему? Почему так поздно? – все, что может спросить Роберт.
– Так было нужно, – отвечает Голос. – Но теперь чаша наполнена. Теперь твое время пришло.
Свет снова ударил по глазам, запустил радужные пятна. Глухо стукнула пуля о дно лотка.
– Шейте, – кивнул врач ассистенту и снял марлевую повязку. Развернулся к двум мужчинам в форме каракатиц. – Вы не поверите, господа! Жизненно важные органы не задеты! И, кроме того, – понизил он голос, – у парня железное сердце. Я впервые вижу подобное и с удовольствием понаблюдал бы за этим пациентом.
– Конечно, доктор Шинталь, – глянул на карманный хронометр один из каракатиц, тот, что постарше, и ухмыльнулся. – Наблюдайте. У вас есть целых три часа. Пароход на рудники отбывает в девять.
Не хороните меня в море, я прошу
Посвящается моей дочери Ажени,
с любовью.
«…Еще одна старая песня китобоев, на этот раз совсем уж печальная. Меня она настолько растрогала, что я даже решил сопроводить приблизительный, как всегда, перевод гравюрой из замечательной книги „Убийство китов, правила и способы, в кратком изложении с иллюстрациями“, где моряки зашивают в мешковину своих погибших в бою товарищей.
Эта грустная песня родилась, как утверждают источники, из одной записи в судовом журнале обычного кетополийского китобойного судна, которую я приведу здесь:
„Понедельник, 18 октября 1880 года.
Этим утром мы занимались похоронами матроса, упавшего с мачты. Мы зашили его труп в старую мешковину, прикрепив к ногам пушечные ядра, затем положили на сходни. Капитан произнес: „Все готовы?“, и господин Гиффорд наклонил сходни так, чтобы тело соскользнуло в море. Не было ни прощальных речей, ни молитв. Однако ночью, в часы „собачьей“ вахты, мы с остальными китобоями собрались в носовой части корабля и, как могли, помянули погибшего товарища, похороненного в полной тишине. Один из нас, Томми Уильсон, своим красивым голосом запел: „Не хороните меня в море, я прошу!“, и лучше этого ничего в тот момент придумать было нельзя“.
Он повторял нам хрипло и тоскливо:Не хороните меня в море, я прошу!Почти угасли его жизненные силыИ смерть ему шептала: „Я спешу“.„Лежать хочу у отчего я крова,Где матери молитвы, плач сестры —Услышу я из сумрака глухого,Из вязкой замогильной пустоты.На кладбище, заросшем василькамиЧью красоту никак не опишу,Хотел бы я лежать под серым камнем.Не хороните меня в море, я прошу!Ведь там, в глубинах, вместо щебетаньяВеселых птиц и шелеста деревЯ буду слышать змей морских шуршанье,Да волн печальных сумрачный напев.О, если б знали вы, как о земле мечтаю!Как океана и пучин страшусь!Душа моя трепещет, отлетая.„Не хороните меня в море, я прошу!“С тем умер он. Команда, опечалясь,Бедняги тело вынесла на ют.А за бортом, играя и плескаясь,Шумели волны, моряка приют.Был там и я, с тех пор прошло немало,Но и сейчас, когда куплет пишу,Я будто слышу голос тот усталый:„Не хороните меня в море, я прошу!“Кит над городом: история любовницы
Я открыла глаза. Лизи – бледная, растрепанная – вытирала мне пот со лба. Воск свечи, которую она держала в дрожащих пальцах, капнул мне на руку.
Больно.
Больно! А раньше не чувствовала, хотя на руке уже несколько белых оплывшихся точек. Значит, была без сознания… Скверно.
– Слава господу, очнулись. Я думала, не придете в себя уже… Как вас било, мотало как! Пена изо рта шла, – зашептала девушка. – Хотела за доктором бежать, но вы не велели.
– Не кричи, Лизи. – Ее шепот и впрямь действовал на меня как крик. – Сколько времени сейчас?
Лизи посмотрела на часы:
– Восемь часов и три доли… октябрь.
– Слава кальмару, а то я подумала, что месяц в себя не приходила, – я нашла в себе силы пошутить.
Но припадок в этот раз и впрямь был долгим: длился несколько часов. Прежде такого не случалось. Сегодня китобоям неслыханно повезло, они вернутся в город героями. А может быть, дело в том, что я становлюсь старше. Когда-то я просто чувствовала уколы в сердце, теперь вот и до припадков дошло.
Ясно одно: Большую Бойню мне точно не пережить.
В Кето я приехала три года назад. Когда я сошла с трапа корабля, меня охватило странное чувство. За четыре года странствий я успела объехать полмира и из юной восторженной девушки превратилась в женщину – хоть молодую, но уже опытную и много повидавшую. Немного на свете осталось диковинок, способных меня удивить, но еще ни разу меня не посещало подобное ощущение.
Я прижала руки к вискам, чтобы понять, что говорит мой внутренний голос. Голосов было два: «Добро пожаловать домой, девочка», – шептал один. «Уезжай немедленно! Пропадешь!» – кричал второй.
Я была близка к тому, чтобы шагнуть назад на трап и, высыпав в широкую ладонь капитана пригоршню монет, попросить увезти меня куда глаза глядят.
– Госпожа, не зевайте, чемоданы уведут! – раздался третий голос.
Шустрый узкоглазый мальчишка-носильщик улыбался во весь свой щербатый рот.
Это решило дело.
Я должна осмотреть город, прежде чем трусливо сбегу. Оставаться здесь я не собиралась: Кето – последний город на земле, где мне хотелось бы жить. Гнилой городишко: здесь убивают китов. Сделать я все равно ничего не смогу: я всего лишь женщина, слишком слабая, чтобы бороться.